То есть получается – в России иначе нельзя. Это уже внедрилось на уровне архетипа, стало частью народного сознания – у нас иначе нельзя.
И грузчики в Шереметьево II – только следствие долгого пути развития… С XVIII века практически все реформы затеваются строго по западному образцу. Западная идеология становится для России образцом для подражания. Формирование государства идет с оглядкой на Запад.
Считается, что политические интересы России требуют династических браков с западными принцессами. И пусть эти принцессы (меня это всегда удивляло) не чета тем, что выходили замуж за наших князей времен Ярослава Мудрого, а так – мелюзга, бесприданницы.
С глобального петровского мифа и началась череда черных политических мифов о России, не иссякающая по сей день.
Этот миф явился сильнейшим ударом по национальному самосознанию.
Чем больше внедрялась в сознание народа эта схема, тем сильнее подрывался еще недавно сильный, могучий дух народа.
Князя Михаила Михайловича Щербатова трудно считать врагом государства Российского. А ведь он последовательно считал, что после Петра произошло «повреждение нравов» в России и одна из сторон этого «повреждения» в том, что русские стали считать себя слабыми, зависимыми от иноземцев.[70]
Так и Николай Михайлович Карамзин пишет в докладной царю Александру I: «Дух народный составляет нравственное могущество государств, подобно физическому, нужное для их твердости. Сей дух и вера спасли Россию во времена самозванцев; он есть не что иное, как привязанность к нашему особенному, не что иное, как уважение к своему народному достоинству. Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в собственном их сердце. Презрение к самому себе располагает ли человека и гражданина к великим делам?»[71]
Н. М. Карамзин даже предлагал подумать, а не перенести ли столицу обратно в Москву? Чтобы «дух народный» укрепился и чтобы правительство пропагандировало бы «древние навыки», а не «представляло их смешными».
В. Тропинин «Н. М. Карамзин».
Первым заявил о значении «духа нации» для развития государства
Страх и предубеждение
В 1700 году Россию еще не боятся.
Даже победа над Швецией, и Ништадтский мир 1721 года не вызвали сильного страха. Скорее, удивление. Теория Лейбница пока не подтверждается.
Но вот наступают годы Семилетней войны 1756–1763 годов. Россия участвует в ней так, как не участвовала еще никогда. Российские вооруженные силы наголову громят одну из сильнейших армий Европы – армию Пруссии.
Ни англичане, ни французы разбить Фридриха Великого не смогли. А русские смогли! В сражениях под Куненсдорфом и Гросс-Егерсдорфом русские солдаты показали себя лучше прусских – лучше обученными, подготовленными, снаряженными. Они отважнее шли в бой, больше доверяли своим командирам, лучше атаковали и твердо держали оборону.
Русские офицеры по своей квалификации ничуть не уступали прусским и притом вели себя более объединенно, были отважнее и самостоятельнее.
Военная техника? И по качеству ружей, и по количеству и калибру артиллерийских стволов Российская империя нимало не уступает Пруссии, а часто ее превосходит. Грозно рявкает «единорог» – боевая гаубица, придуманная графом Шуваловым, посылая ядро на добрые 600 саженей, то есть без малого на километр!
11 января 1758 года русские войска вошли в Кенигсберг. Пруссаки тут же присягнули на верность императрице Елизавете: «кайзерин Елизавет», как они ее называли. До окончания Семилетней войны… вернее, до выхода из нее Российской империи в 1762 году, Восточная Пруссия четыре года входила в состав России, причем не как захваченная с бою часть территории неприятеля, а как одна из ее частей. Пруссаки платили налоги, вели себя совершенно лояльно к Российской империи. Они и не собирались выходить из ее состава после окончания войны.
В конце сентября 1761 года русские войска взяли Берлин. Оккупация длилась всего две недели, но это ведь была оккупация не чего-нибудь, но столицы вражеского государства! Представьте, что пруссаки захватили Москву, и жители города легко присягнули Фридриху. А теперь взят «на штык» еще и Петербург… Пусть даже на две недели.
Русские побеждали так, что о случайности не могло быть и речи. Некоторые историки всерьез считают, что именно в Семилетнюю войну Россия сделалась активным субъектом европейской политики.
Россия выигрывала за счет еще одного качества, не менее важного, чем качество вооружений или таланты полководцев: за счет патриотизма своих жителей.
