— Трусливо бросил жену и ребенка, — говорит Сюзанна, — вот его самый великий подвиг.
— Он был страшным эгоистом, — говорит отец, в то время как опавшие листья скучиваются на улице.
— Ты преувеличиваешь, преувеличиваешь, — говорит мадам Сердоболь.
— Бросить жену это еще можно простить такое случается но оставить ребенка: нет!
Мадам Сердоболь вздыхает.
На его счет никогда не было особенных иллюзий. А теперь их нет вообще, никаких. При Мишу от любых комментариев воздерживаются. Ему подарили так называемые географические кубики, он еще слишком мал, чтобы оценить картографическую науку, но это позволяет ему путешествовать вместе со своим отцом.
Семья продолжает кто свой детективный роман кто свое вязание кто свой кроссворд кто свои игры а зима потихоньку приближается прыгая с ветки на ветку с крыши на крышу скользя по водосточным трубам в канавы мертвые ветки серые крыши разорванные трубы замерзшие канавы. Мишу возвращается из школы со своим большим ранцем, он разворачивает свою науку под лампой, в то время как остальная семья пристраивается у гудящего обогревателя.
Мишу учится хорошо: он первый по всем предметам — арифметика, рисование, социальная гигиена, каллиграфия — всегда первый. А посему в награду ему разрешают часто ходить в кино. Но ходит он туда не с дедушкой-бабушкой которые презирают кина искусство и не с матерью которую трудно расшевелить. Туда его водит де Цикада. Они вместе комментируют просмотренные картины, восторгаются актерами, критикуют. В газетах все чаще говорят о некоем Джеймсе Чэрити[198] американском актере вроде бы французского происхождения фильм с которым как утверждают демонстрируется в ближайшие дни в Париже фильм по-французски хотя и сфабрикованный в СэШэА.
В саду после обеда Сюзанна читает детективный роман а мадам Сердоболь вяжет а ее супруг дремлет а Мишу учится он хорошо учится Мишу а де Цикада после длительного и уединенного взращивания своей скорби так что из нее вырос эдакий скользкий сгусток который порой теснит ему сердце и поднимаясь застревает в горле де Цикада теперь ежедневный посетитель Сердоболей смотрит поверх кино-газеты которую пролистывает не без интереса на ноги Сюзанны ибо увы увы дело житейское Сюзанна в его глазах имеет много очаровательных достоинств от макушки до пяток и от чулочного шва до серебристого перманента.
— Э… э… вот любопытная штука.
Это сказал он.
— Я сейчас вам прочту.
Он начинает.
Тут спицы скрещиваются детективный роман закрывается с заложенным на недочитанной странице пальцем и изучения предметов откладываются подальше от глаза уставшего от слюды и сланца.
«Владение Джеймса Чэрити, в стиле ренессанс, на вершине холма расположено, а обширный парк его окружает. Большая машина великого актера, заехавшая за нами в гостиницу, останавливается наконец. Джеймс Чэрити встречает нас на пороге, в окружении секретарей и прислуги. Пройдя просторную залу для бильярда, поскольку наш соотечественник — страстный любитель этой игры, почти спорта, мы оказываемся в тихом патио, чью тишину если и нарушает, то лишь тонкая текучая струйка маленького фонтана».
— Для того чтобы все это иметь, надо быть богатым, — говорит Сюзанна.
— Подождите, подождите! Самое главное впереди. Я продолжаю.
«Мы усаживаемся перед минт-джалепсами»[199].
— А это еще что такое?
— Цветы?
— Раковины?
— Им следовало бы пояснять непонятные слова. Я продолжаю: «И мы приступаем к нашему нелегкому делу:
— Джеймс Чэрити, ведь вы, не так ли? французского происхождения, не так ли?
— Почти парижского даже ибо рожден в Рюэйле был я городе благородном что близ Понтуаза раскинувшегося недалеко от Сюрены». Ну, что вы об этом думаете? Вот к чему я вел: наш земляк.
— Однако, — говорит мадам Сердоболь, — вокруг нас я не знаю никаких Чэрити.
— Однако тут написано черным по белому. Этот тип из Рюэйля, как и я. Я продолжаю.
«— Вы были несомненно в детстве эдаким несносным ребенком?
— Нет я думаю. Я бы сказал: склонным к прогуливанию школы. Уже тогда, в возрасте малом еще, посещал прилежно затемненные залы.
— Проявлялось уже, в возрасте малом еще, ваше призвание к так сказать энному искусству?
— Да конечно черт возьми. Ах немые ковбои, безмолвные вампиры, бессловесные макслиндеры, афонические чарличаплины, до чего же увлечен я был страстно действием их, в жанре эпическом, я бы сказал».
