я. Живите счастливо после моей смерти. Теперь все вы богаты, а если будете жить мирно и дружно, будете трудиться и не расточите попусту вашего богатства, то век будете счастливы. Многим, очень многим обязаны вы мне. Исполните же мою предсмертную просьбу: у меня есть золотое яйцо, оно-то и помогло мне сделать всех вас счастливыми и богатыми. Положите это яйцо со мной в могилу. Без меня принесет оно вам не счастье, а горе. Вы не сумеете им разумно воспользоваться.
Тут рассказала цыганка Гула Камакри, как получила она яйцо от «дочери ниваша» за оказанную ей помощь. Рассказав это, простилась Гула со всеми цыганами от мала до велика и тихо скончалась, словно уснула.
Похоронили цыгане мудрую Гулу Камакри. Они исполнили ее предсмертную просьбу: положили ей в гроб золотое яйцо.
Прошло несколько лет. Все изменилось за это время, и в таборе Гулы Камакри, и во всем племени Ашани. Богатства как не бывало. Не сумели сохранить его цыгане. Помочь им, как помогала им Гула Камакри, было некому, да и давать им в беде такие советы, какие давала мудрая Гула, никто не мог. Опять началась нужда, а за нуждой пришли и невзгоды.
Жил в это время в таборе Гулы Камакри цыган Стантич. Решил он, что легко может разбогатеть, коль достанет из гроба Гулы Камакри золотое яйцо. Ночью пошел он на могилу Гулы, разрыл могилу, вскрыл гроб и стал искать в нем яйцо. Нет в гробу яйца! Шарит Стантич в гробу руками, все надеется, что попадет оно ему под руку. Вдруг поползла из гроба большая змея, ужалила цыгана в правую руку и уползла, прежде чем цыган успел сообразить, что случилось.
С этой ночи стала болеть рука у Стантича, да все сильнее и сильнее. Наконец боль сделалась нестерпимой. Мечется по палатке Стантич, ничем не может унять боль. Обращался он и к врачам, и к знахаркам – ничто не помогало. Кончилось тем, что стал Стантич словно помешанным от ужасной непрекращающейся боли в руке. Только смерть освободила его от мук.
Цыган Миловож и шигномануш
Как-то жили в одной деревне цыган Миловож и жена его Катри. Были они очень бедны. Кое-как кормились они тем, что Миловож ходил на поденную работу, а Катри носила в город продавать молоко от их единственной коровы. Приключилась с ними беда. Заболела их корова и перестала совсем давать молоко. Как ни лечил ее Миловож, ничего не помогало. Корова все хирела, она уже не могла подняться на ноги, лежала в хлеву и жалобно мычала. Лишились и этой поддержки муж с женой. Прямо хоть с голоду помирай. А тут еще и поденная работа попадалась все реже, так как приближалась зима и все полевые работы заканчивались.
Однажды утром стоял Миловож в хлеву и смотрел на больную корову. Она тяжело дышала. Уж и мычать-то перестала корова, скоро должна была она издохнуть. Заплакал Миловож и сказал сквозь слезы:
– Ах, Боже мой! Боже мой! Что же нам теперь делать? Кто поможет нам в нашем горе?
– Я! – раздался вдруг в углу хлева тоненький голосок, словно мышь пискнула.
Обернулся Миловож, посмотрел в угол и видит, что там что-то шевелится. Подошел он поближе и увидал в самом углу крохотного шигномануша с длинной бородой и густыми, лохматыми волосами. Шигномануш сидел на снопе соломы, поджав ноги, и весело улыбался. Удивленный Миловож спросил его:
– Да как можешь ты помочь мне?
– Очень просто! – пропищал в ответ шигномануш. – Я вылечу твою корову, за это ты должен мне позволить жить всю зиму в твоем хлеву; а если ты, кроме того, будешь мне каждый день давать по кружке молока, тогда сделаю тебя самым богатым человеком в деревне. Только жить здесь я буду не один, а с моей женой.
– Ты только вылечи мне корову, уж за одно это я позволю тебе жить в хлеву и буду давать тебе не одну кружку молока, а две, одну тебе, другую твоей жене! – сказал обрадованный Миловож.
– Ладно! – весело воскликнул шигномануш, и его мышиные глазки заблистали.
Соскочил шигномануш со снопа, подошел к корове, посмотрел на нее, потрогал, подул ей в ноздри, обернулся к Миловожу и сказал:
– Теперь зови жену, пусть идет доить корову. Здорова твоя корова! Только об одном я забыл тебя попросить: не рассказывай жене, что я вылечил корову и буду жить в хлеву. Если она обо мне узнает, да еще будет об этом болтать, то хорошего ничего не выйдет.
Миловож обещал шигноманушу ничего не рассказывать жене. Шигномануш попросил еще цыгана вырыть в углу хлева небольшую ямку и прикрыть ее соломой. Пока Миловож копал ямку и прикрывал ее соломой, корова поднялась на ноги, замычала и принялась есть сено, словно с ней ничего не было.
Побежал Миловож звать жену, которая пошла к колодцу за водой. Выбежал он на улицу, увидал жену, несшую ведра, и закричал:
– Катри! Иди скорей корову доить, она выздоровела!
Услыхав эту радостную весть, Катри чуть не расплескала всю воду и бегом побежала к хлеву. Вылила она воду на землю и стала в ведро доить корову. Надоила Катри полное ведро, а молоко все течет. Взяла она другое ведро и его надоила полное. Течет молоко. Сбегала домой за подойником, и он тоже наполнился молоком. А молоко-то было какое! Густое, как сливки. Никогда в жизни не видывали муж с женой, чтобы одна корова могла давать такую массу молока сразу, а ведь корова только что была больна и уж совсем издыхала.
– Что ж это такое? – спросила Катри. – Как это случилось, что корова сразу выздоровела, да еще дала столько молока?
– Ну, уж этого я сам не понимаю, – ответил Миловож, отлично помнивший, что обещал шигноманушу ничего не рассказывать жене.
С этого дня стала корова давать по семь ведер молока в день. Миловож и жена его только и делали, что корову доили да молоко в город носили. А так как молоко было такое хорошее, какого нигде нельзя было достать, то от покупателей у них прямо-таки отбою не было, и через некоторое время Миловож разбогател. Завел он себе лошадь и тележку, чтобы возить молоко в город; заново отстроил свою полуразвалившуюся лачужку – словом, зажил припеваючи и уже подумывал о том, как бы купить земли и обзавестись настоящим хозяйством. Но жена его своим любопытством скоро все испортила.
Никак не могла Катри успокоиться, непременно хотелось ей узнать, как это вылечил Миловож корову. Чувствовала она, что
