муж что-то от нее скрывает. Несколько раз приставала она к нему с расспросами, но он все отмалчивался. Наконец заметила Катри, что каждый день перед обедом муж ее наливает две кружки молока в кувшин и относит его в хлев.
– Зачем он это только делает? – думала она.
Хотела она последить за ним, да из этого ничего не вышло. Миловож каждый раз плотно закрывал за собой дверь хлева и даже запирал ее изнутри, а снаружи ничего не было видно.
Как-то раз, только что Миловож налил молока в кувшин и хотел уже нести его в хлев, Катри подошла к нему и спросила:
– Зачем это ты носишь каждый день молоко в хлев?
– Так нужно, – ответил Миловож. Чуть не брякнул он: «шигноманушам», да вовремя спохватился.
– А на что это нужно? Кому ты даешь там молоко? – не унималась Катри.
– Корове, – сказал Миловож.
– Ну, уж это ты врешь! Где же это видано, чтобы корову молоком поили!
– Ах, да отстань ты, право! Чего пристала? Сам я пью!
– С какой радости тогда в хлев ходить, и здесь можно выпить.
– Вот пристала, право! Хочу пить молоко в хлеве и буду! Отстань! – рассердился Миловож, вышел из дома и сильно хлопнул дверью.
– Нет! – проговорила Катри, когда муж ушел. – Как ты там ни хитри, а я все-таки узнаю, в чем тут дело. Нужно поискать хорошенько в хлеву, нет ли там чего-нибудь. Уж я выведу тебя на чистую воду!
Когда Миловож повез молоко в город, Катри пошла в хлев и обыскала его сверху донизу, но ничего не нашла. Нашла лишь в углу ямку, аккуратно прикрытую соломой. В ямке ничего не было.
– Что же это за ямка, раньше ее не было? Зачем вырыл ее Миловож, да еще соломой прикрыл? – думала Катри, стоя над ямкой.
В это время вернулся из города Миловож. Увидав, что дверь в хлев открыта, он вошел в него. Катри так задумалась, что даже не слыхала, как вошел ее муж в хлев. Увидав, что Катри стоит над ямкой и сняла с нее солому, Миловож сильно перепугался. Уж не увидала ль Катри шигномануша? Миловож окликнул жену:
– Что ты тут делаешь? Зачем раскрыла ямку?
– А что? Разве нельзя? – спросила Катри.
– Ступай отсюда! И что ты всюду свой нос суешь, куда тебя не спрашивают? – сказал Миловож, подошел к ямке и опять аккуратно закрыл ее соломой.
– Что это за ямка? В ней, наверно, живет кто-нибудь? – продолжала приставать к мужу Катри.
– Никто в ней не живет! Убирайся ты отсюда и не смей больше раскрывать эту ямку! – закричал, рассердившись, Миловож.
Катри ушла. Она решила во что бы то ни стало допытаться, что такое скрывается в ямке.
– Все дело в ямке, – шептала она, идя домой.
Через несколько дней, во время обеда, Катри вдруг ни с того ни с сего сказала:
– Нужно засыпать ямку в хлеву и заложить ее камнями.
– Это еще зачем? – воскликнул Миловож, даже вздрогнув от неожиданности.
– Что ж это такое, какой беспорядок в хлеву! В углу какая-то ямка!
Миловож страшно рассердился. Он стукнул кулаком по столу так, что тарелки подскочили и опрокинулся кувшин с молоком:
– Я тебе говорил, – крикнул Миловож, – чтобы ты не смела трогать ямку! Что ты, слов не понимаешь? Я тебе иначе объясню, что ямку трогать нельзя! Экая несносная баба!
Встал Миловож из-за стола, даже обедать не стал.
Вечером в тот же день Миловож куда-то ушел. Только что он вышел из дома, как Катри побежала в хлев. Она решила засыпать ямку и заложить ее камнями.
– Пускай муж сердится. Посердится и перестанет! – решила Катри. Пошла в хлев, засыпала ямку и завалила камнями.
На следующее утро Миловож проснулся очень рано, когда жена его еще спала крепким сном. Встал он и пошел в хлев. Подошел к ямке, смотрит, а она засыпана землей и камнями завалена.
– Ах ты, дрянная баба! – воскликнул Миловож. – Все-таки сделала по-своему. Ну, погоди ты у меня!
Нагнулся Миловож и стал вытаскивать из ямки камни.
– Миловож! – послышался за его спиной тоненький голос шигномануша.
Обернулся цыган. Шигномануш сидел на соломе. Брови его были нахмурены.
– Недостоин ты богатства, Миловож, – сказал шигномануш, – коль не можешь заставить жену слушаться тебя! Да и жена твоя недостойна богатства, коль не слушается мужа!
– Да разве я-то виноват! – воскликнул Миловож. – Ведь я же говорил ей, чтобы она не смела трогать ямку. Ушел я вчера вечером и всего-то на часок, а она, злодейка, вон что натворила! Ну, да я сейчас приведу опять все в порядок. Ты только сделай одолжение, не сердись на глупую бабу.
– Нет, Миловож, ничего тут в порядок приводить не нужно, а мне сердиться тоже нечего. Оставаться же у тебя я больше не хочу. Нечего у тебя мне делать! Только вот что скажу я тебе: и полгода не пройдет, как станешь ты таким же бедняком, каким был раньше. Недостоин ты богатства! С богатством тебе не справиться, коль не справился ты с глупой бабой! Прощай!
С этими словами шигномануш исчез, словно в землю провалился.
Как сказал шигномануш, так и случилось. Лишь только ушел он из хлева, как корова перестала давать так много молока, сколько давала она при шигномануше, да и молоко-то было уж не такое хорошее. В городе покупатели один за другим перестали брать у Миловожа молоко. А так как он никаких сбережений не сделал, то скоро пришлось ему продать лошадь и тележку. Через полгода он был таким же бедняком, каким был раньше, и всю жизнь, до самой смерти пришлось ему бороться с нищетой.
Тодор Кобу и пшувуш
В одном таборе жил молодой цыган по имени Тодор, а по прозвищу Кобу. Цыган он был трудолюбивый. Редко можно было застать его без работы, он постоянно что-нибудь да делал. Главным же его занятием было плетение корзин из ивовых прутьев. В этом мастерстве мало кто мог с ним тягаться. Часто шутя говорил Тодор Кобу:
– Уж коль я сплету корзинку, да постараюсь, то в ней можно будет воду носить – ни капли не пропустит!
Человек Кобу был хороший, добрый да приветливый, всем старался чем-нибудь услужить, и в таборе его любили. Только одна была беда – красотой Тодор похвастаться не мог. Кобу был бы и ничего с лица, если бы оно не было сильно испорчено оспой. За это называли иногда Кобу – рябой Тодор.
В свободное от работы время Тодор Кобу не прочь был повеселиться и
