– В кино сниматься хочешь? – спросил я.
– И в кино сниматься, и в космос слетать, – ответил Гера, старательно выводя восклицательный знак. Затем поднял голову, полюбовался на объявление, добавил еще какой-то малозаметный штрих и примерил листок к стене.
– Я серьезно, – уточнил я.
– И я серьезно… Кнопки подай, пожалуйста… Так ровно?
– Ровно… У меня в гостинице поселился кинорежиссер, – начал я объяснять подробно. – Так вот, ему для небольшого эпизода понадобился мускулистый парень. А кто у нас в городе более мускулистый, чем ты?
Гера не сдержался, и его губы растянулись в улыбке против его воли.
– Ладно тебе! – махнул он рукой, но моим предложением заинтересовался, как всякий человек, которому есть что показать. Почувствовав, что мое молчание затянулось, он напомнил: – Так что там ты про режиссера говорил?
Я не люблю повторять одно и то же по нескольку раз. Проблема в принципе была решена.
– В десять вечера я за тобой заеду, – сказал я, хлопнув Геру по плечу.
– А почему так поздно?
– Съемки ночные.
– Да постой ты! – забеспокоился Гера, видя, что я намереваюсь уйти. – Объясни толком: что от меня требуется? Как одеваться?
– Тебе все объяснят.
– Но ты не врешь?
Я отрицательно покачал головой и вышел. Сегодня стемнело рано – солнце, не успев закатиться за горизонт, спряталось за широкой черной полосой туч, надвигающихся с моря. Усиливался теплый влажный ветер. Над темным морем вздрагивали всполохи. Оживший парк издавал терпкий запах хвои. Я взглянул на часы: до девяти оставалось всего несколько минут. Он, конечно, будет ждать меня и час, и два, и больше, но меня гнала к месту встречи не столько пунктуальность, сколько желание узнать важные новости.
Выехав через нижние ворота санатория под «кирпич», я свернул на набережную и медленно покатился навстречу потоку праздной толпы. Джип почти бесшумно раздвигал людей, слепил их фарами, заставлял тесниться, толкаться, но никого это не злило. Наоборот, появление джипа на пешеходной дорожке воспринималось как сюрприз, аттракцион или фокус. Народ веселился неизвестно чему, зачем-то махал руками, кто-то попытался взобраться на капот, какая-то девушка успела поцеловать боковое стекло, оставив на нем жирный след помады… Для меня море, набережная, реликтовые рощи давно стали фоном, на котором протекала моя жизнь, заполненная работой, проблемами, причем не всегда приятными. И потому я воспринимал отдыхающих как ненормальных, их чувство радости – беспричинным, и чем ближе я подъезжал к Крепостной горе, уже окутанной мраком ночи, тем более мрачным становилось мое настроение.
Доехав до конца набережной, я включил передний привод и, выжимая из джипа все его «лошадки», взлетел по крутому склону к отвесной стене, заканчивающейся зубчатым силуэтом Консульского замка. Остановившись у зарослей горного боярышника, я заглушил мотор, вышел из машины и, слившись с темнотой, пошел вдоль стены туда, где призрачными пятнами светились туристские палатки.
Роман сидел на большом камне, обняв колени и глядя на плывущие по черному полотну моря огни. Увидев меня, вскочил, протянул руку и сказал:
– Давай отойдем подальше. Здесь нас могут увидеть.
Мы поднялись еще выше, пока путь нам не преградила отвесная стена. От нее тянуло жаром, словно это был большой нагревательный прибор. Я сел на землю, прислонился к стене спиной.
Он сел рядом, откупорил пиво и протянул мне:
– Будешь?
Я отрицательно покачал головой.
– Давай ближе к делу. У меня мало времени.
– В общем, так! – сказал он, делая большой глоток и вытирая губы. – Отбрасываем все сомнения: это он.
– Что видел? Конкретно!
– Его поведение! Стоит тебе уехать, как он начинает елозить, как уж на сковородке. Отсюда торцевые окна видны хорошо, так он мелькал и на втором этаже, и на третьем.
– С кем-нибудь встречался, разговаривал?
– Нет, этого не заметил, врать не буду.
– А где он ночует?
– В будке сторожа у котельной пансионата. И там я за ним следил – никто к нему не приходил, ни с кем он не разговаривал.
– Плохо, – сказал я. – Он – пешка, вошь! Мне надо знать, на кого он работает!
– А ты уверен, что на кого-то работает?
– Ну вспомни его еще раз! И скажи, мог ли он написать грамотное письмо, да еще откатать его на принтере?
– Нет, не мог.
– И я так думаю. А днем он на улице показывается? Выходит куда-нибудь?
