— Я вовсе этого не утверждала.
— Но намекнули. Итак, о каком роде извращений идет речь?
— Не порите чушь!
— Вы уже сказали, что не увлекаетесь лесбийской любовью, и я готов вам поверить. Вы фетишистка?
— Ни в коем случае!
— Мазохистка?
— Нет!
— Значит, садистка?
— Да бросьте молоть вздор!
Кенни подозрительно прищурился.
— Только не педофилка! Этого я не вынесу.
— О, черт с вами. Я девственница.
Молчание. Щеки Эммы запылали.
— Ну же, что вы ждете? Смейтесь! Я же знаю, вас так и разбирает!
— Погодите, дайте отдышаться.
Он уперся взглядом в ее грудь.
— Интересно, как это вы ухитрились? Дожив до таких лет!
— Так уж вышло. Я вовсе не собиралась хранить невинность до старости. — Она демонстративно приподняла подбородок. — Слишком много дел, и, кроме того, я не умею общаться с мужчинами.
— Все потому, что чертовски любите командовать.
— Я не спрашивала вашего мнения.
Мальчишеский крик на мгновение отвлек Эмму. Оглянувшись, она заметила, что старший парнишка повалил младшего на землю, так, что его голова оказалась в опасной близости от острого края бетонного блока, в который была залита ножка стола.
— Осторожно, дети! — вырвалось у нее. — Если хотите драться, найдите для этого другое место.
Братья замерли и с недоумением воззрились на нее. Родители переглянулись. Кенни закатил глаза.
— Не могли бы вы не лезть не в свое дело?
Эмма повернулась к нему спиной.
— Так и знала, что вы не поймете. Поэтому и не хотела вам говорить.
Кенни обошел ее и встал лицом к лицу.
— Еще бы! Всего две ночи назад вы залезли ко мне в постель, не потрудившись поделиться весьма интересной информацией.
— Это не столь важно.
— Смотря для кого. Для меня крайне важно.
— Но почему? Какая вам разница?
— Огромная! Вы использовали меня.
Эмма недоуменно захлопала глазами, не зная, злиться или смеяться.
— Насколько я помню, все было с точностью до наоборот. Вы всегда пытаетесь свалить с больной головы на здоровую, когда знаете, что не правы?
Кенни помрачнел.
— Вы представляете себе, насколько жалки и омерзительны? — выпалила она.
— Я?! — взорвался Кенни. — Это вас никто не позаботился трахнуть!
— Смысл жизни не только в сексе.
— Ну да, а вы к тому же даже в гольф не играете.
Он с крайне расстроенным видом, хотя не имел на это ни малейшего права, рванулся к машине. Эмма решительно зашагала за ним.
— Вы самый эгоистичный, самовлюбленный тип, какого я когда-либо знала! Только что вы выслушали исповедь человека с поломанной судьбой и думаете лишь о том, как бы выйти сухим из воды.
— Вы чертовски откровенны, — рявкнул остановившийся наконец Кенни. — А теперь послушайте меня хорошенько. Единственный способ для меня вернуться в спорт — сохранять снежно-белую, без малейшего пятнышка, репутацию, а это означает, что наши с вами цели абсолютно противоположны, поскольку вы защитились на идее опозорить себя.
— У меня нет иного выхода.
— Еще как есть! Решение вашей проблемы просто, как апельсин.
Он ткнул указующим перстом в машину.
— Немедленно звоните своему котику и скажите, что отказываетесь стать его женой.
— Вы что, не слышали ни слова из сказанного? Если я не соглашусь, он продаст «Святую Гертруду»!
— Это не ваши проблемы. Всегда можно найти другую работу.
Он открыл дверцу и сел. Эмма обежала вокруг и принялась дергать ручку, пока он не открыл вторую дверь.
— Вы не знаете, о чем говорите, — пробормотала она, забираясь внутрь. — Это мой родной дом. Единственный, который у меня когда-либо был. И кроме того, я начала новую программу для одаренных студентов, получающих стипендию. Если школа закроется, что с ними станет?
— Подумаешь, груда старых кирпичей.
— Но не для меня. О, зачем я вообще трудилась объяснять? Так и знала, что от вас сочувствия не дождешься.
— Но я действительно никак в толк не возьму, почему вы все усложняете?
— Беддингтон далеко не глуп. Если мое поведение будет слишком вызывающим, он сразу сообразит, откуда ветер дует, и избавится от «Святой Гертруды», чтобы наказать меня за строптивость. Нужно быть как можно осторожнее, заставить его поверить, что он ошибся во мне, и одновременно притвориться, что я не иду наперекор его желаниям.
Кенни пожал плечами и повернул ключ зажигания.
— Ну так вот, если надеетесь переспать с кем-то, ищите других дурачков.
— Но я вовсе не собираюсь спать с вами!
Неизвестно отчего, эти слова оказали на Кенни мгновенное успокаивающее действие. Он сразу обмяк и лениво взглянул на пуговицы ее блузки.
— А как насчет позавчерашней ночи? Вы так и рвались из узды, королева Элизабет!
Эмма от души надеялась, что он не заметит, как дрожат ее руки. Чтобы отвлечь его, она села прямее.
— Тогда я считала вас благородным человеком.
— Благородным? — фыркнул Кенни. — Я же представился жиголо!
— По крайней мере вы не скрывали, чем занимаетесь!
— Нагло врал.
— Но я этого не подозревала, — презрительно бросила Эмма. — И если я решу перепихнуться с кем-нибудь в ближайшие две неделимо уж точно выберу не вас!
— В ближайшие две недели вы будете вести самый целомудренный образ жизни. Пока Франческа дышит мне в спину, вы будете сохранять свою непорочность. Теряйте невинность, если хотите, леди Эмма, но только когда освободитесь от моей опеки.
Она попыталась что-то ответить, но слова замерли на губах под неотступным взглядом Кенни. Выражение его лица постепенно изменилось: губы чуть приоткрылись, а глаза потемнели. У Эммы внезапно закружилась голова. Все, что она наговорила насчет нежелания спать с ним, — вранье, вранье с начала до конца, потому что все, буквально все в этом мужчине возбуждало ее: непринужденный вид, гибкое, стройное тело, техасский выговор, даже его своеобразное чувство юмора. Она ненавидела себя за это, но втайне жалела, что обнаружила журнал с его портретом до того, как они занялись любовью.
Кенни с трудом отвел взгляд.
— Ну так вот, я снимаю вам номер в отеле.
— Ни за что! — Она не может жить в отеле, поскольку именно этого ожидал от нее Беддингтон. — Не хотела шантажировать вас, но позвольте напомнить, что я в любую минуту могу позвонить Франческе.
— Оставьте Франческу в покое!
— Вы все время забываете, в каком я отчаянном положении. И уверена, что Франческа очень расстроится, узнав, как вы напоили меня и повезли в проклятый тату-салон, где меня изуродовали на всю жизнь.
— Неужели не видите, что я делаю все для вашего же блага? Поймите, нам нельзя жить под одной крышей, это просто глупо!
