На вопросы отвечал короткими, чеканными фразами. Оказалось, что война застала его в Запорожье на должности секретаря горкома комсомола. А потом по разнарядке его направили в органы военной контрразведки. Учиться чекистскому ремеслу доводилось в боевой обстановке в 983-м стрелковом полку 253-й стрелковой дивизии.
– Помню, свой полк я нашел в балке, в пяти километрах от Кривого Рога. Однажды в поисках комиссара полка я с дивизионным политотдельцем Петрученко оказались на подсолнечном поле. Там же я впервые увидел фашистов. Они были почему-то именно такими, какими я их представлял по кинофильмам, книгам и плакатам. Немцы надменно сидели в проезжавших машинах и мотоциклах с поднятыми головами, в расстегнутых мундирах, с засученными рукавами, готовые к насилию и убийствам. Ах, как мне захотелось полоснуть из автомата по ним. Во мне нарастал гнев и решимость вступить с ними в бой, – спокойно рассказывал генерал. – Ну, я и поддался соблазну и чуть не погубил себя и старшего товарища. Когда проезжала очередная группа мотоциклистов, я, примостившись на бугорке, дал длинную очередь из ППШ. Головная машина перевернулась, и на нее наскочила другая. Образовалась свалка. Послышались стоны и крики. Пришлось срочно переменить место стрельбы. Я отбежал в сторону метров на двести. Это спасло нам жизнь. Немцы открыли шквальный огонь из пулеметов и автоматов по полю. Из этого первого боевого крещения я сделал вывод, – никогда не спеши и не руководствуйся эмоциями!
Он говорил языком опытного практика, ясно излагал мысли. О далеком прошлом военного лихолетья он рассказывал с ожившими глазами.
– Приходилось не только заниматься вопросами борьбы с вражеской агентурой, поддержания на соответствующем уровне режима секретности, выявления паникеров и членовредителей, вскрытия намерений отдельных военнослужащих перейти на сторону врага, но и наравне с другими воинами ходить в атаки и даже драться врукопашную, – вспоминал Александр Иванович. – Помню, на четвертые сутки мы с боями вышли к Днепру. К этому времени полк наш был сильно потрепан. В части осталось несколько минометов и противотанковых ружей, а личного состава – всего около трехсот человек. Мы с напарником – оперуполномоченным Панариным – наряду с решением оперативных задач поднимали боевой дух воинов. Помню, пришли на позиции к солдатам, стоящим в противотанковом рву. Они сражались отчаянно, но их было мало. В поле дымились подбитые ими фашистские танки. Бойцы умудрились даже побывать в утробах броневых монстров и добыть трофеи: автоматы «Шмайсеры», пистолеты и гранаты с длинными деревянными ручками.
Радость была неописуема, когда я впервые увидел работу «катюш». Они наводили ужас на врага и вызывали у нас гордость. А было это так. О скоплении немцев перед нашим участком фронта командование дивизии доложило в штаб армии, – комдив просил поддержать «огоньком». Через пару часов в нашу часть прибыла группа офицеров-артиллеристов для рекогносцировки местности. Они обследовали визуально передний край противника, сделали отметки на картах и убыли. Мы думали, что нас будут поддерживать 82-мм минометы, какие были и в полку. Однако вечером этого же дня в наше расположение прибыло восемь машин, крытых брезентом. Они были похожи на понтонные установки. А тем временем «понтоны» рассредоточились, сбросили брезентовые чехлы и стали извергать какие-то огненные стрелы. Реактивные снаряды попадали прямо в гущу скоплений фашистских войск. Поле боя превратилось в фантастическое извержение огненных стрел, летящих через наши головы. Кругом все горело, казалось, что сама земля горит под ногами у бегающих в ужасе фашистов. Немцы, оставшиеся в живых, бросали оружие и с диким воем перепуганных насмерть зверей убегали в глубь своих боевых порядков. Увиденный эффект нашего нового оружия сильно воодушевил личный состав, и боеспособность значительно возросла. Немцы затихли…
На вопрос о первых оперативных успехах он рассказал, что это случилось осенью 1941 года в районе Большой Токмак.
