Темно.
Осталось последнее и очень важное. Дернул за леску. Там, наверху, опрокинулась плошка со скунсом. Теперь мой ночлег не учуять.
Темно. Папа мурчит. Я полежал, с удовольствием ощущая покой, тепло и безопасность. Успокоился.
Разбудила меня Алиса. Мерзким довольно способом — стала прыгать у меня на груди, чуть ребра не поломала.
Я ничуть не сомневался, что это Алиса — никто бы такого не придумал. Хорошо хоть водой не полила, с нее бы пришлось. Перевернулся, уперся руками, оттолкнулся.
Мне всегда нравилось наблюдать за пробуждением со стороны. Земля, трава, цветочек, грибы, может быть, даже. И вдруг все это разваливается, и наружу появляется Гомер. А из-под бузины Сим, а из-под кочки Ной…
— Подъем! — крикнула Алиса жизнерадостно. — Подъем, Калич, людям жрать охота! А ты все спишь. Или кошака там своего зажевал?
Я вылез из колыбели и стал сворачивать спальные принадлежности.
— Жрать охота, — повторила Алиса. — Не знаю, как ты, рыбец, а я уже пять дней ничего нормального не ела.
— А ириски? Мы же…
— Ириски — это чтобы в животе не урчало. Для того, чтобы жить, нужно жрать много мяса.
Я от мяса не отказался бы, но где тут его возьмешь?
— Еще чуть-чуть и тебя сожру, — Алиса щелкнула зубами. — Или этого твоего Филимошу.
Алиса протянула палец, Папа предупреждающе зашипел, выставил лапу для обороноспособности.
— Ох ты! — улыбнулась Алиса. — Жрать любит, а чтобы его сожрали, нет. Какой…
Папа фыркнул.
— Значит, охотиться будем. Тут очень хорошие угодья. Надо взять к востоку, километра три. Туда. Там кабаны, я тебе говорила. Давай, сворачивайся скорее.
Я свернулся.
Мы направились на восток Пробирались зигзагами, то влево, то вправо, то назад возвращались, как и раньше. Странно она все- таки передвигается, думал я. Топчется на месте, туда-сюда кругами. Следы, что ли, путает? Я запутался давно уже, помню, что выход на востоке.
А может, и правильно путает. Не знаю, чувство постороннего присутствия меня не покидало, и понять я никак не мог — это на самом деле, или только мне кажется?
Алиса шагала, само собой, первой, я за ней. Рассказывала про какие-то чудесные таблетки, которые появляются ближе к центру, съешь — и невидим, одно плохо, приходится голым ходить. А есть Вечный Переулок. В нем особый дождь пролился, вечный. Раньше умели разное делать. Вот чтобы предметы долго не портились — их специальным лаком покрывали. И они как новенькие хоть сто лет. А потом придумали дожди из лака, они и до сих пор иногда идут, если попадешь под такой — всегда будешь новеньким. А есть еще Белое Здание. Но его никто не видел. Вернее, его видели, но только перед самой смертью. Это как знак Человек идет по городу, никого не трогает и вдруг видит Белое Здание. Такой небольшой домик, один уровень, с зеленой крышей. Стоит себе и стоит. И после этого с человеком обязательно что-нибудь нехорошее случается. Умирает человек Причем всегда страшно так, нехорошо. Этот дом, он появляется и исчезает…
— С чего это вдруг? — перебил я. — С чего это дома ходят?
— А с чего не волк, а волкер? — вопросом на вопрос ответила Алиса.
— Ну, волкер — погань, это понятно. Но у него ноги есть. А у дома ног нет. Разве поганство и на предметы распространяется?
— Кто знает… Все может распространяться, все это ползет из Центра. Ты Белое Здание не видел случайно?
Я помотал головой.
— И то хорошо. Белое Здание — это да… А За Третьим Кольцом еще и не такое…
— Почему у вас тут все так устроено? — перебил я. — По кольцам? Все в кольцах. Большое кольцо, маленькие кольца, под землей кольца…
— Дубина ты рыбинская, — как всегда, нагло ответила Алиса. — Ты что, совсем ничего не знаешь?
Я не знал.
— Весь мир устроен по колечному принципу. Земля летит вокруг Солнца по кольцу, другие планеты тоже, и вообще, весь мир движется по кольцам. Как на небе, так и на земле. Кольцо.
Алиса сложила из пальцев кольцо, поглядела на меня.
— В мире все круглое, — сказала она. — Только у тебя голова квадратная. Но тебе идет. А ты про Красную Бутылку слышал? Нет, конечно, я все время забываю… Так вот, Красная Бутылка, она…
Я отметил, что постепенно я привыкаю. К Алисе, к ее манерам. К тому, что она все время смеется, к Рыбинску. Мне даже казалось, что мы с ней уже давным-давно знакомы. С позапрошлого гола.
— … Тот, кто выпьет из этой бутылки, он сразу с ума сходит. Набрасывается на всех, убить пытается. Так в себя никогда и не возвращается, приходится пристреливать.
