Вотъ уже нѣсколько дней, какъ я принимаюсь за свое писательство, но мнѣ не удается воспроизвести ничего, что удовлетворило бы меня; мнѣ больше не везло, хотя я попрежнему; былъ прилеженъ и садился за работу нѣсколько разъ въ продолженіе дня; что бы я ни начиналъ, ничего не удавалось; счастье было далеко, и я напрасно старался
Въ комнатѣ второго этажа, въ лучшей комнатѣ, я сидѣлъ и дѣлалъ эти попытки. Съ перваго вечера, когда я заплатилъ наличными деньгами, меня оставили въ этой комнатѣ и никто мнѣ не мѣшалъ. Я все время питалъ надежду, что я, наконецъ, напишу статью на ту или другую тему и заплачу за комнату и за столъ; вотъ почему я работалъ такъ усердно. Я началъ аллегорическое повѣствованіе о пожарѣ въ книжномъ магазинѣ, которое должно было отличаться особенной глубиной мысли и особенно понравиться «Командору». Долженъ же узнать наконецъ «Командоръ», что онъ помогъ на этотъ разъ дѣйствительно талантливому человѣку. Я не сомнѣваюсь, что онъ въ этомъ убѣдится; нужно только подождать вдохновенія! И почему не притти вдохновенію? Почему ему не притти въ самомъ скоромъ времени? Я ни въ чемъ не чувствовалъ недостатка; я каждый день, получалъ немного поѣсть отъ моей хозяйки, утромъ и вечеромъ пару бутербродовъ, и моя нервность почти исчезла, мнѣ уже не зачѣмъ было обертывать руки въ тряпки, когда я писалъ, и я даже могъ смотрѣ;ть со своего второго этажа на улицу безъ головокруженія.
Во всякомъ случаѣ, мнѣ было гораздо лучше, и я удивлялся, что до сихъ поръ не могъ кончить свою аллегорію. Я не понималъ, почему не клеилась работа.
Въ одинъ прекрасный день я понялъ, наконецъ, я убѣдился, насколько я слабъ, какъ лѣниво и плохо работаетъ мой мозгъ. Въ этотъ день ко мнѣ пришла хозяйка со счетомъ и попросила провѣрить его; гдѣ-то вкралась ошибка, такъ какъ по книгамъ выходитъ иначе, но она не можетъ посчитаться, гдѣ именно.
Я сѣлъ и началъ считать. Хозяйка сѣла напротивъ и глядѣла на меня въ упоръ. Я сложилъ эти двадцать цифръ сверху внизъ и нашелъ итогъ вѣрнымъ, потомъ снизу вверхъ и пришелъ къ тому же самому результату. Я посмотрѣлъ на женщину; она сидѣла возлѣ меня и ждала моего рѣшенія. Въ эту самую минуту я замѣтилъ, что она беременна.
Это не избѣгло моего вниманія, хотя я ее вовсе не разглядывалъ.
— Итогъ вѣренъ, — сказалъ я.
— Нѣтъ, провѣрьте еще разъ, — отвѣтила она. — Не можетъ быть, чтобы выходило такъ много: тутъ, навѣрное, ошибка!
Я просмотрѣлъ еще разъ всѣ цифры: два хлѣба по 25, ламповое стекло 18, мыло 20, масло 32… простѣйшій счетъ изъ мелочной лавочки, провѣрить который не представляетъ ни малѣйшихъ затрудненій. Я старался найти ошибку, о которой говорила женщина, но я не находилъ ея. Повозившись еще нѣсколько минутъ съ этимъ счетомъ, я почувствовалъ, что у меня въ головѣ все пошло вверхъ дномъ; я уже больше не могъ отличить кредита отъ дебета, и все смѣшалось. Въ особенности сбивали меня слѣдующія цифры: 5/16 фунта сыра по 16. Умъ мой окончательно отказывался работать; я тупо смотрѣлъ на этотъ сыръ и не могъ разобраться. — Чортъ знаетъ, какъ здѣсь все перепутано! — воскликнулъ я въ отчаяніи. — Посмотрите, здѣсь написано 3 5/16 сыра. Ха-ха-ха! Слыханное ли это дѣло. Взгляните сами.
