И правда, то одного филона к нам подсунут, то другого, и группа у нас набралась такая, что рот не разевай! Есть такие здоровенные, что Три Кости, когда стыдит, называет их женихами.
Ну, другие к ней попали за провинность, а мы вчетвером за что?
Когда нас привели и распределяли по группам, заведующий посмотрел на цыганенка и говорит:
- Ишь, какие у тебя глаза быстрые. А это твои товарищи?
- Товарищи, - отвечает Петька.
- Тогда их всех к Быстровой.
Из-за Петькиных глаз теперь мы и страдаем. Заведующий тоже! Мягко стелет, да жестко спать!
Один раз я поставил около дверей ведро на щетку.
Думаю, как откроет дверь Петька, на него и свалится ведро с водой, а вместо него возьми да открой Три Кости. Даже я испугался. А она отряхнулась, взглянула на меня зло своими глазищами и ушла, даже слова не сказала. Добрый человек поругал бы как следует, а эта, видно, зло затаила.
На второй день я ее встречаю и говорю:
- Елена Ивановна, если уж вы на меня сильно обиделись, скажите заведующему, пусть он меня накажет.
- Я скоро обо всех вас буду говорить! - сердито ответила она и слово свое сдержала.
Приходилось ли кому-нибудь видеть ворвавшегося на метле в открытые двери избы беса? Мне прежде тоже не приходилось. Но по бабушкиным сказкам я представляю: волосы у беса должны быть растрепаны, глаза как плошки, рот открыт и дышать он должен, как в жаркую пору собака.
Как-то вечером, точно бес, к нам в спальню влетел цыганенок Петька. Прибежал, пыхтит и слова выговорить не может, рот то открывает, то закрывает, будто в нем вертит горячую галушку.
- Что с тобой? - спрашиваем мы.
- Пацаны, атанда, - наконец выговаривает Петька, - надо скорее смываться из колонии.
- Что случилось?
- Нас хотят взорвать.
- Кто? За что же?
- Три Кости.
Я прищуриваю глаза и представляю махонькую нашу воспитательницу - в ее сухонькой, узкой ручке дымящаяся бомба, какие рисуют на плакатах у толстых буржуев.
- Петька, ты, наверное, врешь?
- Вру? Да пусть меня три раза поразит гром на этом месте, если я вру! Сам собственными ушами слышал.
- Расскажи по порядку, как и где ты слышал, - говорит Володя.
- Где слышал? Прямо у нее на квартире.
- Как ты туда попал?
- Как попал? Сама же она пригласила. Как где ни увидит меня, говорит: "Ты бы зашел ко мне, Петя, мы бы с тобой поговорили, чайку попили". Раньше все как-то стеснялся заходить, а сегодня думаю: "Чего я стесняюсь, пойду чайком живот погрею". Подхожу к ее двери, слышу из ее комнаты голос заведующего. Заглянул осторожно через окно, а там все воспитатели сидят и о чем-то спорят. Думаю: о чем они спорят? Прислонился к двери, слышу - про нас разговор идет. Три Кости говорит: "Эту четверку разными беседами и уговорами не переломить, их надо взять методом взрыва. Антон Семенович Макаренко к такой категории беспризорников всегда применяет этот метод".
- Так она и сказала? - спросил я.
- Прямо уж, верь этому Петьке! - усмехнулся Володя.
- Не верите?! Тогда пойдемте туда, они, наверное, и сейчас про нас говорят.
Мы быстро поднялись с постелей и побежали к дому, где жила Три Кости. Подойдя к флигелю, мы действительно услышали голоса.
- Вот, я вам говорил, что они еще спорят о нас! - припав ухом к двери, шептал Петька.
Я тоже прислонился к окну, стал прислушиваться.
Но там особенно страшного ничего не говорили. Воспитатель Сорока из какой-то тетради вычитывал наши поступки, и затем каждый поступок обсуждали все воспитатели. Наконец Василий Иванович хлопнул ладонью по краю стола и сказал:
- Ну что ж, я согласен с вами, Елена Ивановна, и думаю, четыре намеченных вами взрыва дадут хорошие результаты. Итак, смело берите фитиль, благословляю вас на подвиг.
При этих словах у меня даже рот открылся.
- Что, не правду я говорил? - около моего уха зашептал Петька.
- Ничего, не робейте, ребята, - сказал Володя. - Самое главное - не отрывайтесь от меня, а я бронированный, все будет в порядке.
Теперь мы жили в тревоге. От воспитателей и колонистского начальства держались как можно дальше и подумывали о побеге.
Взрыв произошел внезапно, и он обрушился на Володю Гончарова. Как-то утром Володе вручили письмо, которому он очень удивился, потому что Володя писем никому не посылал. Письмо оказалось от Горького.
