Дзержинский в этом отношении был самым подходящим якобинцем пролетарской революции. Для него не существовало никаких трудностей, никаких преград. Он шел всегда вперед убежденно, верно, не срываясь. Несмотря на то что он горел в борьбе, что для него борьба была сама жизнь, он не увлекался, сохраняя хладнокровие в самые тяжелые моменты борьбы.
Только такой человек, с такой выдержкой, с такой решимостью, мог возглавлять ВЧК. Его глубокая вера в успех революции, его неисчерпаемая энергия, решимость бороться, несмотря ни на какие препятствия, передавались аппарату сверху донизу, и никогда не было в ВЧК большего авторитета, чем авторитет Феликса Здмундовича Дзержинского. Такой авторитет он создал себе не только качествами борца. Он его создал также своей образцовой личной жизнью. Занимая ответственнейшие государственные посты, Феликс Эдмундович оставался образцом скромности. Не потому, что он хотел, как некоторые, щеголять этим, а потому, что не мог жить иначе.
Рассказы о Дзержинском. М., 1965, с. 126–132Л. Б. РИВИН
ДЗЕРЖИНСКИЙ В МОЕЙ ЖИЗНИ
За время пребывания в Орловском централе мы — политзаключенные — почувствовали в Дзержинском стойкого революционера… и полюбили его. Расставаться с ним было тяжело.
В дни Февральской революции 1917 года трудящиеся города Орла вышли на улицы и потребовали освобождения из тюрем политических заключенных. Тяжкие оковы, давившие меня 10 лет, спали навсегда. Все революционеры получили долгожданную свободу и разъехались по родным местам. Я уехал к себе в Белоруссию и устроился на работу в одну из транспортных организаций. Через некоторое время наш район был оккупирован германскими войсками. Всем советским учреждениям пришлось эвакуироваться в тыл… Я решил поехать в Саратов к сестре, которую не видел много лет. Мой путь лежал через Москву.
Побывать в новой советской столице было давнишней моей мечтой. Не скрою, очень хотелось встретиться с Дзержинским. Мне говорили, что он работает в Кремле вместе с В. И. Лениным.
Москва встретила меня ясным, апрельским утром. От Александровского (теперь Белорусского) вокзала до Казанского решил пройти пешком и посмотреть город…
С Красной площади не хотелось уходить. Словно завороженный смотрел на развевающийся красный флаг над зеленым куполом Кремлевского дворца — символ победившей пролетарской революции, за которую мы боролись и страдали в тюремных казематах. Сознание того, что в Кремле живет и работает наш вождь и учитель В. И. Ленин, а рядом с ним — мой друг Ф. Э. Дзержинский, радовало и вдохновляло меня. Однако зайти к Феликсу Эдмундовичу в Кремль я постеснялся.
С мыслями о Ленине и о Дзержинском через Никольскую улицу (ныне улица 25 Октября) вышел на Лубянскую площадь (площадь Дзержинского) и по улице Большая Лубянка (улица Дзержинского) направился в сторону Казанского вокзала. Иду, наблюдаю, мечтаю… И вдруг… я почувствовал на плече чью-то руку и тут же услыхал радостный возглас:
— Лазарь, дорогой, это ты?
Оглянувшись, я увидел Феликса. Вместо каторжника в тюремной робе, худого и бледного, каким он в 1916 году покинул Орловский централ, передо мной стоял стройный в длинной шинели человек. Иа голове — военная фуражка с красной звездой, а на ногах — вычищенные до блеска сапоги. Чисто выбритое лицо расплылось в доброй улыбке искрящиеся глаза излучали радость.
В первые секунды я настолько растерялся, что не мог сказать ни слова…
— Ты откуда и какими судьбами оказался в Москве? Я ведь работаю в этом здания, — указал Феликс на красивый угловой дом на Большой Лубянке, около которого мы встретились.
— Идем ко мне, там и поговорим.
С этими словами Дзержинский взял меня под руку, мы вошли в вестибюль дома. По тому, как приветствовали его часовые с винтовками в руках и сновавшие мимо люди в кожаных куртках с висящими на ремнях маузерами, я понял, что здесь какой-то военный штаб и Феликс Эдмундович здесь главный. Обращал на себя внимание и стоявший на возвышенной площадке в вестибюле пулемет «максим»…
— А я слышал, что ты работаешь в Кремле вместе с Лениным? — спросил я Дзержинского…
— В Кремле, у Владимира Ильича бываю часто, но работаю, можно сказать, днюю и ночую, здесь, — ответил Дзержинский.
— Ну теперь рассказывай о себе все, — предложил Феликс Эдмундович, когда мы вошли в его рабочий кабинет и уселись друг против друга.
Я последовательно, но кратко поведал о своем освобождении из тюрьмы, о пребывании на родине…
Затем мы начали вспоминать нашу жизнь в Орловском централе, которая казалась нам теперь кошмарным сном…
Как бы подводя итог нашим воспоминаниям, Дзержинский сказал:
— Главное, Лазарь, в том, что неимоверные трудности и страдания, которые мы пережили, не сломили нас, не погасили в наших сердцах идеи, за которые мы боролись. Более того, эти тяжелые годы закалили нас для борьбы и труда.
Затем речь зашла о положении в стране. Феликс говорил, что молодая Республика Советов переживает тяжелый кризис. На заключение Брестского мира с Германией мы пошли, чтобы спасти революцию и укрепить Советскую власть. Однако эсеры и меньшевики стараются сорвать этот мир, спровоцировать войну и таким образом погубить рабочих и крестьян. Бывшие союзники царской России в войне с Германией готовят интервенцию. В то же время внутренняя контрреволюция всюду поднимает голову, формирует белые армии, организует заговоры и восстання, усиливает саботаж и спекуляцию.
— Но Республика Советов непобедима, — решительно заявил Дзержинский. — Ее резервы неисчерпаемы. Вождь революции В. И. Ленин и большевистская партия принимают все меры, чтобы отстоять завоевания Октября… А для борьбы с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией создана Всероссийская чрезвычайная комиссия при Совете Народных Комиссаров. Мне поручили возглавить этот орган пролетарской диктатуры…
Посмотрев через окно куда-то на улицу, Дзержинский продолжал:
— Работников хороших у нас мало, вот беда! — И, подумав минуту, вдруг спросил:
— А как ты смотришь на то, чтобы остаться работать здесь, в ВЧК?..
Такой поворот в нашем разговоре был для меня настолько неожиданным, что я растерялся. Собравшись с мыслями, ответил:
— Я, Феликс, рад твоему вниманию, но о деятельности ВЧК знаю очень мало. Боюсь, что не смогу быть полезным вам.
Дзержинский улыбнулся и сказал, что ему раньше тоже не приходилось работать в ЧК… Порешили на том, что я съезжу в Саратов к сестре, подумаю и по возвращении дам ответ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