У нас тоже такие истории рассказывали, похожие. Только не про Красную Бутылку, а про Ложного Рыжика. Что в лесу будто есть такие вот Ложные Рыжики, грибы то есть, они маскируются под обычные рыжики, вместе с ними растут, а потом кто-нибудь собирает, ест — и все, в припадке. Так что у нас теперь рыжиков и вообще не собирают.
— Зачем тогда пьют из этой бутылки? — спросил я.
— Считается, что некоторые не помирают, — ответила Алиса. — Считается, что некоторым она помогает.
— В каком смысле?
— Бессмертия в смысле. Был вроде вот… Выпил из Красной Бутылки — и все, до сих пор живет. И ни пуля его не берет, ни болезнь какая. А раны затягиваются. Так что многие рискуют.
— Жить не хотят, — сказал я.
— А ты хочешь?
Алиса схватила меня за рукав.
— А чего же не хотеть? Все хотят…
— Нет, это понятно, что все хотят. Труперы, наверное, тоже хотят. А вот конкретно ты почему хочешь?
— Привычка, — сказал я.
— Что?
— Привычка. Вот у нас кузнец, Кузя, он всю жизнь кует, это его ремесло, он привык. А моя привычка жить, выживать. Ну, территорию еще зачищать.
— Убивать то есть?
— С чего это убивать вдруг? — обиделся я. — Я никого не убиваю. И не убивал никогда, я же не убийца какой-нибудь. Убивают грешники, а я праведник.
— Постой! — Алиса остановилась. — Как это ты никого не убивал? Вот совсем недавно ты накрошил бомберов…
— Ну и что? Это же не считается. Тот, кто привешивает к поясу человеческие головы, сам не человек уже давно. Это просто разновидность погани, а погань я зачищаю. Успокаиваю, если хочешь.
— Так просто?
— Конечно, — кивнул я. — Все просто. Враг — есть враг. И лучше, когда у него в башке пуля, а не у тебя.
— Ага, — кивнула Алиса. — Так значит, ты праведник… Не, я не пойму все-таки… Они ведь умирают… Все, в кого ты стреляешь.
Я помотал головой.
— Они не умирают, — сказал я. — Умереть может тот, кто живет. Крыса, лягушка, они умирают. А эти все не живут. Они уже мертвы. Но ходят. Некоторые даже бегают. А я делаю так, чтобы они не ходили и не бегали. Совмещаю смерть с неподвижностью.
Красиво сказал, мне понравилось. Смерть с неподвижностью.
— Значит, все равно ты имеешь дело со смертью? — приставала Алиса. — И ее так много вокруг, что ты уже привык Смерть — она тоже стала твоей привычкой, так?
Мне надоело спорить на такие простые вещи, и я не ответил.
— Ладно, не отвечай. Нет, ответь все же — они там у вас все такие?
— Какие?
— Вот как ты? Праведники?
— Ага. Ну, некоторые еще больше…
— Как?! — поразилась Алиса. — Разве можно быть еще праведней?
— Можно. У меня всего три вериги, а у некоторых…
— Тихо! — Алиса ткнула меня в бок, я замолчал.
Огляделся, привычно снял карабин… На самом деле привычно, руки привыкли к оружию. А раньше вот люди к другому привыкали. Работали много, стреляли мало…
— Тут кабаны, — прошептала Алиса. — И место такое, охотничье как раз, специальное. Ну, увидишь. Почти пришли.
Перед нами зеленела широкая плоская равнина. Когда-то, по всей видимости, тут процветал парк, из зеленки возвышались заросшие мхом статуи, прямо как у нас. Чуть подальше разрастались кусты, ничего место, приятное. На поле похоже. Сейчас полей почти не осталось, все лесом заросло, а раньше, Гомер рассказывал, полей много встречалось. И простор от них образовывался, а от простора люди делались добрей, в душе возникала широта. Вообще раньше для воспитания человека много что делалось. Поля, парки, фонтаны, скамейки опять же везде, смотрит человек на скамейку, и хорошо ему.
— Вот, — сказала Алиса. — Как раз местечко, сколько лет подбирали. Удобно… Значит, план таков…
— На кабанов охотимся? — спросил я. — Так вдвоем мы не справимся. Или в засаде сидеть…
— Тут и один справится, — успокоила Алиса. — У нас же все с умом, не как у вас в Рыбинске, никаких засад… Вон видишь все это поле? Я пойду в ту сторону, там, где бугорок, холмик то есть. Встану на этот холмик А ты пойдешь вон в те кусты, которые слева. Понятно?
— Понятно.
— В этих кустах всегда кабаны сидят.
— Зачем?
— Водятся они там! — рыкнула приглушенно Алиса. — Так, слушай, это важно! Не перебивай!
Я не стал перебивать.
— Там гнездо у них, — сказала Алиса. — В кустах коренья, а там кабаны, они эти корешки жрут… Там их много, матки, молодняк, секачи. Ты, короче, там шуми, безобразничай, секач и выбежит.