Алексей Максимович писал:
"Уважаемый Володя, я твои стихи прочел. Чувствуется, что ты будешь поэтом, но надобно ли будущему советскому поэту писать дешевенькие стихи? Присмотрись-ка, друг Володя, что делается вокруг, какие воздвигаются заводы, какие поля засеваются, с каким усердием работают люди. Ведь только поэт без души может пройти мимо, не воспеть величие наших строек и труд наших людей".
А в конце Алексей Максимович написал:
"...Я очень жду от тебя ответа и твоих стихов, смелых, жизнерадостных и правдивых".
Володя был ошеломлен этим письмом. Он подошел к Елене Ивановне, спросил ее:
- Откуда про меня узнал Горький? Как попали к нему мои стихи?
- Я послала, - спокойно ответила Три Кости.
Вечером, встретив Люсю, Володя сказал:
- Ты вот что, Люсенька, больше мои песни не горлань по колонии.
Володя и так редко расставался с книгами, а после письма стал читать еще больше.
- Володя, а взрывы... - говорили мы.
- Взрывайтесь на здоровье, - отвечал он нам, - не мешайте мне. Самому Максиму Горькому готовлю стихи.
Вот так Три Кости вырвала из нашей компании самого старшего товарища.
А через неделю стряслась беда с Люсей Кравцовой. Бегает она по колонии и кричит всем:
- Я теперь певицей буду.
- Да кто тебе сказал, что ты будешь певицей? - спрашиваем мы с Петькой.
- Как - кто? Артист из театра, самый настоящий артист. Он проверял голоса, а у меня, говорит, самый лучший, и, как немного подрасту, даже могу петь в театре. Жаль, что нет у нас пианино. Но завхоз обещал где-то достать. Будет у нас пианино, этот артист каждый день со мной заниматься станет.
- Врут, никто тебе пианино не достанет, - говорит Петька.
Через несколько дней в колонистский двор въехала ломовая телега, а на ней стояло черное ободранное пианино.
- Вот и привезли! - радостно закричала Люся и туг же побежала к телеге. - Оно настоящее? - обратилась она к угрюмому на вид бородатому завхозу.
- Настоящее - это да, но только что-то плохо дрынькает, сказал завхоз.
Вокруг пианино собралась почти вся колония.
- А как же быть, если оно не играет? - спрашивала Люся у завхоза.
- Это уже, дочка, не твоя забота, - отвечал завхоз: - если в мои руки попалось, значит, будет играть.
- Вы сами сделаете?
- Может, и не сам, но, если сказал - будет играть, значит, будет.
На следующий день в нашей колонии появился худой, морщинистый человек.
Назвался он Феклушкиным.
- Так-с, так-с, - глядя на пианино, проговорил Феклушкин, - настройка этого чудовища, судари мои, стоит не менее двухсот рублей, если еще не больше..
- Бога побоялся бы говорить такие слова, Аким Кузьмич! Пианино ведь чье? Сиротское. Я думаю, мы сойдемся с тобой полюбовно: за так его настроишь.
- Конечно, конечно, - уже ковыряясь внутри пианино, ворчал Феклушкин. - Здесь нет средств, там нет средств, а мастер Феклушкин извольте делать все за спасибо и питаться божьим духом.
- Дяденька, - почти со слезами просила Люся, - мы вас очень, очень просим.
Три дня Феклушкин настраивал пианино, три дня ворчал, а на четвертый аккуратно сложил в чемоданчик свои инструменты и торжественно сказал:
- Извольте-с, ваше пианино в полном порядке.
- Дядя Феклушкин, - обрадованно закричала Люся, - какое вам спасибо!
Люся теперь целые дни сидела у пианино и одним пальцем играла, играла, играла. В определенные часы прикатывал на велосипеде высокий мужчина, и тогда уж под его аккомпанемент Люся пела. Иногда после окончания урока учитель говорил ей:
- Ну, девочка моя, если мы и дальше так будем заниматься, то добьемся неплохих результатов.
Подглядывая в окно за игрой Люси, Петька говорил:
- Эх, остались мы с тобой вдвоем, Ванятка: Володя от книг и головы не поднимает, Люся тоже целыми днями бубнит. Знать, позабыли они о своих друзьях. Но мы уж с тобой всегда неразлучны будем.
- Остужев, где ты прячешься? - раздается голос дежурного по колонии.
- А что случилось?
- Быстро одевайся в рабочую форму, сейчас поедешь с ребятами собирать фрукты в деревню.
- Фрукты? В любое время.
- Я тоже? - говорит Петька.
- Тебя в списках нет. Быстрее, Остужев, все уже готовы.
- А надолго едем?
- На целый месяц. Да что ты мне допрос устраиваешь? Быстрей беги одеваться.
Когда я пришел к центральному зданию колонии, где у нас устраивались всякие сборы, там уже было полно ребят.
- Остужев, сюда! - крикнула Три Кости.
У меня упало сердце. "Ну, - думаю, - в деревне она мне отомстит за ведро со щеткой. В колонии бы за меня в случае чего могли заступиться Петька с Володькой, а там..."