– А было это так, – ночью на участке одного из батальонов при переходе через линию фронта боевым охранением были задержаны трое вооруженных военнослужащих. Я прибыл в штаб батальона. В блиндаже сидели неизвестные. Один в звании старшины, а двое – рядовые. Я приказал разоружить их и приступил к допросу. Один из задержанных заявил, что он родом из Запорожья. Поначалу я обрадовался, что встретил земляка, а потом понял, – темнит мой «землячок». Стал колоть – он и признался, что они заброшены немцами с целью осуществления диверсий на железнодорожном узле Волноваха. Вскоре мы их отвезли в Особый отдел армии…
Вторым успехом было разоблачение предателя-подстрекателя некого Боркова. Нашему полку для усиления был придан бронепоезд. Экипаж его формировался на месте, в том числе из числа военнослужащих, недавно вышедших из окружения противника без какой-либо проверки. И вот мы получили сигнал, что красноармеец Борков распространяет изменнические настроения. Подвели к нему доверенных лиц, и стало ясно, что он вынашивает планы сколотить группу для захвата бронепоезда. С учетом предстоящего наступления в целях пресечения преступных намерений было принято решение Боркова арестовать. По указанию начальника Особого отдела дивизии мне приказали провести первый допрос задержанного и содержать его временно в расположении полка. Борков «чистосердечно», как мне показалось, стал признаваться и каяться. Заявил, что готов «свое действо искупить кровью в бою». Я расслабился и чуть было не поплатился жизнью. Вечером Боркова привели ко мне в штаб полка. В соседней комнате отдыхала смена солдат с автоматами. Цель беседы с преступником – оформление необходимых документов для передачи его в дивизию. Конвоиру я предложил подождать за дверью. Когда все препроводительные материалы были готовы, я встал из-за стола и направился к двери вызвать конвоира. В это время Борков бросился в комнату и, схватив автомат, направил его в мою сторону. Я прыгнул на него и ударом рукоятки пистолета в живот уложил его на пол. Солдаты помогли скрутить предателя. Это был для меня урок с полученной оценкой «двойка» от своего руководства…
Он заметил, что потом были печальные дни отступления по Украине в сторону Ростова-на-Дону, затем к Волге, участие в боях за Сталинград.
– Мне довелось быть участником Сталинградской битвы с августа 1942 по февраль 1943 года. Я в то время являлся заместителем начальника Особого отдела 99-й Краснознаменной стрелковой дивизии. В то время Сталинград был пеклом, в котором сгорали каждодневно тысячи человеческих жизней. В качестве пополнения в полки дивизии, наряду с призванными резервистами, прибывали военнослужащие, вышедшие из окружения противника в одиночку и бежавшие из немецкого плена. Гитлеровские спецорганы Абвер, «Цеппелин» и другие широко использовали эти каналы засылки своей агентуры в наши войска с целью:
– выявления новых частей Красной Армии;
– распространения провокационных и пораженческих слухов с целью подрыва боеготовности наших войск;
– склонения военнослужащих к измене Родине путем перехода через линию фронта;
– совершения диверсионных и террористических актов в частях и окружении войск.
Геббельсовская пропаганда вела усиленное идеологическое воздействие при помощи листовок и радио. С самолетов сбрасывались тысячи тонн этой макулатуры, а специальные громкоговорители, установленные на автомашинах, вещали на русском языке. Выступали предатели-перебежчики, рисовавшие «прелести» нахождения в немецком плену.
С учетом напряженной обстановки, возникшей на многих фронтах, 28 июля 1942 года Сталин как Главнокомандующий страны издал приказ № 227 «Ни шагу назад!» Заявляю со всей откровенностью, что этот приказ сыграл важную роль по стабилизации обстановки на фронтах. В корне пресекались паникерство, членовредительство и самовольное оставление боевых позиций.
Процесс поиска вражеской агентуры не прерывался, образно говоря, ни на час. Однажды во время бомбежки склада МТО дивизии с земли было выпущено несколько сигнально-осветительных ракет в направлении этого склада. Военным контрразведчикам стало ясно, что это дело вражеской агентуры. Стали искать. И вот от агентуры поступило сообщение, что в деревне, недалеко от склада, появились двое военнослужащих, устроившихся на постой в избе. Хозяйке дома они выдавали себя за военнослужащих одного из наших полков. Проведенной проверкой по спискам личного состава указанного полка они не значились. Арестованные признались, что являются агентами немецкой военной разведки, заброшенными в расположение нашей дивизии с диверсионно-разведывательными задачами.
19 ноября 1942 года Советская армия перешла в генеральное наступление. Предельно сжатая Сталинградская «пружина» дала обратный ход, стало веселей – мы погнали врага на Запад. Немец стал другой. Был даже такой случай, – в наш Особый отдел забрел один гитлеровский солдат и попросил принять его в плен!!!