– Два раза в день – до магазина и обратно. Возьмет молока, батон, сядет во дворе под навесом и жует… Ну, ты чего надумал? Может, не будем тянуть, припрем его к стене? Я ему разок дам под дых, так он сразу во всем сознается.
– Не надо, – ответил я. – Ни в чем он не сознается, потому как ничего криминального не совершил. Подождем, когда монеты придут. Ты на завод звонил?
– Звонил. Заказ готов, выслали. Со дня на день должны прийти на почту.
– Держи это под контролем.
Я встал, стряхнул с джинсов хвойные иголки.
– Домой? – спросил Роман.
– Нет, не домой, – ответил я. – Возможно, меня не будет до утра, и потому тебе придется еще поработать.
– Какой разговор! – охотно согласился Роман. – Надо, значит, надо!
– Справишься сам, если что случится?
– А что случится? Ну начнут два барбоса бродить по двору с металлоискателем, а потом копать яму. Одному под дых, другому по рогам…
– А у барбосов может оказаться оружие.
– И у меня может оказаться. Подумаешь, невидаль какая.
Мы расстались. Я вернулся к машине. Не подставить бы парня под пулю, подумал я. Горячий, рубаху на груди рвет, ради меня сутками готов в засаде сидеть. Правильно говорят, что самые верные друзья остаются с детства, со школьных времен. А мы с Романом шесть лет за одной партой просидели.
Глава 23
Инга ждала меня у калитки. Когда я остановился рядом с ней, она открыла дверь, но, прежде чем сесть, попыталась устроить мне сцену, очень напоминающую семейную:
– Ты смотрел на часы?
– Смотрел. Нормальные часы, с таймером и секундомером…
– Когда мы договорились встретиться?
– Ты очень громко говоришь. Как жена.
– Да если бы я была твоей женой…
Она не придумала, какого наказания я заслужил, села в машину и приказала:
– Гони! Браз два часа назад на площадку уехал. Он просил, чтобы я напомнила тебе о твоем обещании.
– Ну так напоминай!
– Мускулистые парни! – крикнула Инга.
– Две штуки?
– Да!
– Только одна штука есть, – покачал я головой. – Но зато очень мускулистая штука! Сейчас покажу.
Мы поехали в «Персей». Я искоса поглядывал на строгую Ингу. Лицо ее, лишенное какого бы то ни было макияжа, казалось бледным и усталым. Только что вымытые волосы не были просушены и уложены. В таком виде надо в постель ложиться, а не на съемки ехать.
Инга словно услышала мои мысли, провела пальцами по лицу, повернулась ко мне.
– Я хорошо ресницы отмыла?.. Перед гримом надо все с себя смывать. Кожа должна быть чистой и сухой… Послушай, а ведь ты небрит!
– А зачем мне быть бритым?
– Как зачем? Браз тебе ничего не говорил?
– Говорил. Он говорил, что искусство зависит от денежного мешка…
– Ну тебя! – махнула рукой Инга. – Пусть он сам с тобой разбирается… Куда мы едем?
Я не ответил, круто развернулся перед лечебным корпусом, в подвале которого был оборудован тренажерный зал, и посигналил. Гера не заставил себя долго ждать. Двери раскрылись, и судакский Шварценеггер вышел на улицу. Я едва из машины не вывалился. Тренер по бодибилдингу выглядел так, словно уже собрался на вручение «Оскара» за лучшую мужскую роль. В отличие от меня Гера был гладко выбрит, причесан и напомажен, но что меня поразило больше всего, так это его одежда. Тренер в костюме и галстуке – все равно что президент страны в пижаме. Деревянной походкой он приблизился к машине, осторожно, чтобы не порвать пиджак под мышкой, протянул руку и открыл дверь. Увидев, что переднее место занято, он скомканно извинился, излишне круто повернулся, и оторвавшаяся от пиджака пуговица щелкнула по ветровому стеклу.
– Ты что?! – возмутился я, в то время как Гера устраивался на заднем сиденье и несчастный пиджак трещал на его могучем торсе. – Ты как оделся? Разве я тебе не говорил, что фильм исторический?
– Нет, – покрутил головой Гера. – А какая разница?
Инга ущипнула меня за руку, но я уже не мог остановиться.
– Да где ты видел, чтобы в средние века такие костюмы с галстуками носили?
Гера критически осмотрел себя и взялся за ручку двери.
– Ладно, не наезжай! – сказал он. – Пойду переоденусь…
Он уже готов был выйти, как я тронулся с места, а Инга, повернувшись к Гере, успокоила его:
– Поменьше слушайте этого болтуна! Там вам и костюм дадут, и грим наложат. А то, что побрились, это очень хорошо.