Прусская армия укомплектовывалась любым сбродом, лишь бы завербовать подходящих парней, подпоив их в кабаке или пообещав спасение от суда. Ходила поговорка, что прусский солдат больше боится палки капрала, чем пуль неприятеля. Прусский воинский устав прямо запрещал водить колонны солдат через леса или даже по опушке леса, чтобы не провоцировать дезертирства.
Русский солдат или, по крайней мере, офицер был в первую очередь патриотом, слугой Отечеству и Государю. Он шел в бой не за миску каши и не за выслугу лет, а за Веру, Царя и Отечество. На фоне прусской армии это выглядело особенно привлекательно. Но ведь и британский флот в этот период времени формировался почти как прусская армия, а во Франции патриотами, преданными своей королевской династии, были в основном офицеры-дворяне.
Особенности русской армии заставляли задуматься не одних пруссаков…
Да и рядовые немецкие обыватели не горели особой преданностью своей державе. Они встречали русскую армию настороженно, но вовсе не как врагов.
В Пруссии было много сторонников принятия подданства России. Фридрих с его муштрой, культом армии и вечными войнами всем изрядно надоел, а тут появилась возможность сделаться частью большой и стабильной империи.
Русские притом проявляли практически поголовный, массовый патриотизм. Это отлично видела Европа, и страх проникал во многие сердца.
Ни Украинская война 1648–1667 годов, ни Северная война 1700–1721 годов не заставили бояться грозно нависшей над Европой Российской державы.
Теперь же рождается обоснованный страх перед огромной империей, которая все более властно вмешивается в «европейский полити́к».
Семилетняя война – время невиданной активизации всех негативных стереотипов, извлечение на свет Божий всех скверных суждений, всех отрицательных мнений о России и русских.
Середина – конец XVIII века – время формирования основных политических мифов о России, трансформация литературных и бытовых мифов в политические. Тех самых, которые до сих пор невероятно мешают нам жить.
И д’Эон «находит» «Завещание Петра Великого» именно в это время. И рассказы о зверстве и грубости русских становятся важной частью европейской политики. В прусских газетах постоянно писалось, что Елизавета взяла власть в результате дворцового переворота, что она внебрачная, незаконная дочь Петра. Что в русской армии постоянно избивают офицеров и потому многие немецкие офицеры из нее убежали. Что русские нечистоплотны и грубы, постоянно напиваются и устраивают драки между собой.
Когда русская армия З. Г. Чернышова в 1760 году входит в Берлин, генерал Тотлебен (что характерно – этнический немец) решил публично выпороть берлинских журналистов «за дерзкие выходки противу нашей императрицы в их зловредных изданиях».
Всего лишь выпороть, хотя по законам военного времени мог бы и повесить. Пресса и того испугалась.
«Весь город просил о монаршем милосердии к ним», после чего Тотлебен вообще отменил экзекуцию. Елизавета даже накричала на Тотлебена, укоряя, что из-за него и на нее, Елизавету, «будут смотреть как на монстру».
Елизавета Петровна была совершенно права! В Европе уже поднялся шум, – причем не в союзных с Пруссией государствах, а в союзных с Россией Австрии и Франции. Потому что, по мнению дорогих союзников, Россия должна восприниматься Европой как страна грубая и жестокая.
В Вене и в Париже очень обрадовались назревающему скандалу. Там ждали, когда же Россия проявит себя с худшей стороны, – и вот оно!
А в самой России черный миф о нашей стране получил неожиданное подкрепление: весь XVIII век – это эпоха формирования того слоя внутри самой России, который эти мифы радостно воспринимал, а часто и сам их выдумывал.
Глава 6
«Подкинутое сословие»
Слой в одинаковой степени беспочвенный и бестолковый – бестолковый именно потому, что беспочвенный.
И. Л. СолоневичРаскол нации
Одним из своих подданных Петр ПРИКАЗАЛ стать европейцами. Другим он ВЕЛЕЛ остаться туземцами. Никакой добровольности. Ни малейшего права выбора.
Европейцам было велено сесть на шею туземцам и никогда с нее не слезать. Туземцы обречены были оставаться туземцами без малейшего шанса как-то изменить свое положение. Их дело – работать и обеспечивать русских европейцев.
