— Тогда актриса-manquee[36]? Воплощенная страстность, как ты рассказывала, горящие голубые глаза?
— Сара Душерыжка. Нет, она может только вызвать смех. Нельзя разыгрывать комедию и роковую женщину одновременно.
— Черно-белые близнецы, похожие на парочку обольстительных греческих наложниц?
— Угадай и Откатай. Слишком холодные и упрямые. Они всегда в расколе, в раздрае, в отказе, в несознанке…
— Да-да, и меняются местами.
— Барышня Гули шепелявит и заикается. Очень мило, но я как-то не вижу Алису из Страны Чудес в роли роковой женщины. Мери Наобум — просто славная глупенькая киска.
— Это блондинка с волосами как шлем и телом танцовщицы?
— Ага. Но все же требуются мозги, чтобы наповал уложить мужика.
— У Реджины есть мозги.
— Она чересчур почтенная и величавая.
— Ты же говорила, что она тебе подмигнула.
— Ну да, у нее есть чувство юмора, но уж так, «как в приличном обществе, милочка». Нет-нет, я не пытаюсь ее принизить — она милостивая и благодетельная королева, и без ума от лорда Нельсона.
— Лорда?.. Ах да, адмирал.
— Хорейшо, лорд Нельсон. Он крутил безумный роман с леди Гамильтон, который питал все бульварные листки того времени (тысяча семьсот восьмидесятые). Битый час Реджина читала мне любовные письма Нельсона к Эмме Гамильтон.
— А служанка с уксусной мордахой исключается?
— Вне всякого сомнения. В чем дело, Блэз? Неужели тебя так занимает конструкция femme fatale?
— Любопытно, как живет этот улей, вот и все.
— Все, как же! Давай, колись!
— Ты видишь меня насквозь, как всегда.
— А ты прозрачный.
— Я пытался оценить вероятность того, что одна из твоих пчелок как-то связана с гангстерами из Гили.
— Ясно. Ну что ж, возможно.
— Кто? Пи?
— Нет. Я.
— Ты?
— Ну конечно. Я теперь тоже дама-пчелка, и у меня есть очень неподходящие гнусные знакомства — по моей работе.
— Вроде меня?
— Вроде господина Хоча.
Шима глубоко вдохнул, задержал дыхание и с шумом выдохнул.
— Лучше бы ты так не шутила.
— Хорошо, без дураков: остается факт, что мы все запутались в какой-то странной сети — ты, я, господин Хоч, громилы, прометий, Индъдни, улей и Голем-100.
— Голем-сто? Почему ты его так называешь?
— По всему выходит, что он — полиморф, то есть может принимать сотню разных обличий.
Шима вздохнул.
— Хорошо бы удрать на Марс, колыбель мужей.
— Если ты хочешь прятаться от житейских тумаков, детка, то почему не на Венеру — до нее тоже долгий путь.
— Ah, le pauvre petit? Ты права, — признал Шима, нехотя улыбаясь. Он взял себя в руки. — Какой дальше план действий? Ты отправляешься в улей, чтобы слегка поворожить, да? А я? Ich? Moi?
— Ты подкатись к субадару Индъдни.
— Ах вот как, я подкатись! Зачем бы это?
— А за информацией. Я хочу знать, есть ли хоть какая-то связь между шабашами в улье и зверствами Голема-100. Во времени. В пространстве. Пусть хоть самая ничтожная, но связь. И кстати, держи эту Pm-гадость под семью замками у себя в лаборатории. Установи сигнализацию.
— Это еще зачем, ради всего святого?
— А вдруг Голем — еще и торчок в своей милой неподражаемой манере?
— Тащится от прометия?
— Ну а вдруг, Блэз? Я просто цепляюсь за соломинки. Вдруг ему невмоготу станет без свежей дозы, и он пойдет грабить кубышку в «ФФФ». Преврати свой запас Pm в приманку. Может быть, что-то занятненькое поймается…
Шима устало покачал головой.
— Если этот долбаный полиморф прошел и вышел через твою надежно запертую дверь, то какого хрена я могу сделать, чтобы его изловить?
— Что? Недавно еще великий Блэз Шима, бакалавр, магистр и доктор философии? Блестящий изобретатель секретного заказного оружия, за которое субадар Индъдни даст себе передние зубы выбить — только бы доказать, что мы все это придумали? Не может изобрести надежную ловушку, чтобы в ней застряло чудище, непостижимое рассудку?
— Да, именно так.
— Вот уж именно… черт бы тебя побрал. Никто не может такое изобрести — пока. Я очень сомневаюсь, что мы его сцапаем, даже если у нас когда-нибудь хватит ума его отыскать, но об этом мы начнем беспокоиться тогда и если мы его найдем. Сейчас мы ищем связь — любую зацепку, а в твою западню может попасть подонок из Гили и — подивитесь-ка — окажется толкачом Pm.
* * *
Население Старого Нью-Йорка насчитывало девять с половиной миллионов к концу XXI века. В конце XXII века Нью-Йорк стал районом Гиль в Коридоре и кишел несчетным количеством населения — цифры давались только приблизительные. Догадки статистиков плавали между десятью и двадцатью миллионами.
Каждая песчинка из этих миллионов лелеяла мысль, что он или она — единственные и неповторимые. В компьютерном центре субадара Индъдни представления были более реалистичными: по опыту полиции среди этих миллионов попадались сотни тысяч двойников — от простого сходства до полного совпадения по всем основным параметрам.
Начальник центра был циником.
— Сделайте компьютерное описание любого козла из Гили, и машина не отличит его на дискете от сотни других таких же — по меньшей мере, от сотни!
— О, — мягко возражал Индъдни, — возможно, что в целом это так и будет, но наша задача — выявить маленькие единичные особенности, которые отличают каждый экземпляр от всех копий.
Его бесили и терзали семь неслыханных и жутких надругательств, сотворенных полиморфным Големом-100 с семью двойниками.
* * *
Откуда взялся новый ремонтник, кто его нанимал — не было известно никому. Комплекс Уолл-стрит был настолько поражен неразберихой в администрации, что рассказывали о ловкачах, которые умудрялись выписывать и получать зарплату, хотя ни на какой должности они никем не были утверждены. Расчетному отделу требовались месяцы, чтобы добраться до таких умников, пользуясь обычными бюрократическими каналами.
Он был в состоянии вылечить интеллектуальные банки Большого Совета от всех и всяческих поражавших их недугов (если, например, компьютеры выпадают из реального времени, то за считанные мгновения можно потерять целые состояния). Нет, он был не гением-электронщиком, а простым монтажником, который добивался успеха с помощью прямо-таки запредельной интуиции, психического сродства, позволявшего входить во все припадки и придури, которые накатывали на темпераментный электронный мозговой центр, правивший рынком. Некоторые странности были и у него самого.
К примеру: никто не подавал ни заявки, ни жалобы (по надлежащим каналам), а он уже тут как тут, со своим затейливым ящиком для инструментов в руках. Окружающие сразу соображали, что надвигается гроза: у компьютеров от разрядов молний начинались приступы судорог.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
