Бада охватила жажда деятельности. Он представил, как целится из винчестера в ее врагов — а его друзей, — зрителей. Представил, как берет ее за маленькую ручку и уводит из зала суда. Она становится добровольной пленницей в Паловерде. «Надо что-то предпринять», — снова и снова повторял он про себя. Он ненавидел бездействие. Но, с другой стороны, он обещал ей быть здесь только в качестве друга.
Его глаза были полны бессилия и гнева.
9
В «Пико-хаус» было две столовых: одна для постояльцев отеля, другая для всех желающих. Местные бизнесмены предпочитали обедать дома, поэтому в большой зале со множеством окон сидели в перерыве между заседаниями владельцы богатых ранчо, торговцы и служащие из ближайших контор, владельцы которых, включая и Бада, ломали головы над тем, как оттяпать побольше земли у местных ранчо. У многих присутствующих жены и матери были калифорнийскими испанками, и поэтому с ними Бад через донью Эсперанцу находился в родственных отношениях. Здесь было немало и его друзей. Каждый из них здоровался с Бадом, воздерживаясь от желания бросить слишком жадный взгляд на мадам Дин и Амелию.
— Кажется, все присутствующие — ваши знакомые, мистер Ван Влит, — заметил Мэйхью Коппард, когда они наконец расселись.
— Мой предок по матери — урожденный Гарсия. Он участвовал в экспедиции Портолы, который открыл эти земли.
— Ваш предок открыл эту землю и отправился открывать дальше? — с легкой веселой улыбкой спросила Амелия. Это были ее первые за весь день слова, обращенные к нему, если не считать: «Доброе утро, мистер Ван Влит».
Он улыбнулся ей в ответ.
— Именно. Но его сын, мой прадед, вернулся сюда с diseno, картой этих мест, которые даровала ему испанская корона.
— Почему же его отправили сюда в изгнание? За какое страшное преступление?
— Амелия! — воскликнула мадам Дин. — Дорогая! Ты должна извиниться перед мистером Ван Влитом.
— Напротив, мадам Дин, это я должен извиниться за то, что недостаточно учтив.
Шепоток пробежал по всей столовой.
На красном брюссельском ковре у входа стоял Лайам О'Хара, а рядом с ним — женщина, выдававшая себя за миссис Софи Бэлл Дин. Ее дочери, вытягивая шеи, с любопытством заглядывали в столовую.
Амелия, сильно побледнев, все так же улыбалась Баду чуть дразнящей, но милой улыбкой. Он коснулся ногой ее ноги под столом. Даже сквозь ткань он почувствовал, как она дрожит.
— Прошу прощения, — сказал он и с туго накрахмаленной льняной салфеткой в руках направился между столиков к метрдотелю. — Артуро, — проговорил он, — все места заняты. — Потом повернулся к Лайаму О'Харе: — Мистер О'Хара, в отеле «Надо» прекрасная кухня.
Миссис Софи Бэлл Дин указала пальцем.
— Вон тот столик в углу! Он пустой!
— Он заказан, — ответил Бад. — Мой отец с бизнесменами из Торнверейна собираются обсудить детали предстоящего здесь банкета.
Он солгал, но Артуро утвердительно кивнул. Метрдотель знал, кто ему платит чаевые.
Бад снова повернулся к адвокату железной дороги.
— В нашу последнюю встречу, мистер О'Хара, вы заверили меня в своем желании помочь. Я понимаю, что это не может распространяться на зал заседаний суда, однако...
Лайам О'Хара кивнул головой, походившей на обтянутый кожей череп.
— Пойдемте, миссис Дин, — сказал он. — Попробуем пообедать в «Надо».
И этот чопорный, будто на похоронах, человек увлек за собой багровую от гнева протестующую женщину и двух ее дебелых дочек в холл, разделявший столовые «Пико-хаус».
Бад вернулся за столик и вновь коснулся ногой ноги Амелии. Дрожь усилилась.
— Амелия, — спросил он, — с вами все в порядке?
— Что-то нет аппетита. Я бы лучше отдохнула, — ответила она.
— Я могу проводить вас домой.
— Мама, ты позволишь?
— Милое дитя, — мягко сказал Мэйхью Коппард. — Сегодня нам понадобится ваше присутствие в зале.
— У тебя опять кружится голова, дорогая?
— Мама, прошу тебя!
В больших карих глазах мадам Дин появилось выражение обеспокоенности. Она повернулась к Баду.
— Вас это не затруднит, мистер Ван Влит?
— Нет, я вернусь в суд в половине третьего.
— Ты сразу поднимешься к себе в комнату, дорогая!
— Да, мама.
Выйдя на улицу, Бад послал швейцара через Плаза в мексиканскую кофейню за черным слугой Динов. Какая-то толстая женщина поднималась по Форт-Мур-хилл, где увитые цветущими растениями домики соединялись между собой шаткой лестницей. Женщина исчезла в зарослях герани и пурпурной бугенвиллии.
Амелия произнесла:
— Бад, я должна сесть.
Он поднял руку. Подъехал кеб. Дав кучеру адрес дома Динов на Форт-стрит, он помог Амелии подняться в экипаж и сел с ней рядом.
Она откинулась на спинку сиденья в темном углу душного кеба и закрыла глаза. Бад положил руку на ее колено и снова почувствовал, как она дрожит. Вчера, предлагая дружескую услугу без всяких условий, он говорил серьезно. Дружба раздвигает границы. У любви же никаких границ нет. Сегодня он ничем не смог помочь ей, и собственная беспомощность была ему невыносима. Фантазии, родившиеся у него в голове — похищение, взятие на «мушку» шумных зрителей в зале суда, — казались ему более реальными, нежели мысли о том, что она ребенок, а он взрослый мужчина. Он чувствовал себя сейчас таким же несчастным ребенком, как и Амелия.
— Все в порядке, милая? — тихо спросил он.
Она кивнула. Он не убирал ладони с ее колена и вынужден был сильно придавить ее, когда кеб накренился и резко остановился. На Мэйн-стрит застряла конка. Обычное дело! Новая, непривычная к делу норовистая лошадь норовила утянуть трамвай с рельсов.
Амелия открыла глаза.
— Бад, ну как они тебе показались? Девочки?
Он понял вопрос. Он знал, как нуждается Амелия в подтверждении того, что она была единственным ребенком полковника. Для нее это вопрос жизни и смерти.
— Обычные девочки, которых нарядили так, чтобы они выглядели, как ты, — ответил он.
— А их рыжие волосы?
— При чем здесь волосы? Они толстые и некрасивые, — твердо проговорил он. — Ничего общего с тобой.
— Я тоже так думаю, но все в зале сразу стали нас сравнивать. Оценивали, как лошадей на базаре.
— Амелия, — сказал он. — Компания плодит своих свидетелей, и я не могу ей в этом помешать. Но кое-что я все-таки могу. Ведь люди, собравшиеся в зале, вовсе не звери. Но я способен остановить их, даже будь они зверями.
— И тебе это уже удалось сегодня, — заметила она.
— Ты думаешь, это все, чего я хотел? Они мои друзья, а я был готов убить их всех!
Она с шумом вобрала в себя воздух.