— Да, — сказала женщина. — Они всегда такъ пишутъ. Это — зеленый сыръ? Ну да, такъ и есть! 5/16 это значитъ десять лотовъ.
— Да, я конечно понимаю! — воскликнулъ я, хотя на самомъ дѣлѣ я ничего не понималъ.
Я снова попробовалъ приняться за этотъ счетъ, который мѣсяца два тому назадъ я могъ бы провѣритъ въ двѣ минуты: я потѣлъ, напрягалъ всѣ свои силы надъ загадочными цифрами, мигалъ глазами, какъ-будто изучалъ это дѣло, но ничего не вышло. Эти десять лотовъ сыра доканали меня; мнѣ казалось, что въ моемъ мозгу что-то лопнуло.
Но, чтобы произнести впечатлѣніе, будто я занятъ счетомъ, я шевелилъ губами, бормоталъ цифры, проводилъ пальцемъ внизъ до самаго итога. Женщина сидѣла и ждала. Наконецъ, я сказалъ:
— Я еще разъ посмотрѣлъ все съ начала до конца и не нашелъ никакой ошибки.
— Нѣтъ? — спросила хозяйка, въ самомъ дѣлѣ?
Я замѣтилъ, что она мнѣ не вѣритъ. И сейчасъ же мнѣ почудилось въ тонѣ ея голоса какая-то небрежность, равнодушный тонъ, котораго я не замѣчалъ въ ней раньше. Она сказала, что я, можетъ-быть, не привыкъ считать 16-ми долями, что она обратится къ лицамъ болѣе опытнымъ въ этомъ дѣлѣ. Все это было сказано не съ цѣлью уколоть меня или осрамить, а серьезнымъ и задумчивымъ тономъ. Дойдя до двери, она сказала, не оборачиваясь:
— Извините, что я васъ потревожила.
Она ушла.
Но вскорѣ дверь открылась, и хозяйка опять вошла, она, вѣроятно, не успѣла дойти до порога, какъ уже вернулась.
— Не забытъ бы мнѣ: вы не сердитесь на меня, но мнѣ съ васъ нужно кое-что получитъ, — сказала она. — Вчера исполнилось 3 недѣли со времени вашего пріѣзда. Да, такъ оно и будетъ. Знаете, не легко перебиваться съ такимъ большимъ семействомъ, и я не могу держатъ своихъ постояльцевъ въ кредитъ, къ сожалѣнію…
Я перебилъ ее.
— Я работаю надъ статьей, о которой говорилъ вамъ уже раньше, — сказалъ я, — и какъ только она будетъ окончена, вы получите ваши деньги. Вы можете быть совершенно спокойны.
— Да, но статья ваша никогда не будетъ окончена.
— Вы думаете? Можетъ-быть завтра же найдетъ на меня вдохновеніе или сегодня ночью; въ этомъ нѣтъ ничего невозможнаго и тогда въ четверть часа статья будетъ окончена. Видите ли, у меня совсѣмъ особаго рода работа, не похожая на всякую другую, я не могу сѣсть и работать извѣстное количество времени; я долженъ выждать минуту! Никто же не знаетъ ни дня, ни часа, когда найдетъ вдохновеніе, это придетъ своимъ чередомъ.
Хозяйка ушла, но ея довѣріе ко мнѣ было, очевидно, поколеблено.
Оставшись одинъ, я вскочилъ и вцѣпился отъ отчаянія себѣ въ волосы. Нѣтъ для меня больше спасенія, нѣтъ! Мозгъ мой объявилъ себя банкротомъ! Неужели я уже совсѣмъ идіотъ и не могу высчитать стоимости маленькаго кусочка сыра? Но сошелъ ли я окончательно съ ума? А между тѣмъ, среди всѣхъ этихъ усилій со счетомъ развѣ я не сдѣлалъ наблюденія, несомнѣннаго, какъ день, что моя хозяйка беременна?
