Он хочет меня убить или… поцеловать?
Резкое и как будто удивленное покашливание за нашими спинами заставляет нас обоих отпрянуть друг от друга.
Меня — с ужасом.
Герцога — с облегчением.
— Надеюсь, — маркиза вплывает в комнату, словно важная ладья, — не помешала никакому важному разговору?
Эта неприличная многозначительность в ее голосе заставляет меня покраснеть от негодования. И бессилия, потому что, если посмотреть на все это со стороны, то в комнате наедине была молодая девушка в растерзанном платье и мужчина, раздеты до пояса. И они стояли так близко, что все это выглядело почти как… поцелуй.
Тыльной стороной ладони смазано провожу по губам.
Герцог, замечая это, щурится.
Хватает мундир, надевает его на голое тело, потому что сорочка остается валяться на полу белоснежной шапкой дорогого шелка.
— Леди Виннистэр, какого Хаоса вы вторгаетесь в мою комнату без стука? — он продолжает испепелять меня взглядом, даже не трудясь повернуть голову в сторону гостьи.
Его вопрос застает ее в трех шагах от порога.
Маркиза расстается с сальной ухмылкой и замирает на месте. Осторожно говорит, что дверь была не заперта.
— Однако это не дает вам права входить, — злится герцог.
— Я лишь пришла сказать, что отдала все необходимые распоряжения, — смиренно склоняясь в реверансе, говорит маркиза.
Герцог косит взгляд в ее сторону.
Кажется, именно туда. где у нее то, что приличным женщинам следует показывать лишь законному супругу, но маркиза почему-то щеголяет в таком виде по замку.
Так, может, это мое здесь присутствие расстроило ее планы, а не она помешала нашим?
Герцог остывает так же мгновенно, как и зажегся.
Теперь он так же холоден, ироничен и самодоволен, как несколько минут назад.
Я стараюсь не думать о том, что причина этого умиротворения — декольте леди Виннистэр, на которое от слишком уж многозначительно пялится.
После того, как почти… поцеловал меня!
Глава тридцать первая
Я провожу ночь без сна, совсем ни на минуту не сомкнув глаз.
Ворочаюсь в этой огромной постели, как угорь на сковородке, снова и снова, и снова пытаясь вспомнить каждую деталь рассказа герцога.
Потом вспоминаю лицо герцогини Лу’На.
Снова исполосованной тело герцога.
Его обещание никогда не забыть и не простить.
По телу идет дрожь, стоит представить, что было бы, скажи я ему правду за мгновение до того, как он высказался. Меня, наверное, уже давно освежевали бы, и никто бы не знал, что случилось с сиротой без роду и племени.
Утром, с первыми лучами рассвета, в комнату приходит служанка.
Застает меня, завернутую в одеяло, немного нервно улыбается и быстро протягивает темно-синее платье простого кроя.
— Меня зовут Анна, — кланяется, и идет прямиком к кровати, — я буду вашей горничной, госпожа. Миледи Виннистэр велела позаботиться о вас и помочь вам приготовиться к завтраку.
Мысль о еде еще более неприятна, чем этот ее взгляд, которым она оценивает то меня, то примятые простыни.
Что это вообще может значить? О чем она…
Только когда горничная бросается приводить постель в порядок, я начинаю медленно понимать и эти взгляды, и «свинью», которую мне подложила Распорядительница.
Теперь все будут знать, что одна из претенденток провела ночь в спальне Куратора!
Я нервно сглатываю, лихорадочно соображая, можно ли что-то предпринять.
Как спасти свою репутацию от вот таких, как у горничной, взглядов. Делать вид, что ничего не произошло? Попытаться объяснить? А стала бы герцогиня расшаркиваться перед горничной?
Ответ настолько очевиден, что я молча жду, пока Анна наполнит ванну и выполнит все положенные обязанности: поможет мне выкупаться, одеться и уложит волосы.
— Всех леди просят спуститься вниз, — с поклоном, говорит горничная, прежде чем исчезнуть из комнаты, на прощанье не удержавшись от насмешливого взгляда.
Я что есть силы сжимаю кулаки и мысленно читаю молитвы о смирении.