— Для американца он треплется совсем неплохо, — говорит Сюзанна.
— Кроме вас, мсье де Цикада, я больше никого не знаю, кто бы мог так красиво изъясняться, — говорит мадам Сердоболь.
— Стоит признать, закручено ладно. Я продолжаю.
«— А о вашей семье, родителях, братьях и сестрах, подробностей несколько вы несомненно сообщить могли бы утоляя наше и их то есть ее публику я имею в виду хотя и простительное, но чрезмерное любопытство? не так ли?
— Ничто не скрою я в происхождении моем. В носочном бизнесе отец, ничем не примечательная мать, ни братьев, ни сестер, вот вся моя родня, по отношению к которой я, однако, тем не менее поныне и сейчас привязанности некие питаю».
— Но ведь, насколько мне известно, я единственный трикотажник в Рюэйле! — воскликнул Сердоболь. — Ничего не понимаю!
— Немыслимо, — говорит мадам Сердоболь.
— Подождите, сейчас будет самое любопытное. «И каким, — это спрашивает журналист, — и каким конечно же путем окольным кинематограф достигали вы не так ли?
— Путем окольным же конечно: уместный термин ибо путь чрез множество профессий пролегал и в том числе агрономическую химию что время некое практиковал я в городишке скромном где мало о сколь мало представлялось мне возможностей благоприятствующих призванья и способностей развитию заметим артистических моих.
— Сколь путан из этой скажем так дыры был путь сказал бы я не так ли?
— Бросившись в комедийный поток который течет по венам дорожным моей отчизны родной под видом гастролей, циркаческих и цыганских более или менее. Однажды ушел с труппой бродячей и с тех пор не видали меня дядья как впрочем и совокупно жена дети родители собаки теленок корова[200] и выводок цыплячий».
— Из этого можно хоть что-то понять? — спросила Сюзанна.
— Этот парень — типа Жака, нашего родного Жака. Только вот он пробился. А наш…
Мсье Сердоболь вздыхает, его жена тоже. Сюзанна следует их примеру. Мишу стыдливо опускает глаза.
— Я продолжаю, — говорит де Цикада со дна самого глубокого молчания. «Таким образом, — это спрашивает журналист, — у вас была сказал бы я ну так сказать какая именно нога не важно правая иль левая ступня ну в общем если можно так сказать уж в стремени не так ли?
— А то. Но мне тогда наверняка конечно было цели далеко до. В кинематографе о сколь мои дебюты сколь скромны вначале были. Статистом заурядным вот я согласился быть кем хоть и знал уже актером величайшим что должен стать однажды, вот сейчас».
— Ну, достал, — говорит Сюзанна, — просто замучил своим жаргоном, и кого он из себя только не строит, даже противно.
— Я думал, это вас позабавит, — говорит де Цикада. — Впрочем, продолжение тоже интересное. Он был у индейцев борхерос.
— Ой, прочти нам это, Лу-Фифи, — говорит Мишу.
Ведь он сам уже столько раз был у индейцев и не только борхерос но еще и у живарос зунис команчей ирокезов. Но все же это путешествие в Сан-Кулебрадель-Порко в духе Помбала[201] его впечатляет. Какой все же этот Джеймс Чэрити! Герой! Великий человек! Какой актер!
Озвученный по-французски Джеймс Чэрити мало-помалу потихоньку полегоньку не спеша не торопясь все-таки добрался до Рюэйль-Палласа. Мишу увлекает туда де Цикаду. Сюзанну вытянуть так и не удалось. Сначала зрителей пичкают новостями, затем документальным фильмом о сардине, затем наступает антракт с брикетами эскимо и его рекламой, и, наконец, вот оно, «Рэйман Киноу Компани» представляет «Шкуру Грез»[202] с Джеймсом Чэрити и Люлю Сердоболь в главных ролях.
— Смотри-ка, — говорит Мишу, — у нее фамилия Сердоболь. Как у меня. Как у папы.
Де Цикада ничего не отвечает.
Фильм начинается. Дело происходит во Франции: новобранцы в форменных красных штанах, маленькие и нервозные господа в цилиндрах и с усами, телеги с сеном, управляемые извозчиками в рабочих блузах. Первый кинематограф: ангар, скамейки, для звукового сопровождения — фонограф, после каждого ролика просмотр приостанавливается. В ангаре сидит целая толпа ребятишек, объектив выделяет одного из них, один из его приятелей ему кричит: «эй Джеймс!» другой «эй Чэрити!». Понятно: этот маленький симпатичный мальчишка с темными кучерявыми волосами и есть будущий великий актер Джеймс Чэрити.