У меня не было случая узнать это, никто мнѣ объ этомъ не разсказывалъ, да мнѣ и въ голову не приходило, но, взглянувъ, я тотчасъ же сообразилъ, да еще въ какую минуту, — когда я высчитывалъ шестнадцатыя доли. Какъ это объяснить?
Я подошелъ къ окну и посмотрѣлъ на улицу, оно выходило на Фогмансгаде. Внизу на мостовой играли грязные, оборванные ребятишки; они перебрасывались пустой бутылкой и ревѣли благимъ матомъ. Телѣга съ домашнимъ скарбомъ проѣхала мимо нихъ; это, вѣроятно, переѣзжающее съ чердака на чердакъ семейства. Я это тотчасъ же сообразилъ. На телѣгѣ лежала мебель, источенная червями: кровати, комоды и красные стулья на трехъ ножкахъ; рогожи, желѣзный хламъ, оловянная посуда. Наверху, на возу, сидѣла дѣвочка, еще совсѣмъ ребенокъ, очень некрасивое существо съ отмороженнымъ носомъ, и крѣпко держалась маленькими синими ручками, чтобы не упасть.
Она сидѣла на ужасныхъ, мокрыхъ дѣтскихъ тюфякахъ и смотрѣла внизъ на ребятъ; перебрасывающихся бутылкой…
Все это я видѣлъ и понималъ безъ труда все, что происходило.
Стоя и наблюдая изъ окна, я слышалъ также, какъ кухарка моей хозяйки пѣла въ сосѣдней кухнѣ; я зналъ мелодію, которую она пѣла, и я прислушивался, вѣрно ли она поетъ. И я говорилъ себѣ, что идіотъ не можетъ дѣлать всего этого; слава Богу, я не былъ безумнѣе любого смертнаго.
Я увидѣлъ, что двое изъ ребятъ на улицѣ ссорятся, два маленькихъ мальчика, одинъ изъ нихъ хозяйскій. Я открылъ окно, чтобы услышать, что они говорятъ другъ другу, и тотчасъ же подъ моимъ окномъ собралась цѣлая куча дѣтей; они смотрятъ на меня съ просящимъ видомъ. Чего они хотятъ? Чтобы имъ что-нибудь бросили? Сухихъ цвѣтовъ, костей, окурковъ или что-нибудь, съ чѣмъ они могли бы поиграть. У нихъ посинѣвшія отъ холода лица и безконечно умоляющій взглядъ. Тѣмъ временемъ маленькіе враги продолжаютъ перебраниваться. Слова, подобныя большимъ мокрымъ чудовищамъ, вылетаютъ изъ этихъ дѣтскихъ устъ; ужасныя ругательства, подслушанныя внизу въ гавани у уличныхъ дѣвокъ и пьяныхъ матросовъ. Оба такъ заняты этимъ, что не замѣчаютъ хозяйки, выбѣжавшей посмотрѣть, въ чѣмъ дѣло.
— Да, — объявляетъ сынъ, — онъ схватилъ меня за горло, такъ что я чуть было не задохся! — и онъ тутъ же оборачивается къ маленькому злодю, сердито оскалившему на него зубы, и продолжаетъ ругаться:
— Чортъ бы тебя побралъ, халдейскій пѣтухъ! Такой паршивый хватаетъ за горло людей! Чортъ меня побери, или я тебя…
Мать, беременная женщина, занимающая чуть не всю улицу, беретъ дѣвятилѣтняго мальчика за руку и хочетъ отвести его: Шш! — закрой свою глотку! Могъ бы иначе ругаться, у тебя такія слова, какъ-будто ты цѣлые годы проводилъ въ кабакѣ. Маршъ домой!
— Не пойду.
— Нѣтъ, пойдешь!
