чего он нужен. Целая мини-лекция получилась про берёзовые, дубовые и даже пихтовые веники. Про добавки для получения особого аромата из полыни, мяты, крапивы и пижмы. Вскользь упомянул использование ветвей ольхи, липы и рябины. Эти веники ему самому не приходилось встречать, только слышал, что иной раз и такие делают. Про эвкалипт рассказывать не стал, потому его вряд ли в Аркенсейле можно найти.
Штерк с интересом слушал, а когда речь зашла о тонкостях применения, так и вообще загорелся желанием попробовать. А когда менникайнен чего-то действительно захотел, его очень трудно остановить на пути достижения цели.
— Плохо, что в конце зимы с этой идеей затеялись, — покачал головой Эдик, — сейчас в лесу веник не найти.
— Ну это мы ещё посмотрим! — прогудел Штерк, соскакивая на пол.
Менникайнен выскочил за дверь, и вскоре донёсся его неразборчивый бубнёж, что-то втолковывающий охранникам. Вернулся он через две минуты, довольный и с деревянным ковшиком в руке. Бывший воевода всерьёз решил осваивать премудрости банного процесса, и тормозить с этим делом не собирался.
— Давай парку поддадим, тингмар, — Штерк не спрашивал согласия, просто поставил в известность.
Он поддел краем ковшика дверку каменки. Тем же ковшиком сдвинул крышку с бака и до краёв зачерпнул горячей воды. Эдик и сказать ничего не успел. Но даже если бы и успел, всё равно ничего не изменилось. Штерк был неостановим, как атакующий носорог. Поток воды выплеснулся на раскалённые камни, чтобы тут же вернуться обратно тугой струёй обжигающего пара. Белёсый поток ударился в противоположную от печки стену и заполонил помещение клубящейся мутью.
— Твою мать! — просипел Эдик.
— Ага! — не стал с ним спорить менникайнен.
Или не захотел. Потому что от ядрёного пара трещали волосы в носу, а уши сворачивались в трубочку, стараясь уменьшить площадь соприкосновения с перегретым воздухом. На секунду стало интересно узнать значение температуры в парилке. По ощущениям, если бы на стене сейчас висел секторальный механический термометр, то его стрелка пошла на второй круг. Впрочем, интерес быстро пропал, вместе с возможностью терпеть адское пекло. Эдик соскочил с полки, не замечая боли от выдранных расплавленной смолой волос и ринулся на улицу.
Оставшегося на посту телохранителя чуть дверью не прибило, причём два раза. В первый, когда выскочил матерящийся как сапожник Альдеррийский лорд, и во второй, когда мимо него проскочил его непосредственный начальник и командир. Надо отдать должное Штерку, бежал он молча. Сочный сдвоенный плюх возвестил о том, что в прорубь они нырнули почти одновременно.
— Как? — шумно отфыркиваясь спросил, Эдик.
— Хор-р-рошо! — закатил от удовольствия глаза гном и снова погрузился по самую макушку.
Им пришлось плескаться минут пять, прежде чем пришло ощущение холода, и ещё немного, чтобы замёрзнуть. После чего парильщики выбрались на мосток и побежали обратно. Уже не так резво, потому что не жгло, да и поскользнуться ненароком — дело не хитрое.
Парная на этот раз встретила приятным теплом, хотя можно было со всей уверенностью заявить, что температура не упала ни на градус. Эдик с удовольствием грелся, прислушиваясь к происходящему внутри организма, и только-только кожу начало покалывать изнутри тысячами иголочек, когда в дверь постучали.
— Штерк, иди посмотри, кто это у нас там такой культурный, — попросил он гнома.
Самому идти не хотелось. Да и менникайнену не хотелось, но у него вариантов не было. Просьба начальства закон для подчинённых. Правило не писаное, но, тем не менее, непреложное. Поэтому Штерк отправился встречать непрошеных гостей, выражая ворчанием недовольство от прерванного процесса.
— Прикройся, бесстыдник, — раздался возмущённый голос Нилды, — Выставил хозяйство! Прикройся, говорю, девок мне засмущаешь!
С ней пришли Идоя и Амэда — троепольские вдовушки, в числе первых поступившие на службу к Альдеррийскому лорду. Что бы ни говорила кастелянша, а засмущать бойких женщин было трудно. Практически невозможно, обычными средствами. Они, кстати, с живым любопытством рассматривали голого менникайнена, уделяя особенный интерес тому, что обычно скрывается под штанами. И лишь появление маркграфа смогло вызвать краску на лицах, и заставить их заняться тем, ради чего они вообще здесь появились.
— Да моя ты хорошая! — не удержался от восклицания высунувшийся из помывочной Эдик.
Не похвалить кастеляншу было бы по меньшей мере, преступлением. Поскольку на столе заняли почётное место два пузатых бочонка с пивом, рядом стояли три бутылки с медовухой, поднос с горой вяленой рыбы и копчённый свиной окорок на тарелке. Про кружки, стаканы и прочие столовые приборы и упоминать не приходилось. Про них тоже не забыли. За такое отношение к досугу хозяина замка нужно сразу орден давать. Осталось только придумать какой. А Нилда, похоже, на орден и не претендовала, занимаясь пока тем, что развешивала полотенца и раскладывала комплекты сменного белья.
Но доброе слово и кошке приятно. Ушла кастелянша с крайне довольным выражением на лице. За ней последовали служанки, стрельнув напоследок глазами. Сначала на Эдика, хоть он целомудренно не стал выставлять себя на всеобщее обозрение, скрывшись наполовину за дверью. А потом на Штерка. Потому что когда ещё такое увидишь — менникайнен продолжал щеголять естеством, не испытывая и тени стеснения.
Не успели женщины удалиться, как дверь снова открылась, пропуская телохранителя. С охапкой зелёного лапника в руках. Получив распоряжение от командира, он сгонял в лес и нарезал веников. В меру своего понимания, конечно, но всё же лучше, чем совсем ничего. На всякий случай хирдман принёс несколько видов. Эдик перелопатил колючую груду, и отложив в сторону связку сосновых и еловых веток, выбрал вязанку с мягкими иголками. Может это и не пихта. но очень похоже, во всяком случае, для намеченных целей сгодится.
— Да сегодня просто праздник какой-то! — он похлопал веником по ладони, — наливай, Штерк, это дело необходимо обмыть.
— Пива?
— Пива!
Менникайнен кулаком вышиб первому бочонку дно, наполнил высокие кружки пенным напитком и поставил одну перед тингмаром. Деревянная посуда чуть не треснула, когда они чокнулись с переизбытком экспрессии. Но очень уж эмоции переполняли обоих.
— За баню!
— За баню!
Опустошённые кружки с грохотом встретились