Столько раз, сколько нужно, чтобы немного успокоить голову, взять себя в руки и спуститься вниз, в просторный залитый солнцем зал, где уже собрались остальные претендентки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И все мои старания идут насмарку, потому что все эти лица слишком уж красноречивы.
Я с трудом дохожу до отдельно стоящей — как нарочно для меня — маленькой софы и присаживаюсь на ее край. Расправляю юбку с таким видом, будто складки на ней — единственная вещь в мире, способная вывести меня из себя.
Теперь все будут думать, что дочь предателя короны планирует не только влезть в постель короля, но и неплохо продвинулась в этом же деле с самым важным после Его Величества человеком на этом отборе — Куратором, и по совместительству — Палачом короля.
— Леди, доброе утро! — Маркиза вплывает в зал, словно свадебный кортеж: сегодня в белом, с перьями и блестками. И хоть на этот раз ее грудь прикрыта почти до самой шеи, вырез на спине «компенсирует» монашеский вид ее «фасада».
На мой взгляд, она выглядит вульгарно.
А если посмотреть на других девушек — они чуть не пищат от восторга. Массовое подлизывание? Вряд ли. Скорее всего, я просто ничего не понимаю в моде.
— Надеюсь, вы хорошо выспались в ваших комнатах? — Почему-то маркиза поворачивает голову в мою сторону. — Я получила от ваших горничных записки и могу уверить, что необходимые вещи вы получите через два-три дня. К сожалению, даже мои безграничные возможности имеют предел. Но постараюсь приложить максимум усилий: Его Величество желает, чтобы у лучших девушек Артании и принцесс, были идеальные условия для полноценного отдыха и крепкого здорового сна. И мне было бы очень печально узнать, , что некоторые из вас предпочитают тратить это драгоценное время на разного рода… странные вещи.
Я смотрю в пол, но всем телом чувствую, как девушки в унисон обращают взгляды в мою сторону.
— Вещи, которые не к лицу юной леди благородной крови, а скорее под стать женщине слабой морали. Но, — леди Виннистэр идеально разыгрывает печальный вздох, — благородная кровь и душевная чистота, увы, в наши смутные времена далеко не всегда идут рука об руку.
Приходится изо всех сил сжать зубы, чтобы не дать себе огрызнуться.
Герцогиня не дала бы втянуть себя в такую грязную игру.
А сделать вид, что я обижена — значить, дать понять, что я принимаю эти гадкие намеки на свой счет. Не будет никому в этой комнате такого подарка — видеть, как Матильда подберет юбки и сбежит.
Что-то во мне как будто оживает.
Яркое и колкое, как будто проглотила осколок упавшей звезды.
Но чем больше я думаю о том, что даже у сироты-монашки есть цена и она точно не меньше, чем у девушек, которые родились с золотой ложкой во рту, тем ярче становится это странное тепло в груди.
И когда я вдруг с ужасом понимаю, что перестаю его контролировать и… может случиться все, что угодно, меня, как ледяной водой, окатывает взглядом темных глаз.
Откуда-то сверху.
Герцога здесь нет, но я каким-то непостижимым для себя образом ощущаю его незримое присутствие. Там, на лестничном пролете, в тени, до которой еще не добрались солнечные лучи.
Он как будто наблюдает.
Он как будто наблюдает именно за мной.
Если бы не маркиза, которая становится как раз напротив меня, ничто, никакие голоса разума, не удержали бы меня от того, чтобы взлететь по лестнице и как следует врезать этому мерзавцу по его идеально выбритой… лицу.
— Герцогиня Лу’На, вы собираетесь отвечать на мой вопрос или ждете, что я исполню для вас наиглубочайший реверанс? — насмехается леди Виннистэр.
Герцог немного выступает из тени — замечаю его рослую фигуру, края пальцев, которыми напряженно держится за перилла, склоненную голову.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Откуда эта мысль в моей голове, что он как будто… ждет, что я дам отпор?
Настоящая герцогиня не стала бы молчать. По крайней мере сейчас. Слишком уж сильно маркиза выводит ее на ругань и склоки, слишком грубо провоцирует.