Должно быть именно такая мягкотелость подвигла бугая на безрассудство.
— А ты чо, старпер? — Бугай расправил плечи, широко развел руки и раскорячил ноги. Так, пугая противников, распушают перья драчливые петухи.
Старпер — это означает «старый пердун». В другом бы случае Голиков отнесся к такому определению снисходительно, с юмором, но в момент, когда рядом стояла женщина, которая ему понравилась и перед которой терять лицо он не собирался, все располагало к иной тактике действий.
Служба военного медика не убила в Голикове его юношеских спортивных наклонностей. Уже будучи офицером, он участвовал в соревнованиях по самбо и получил первый разряд в этом виде спорта. На глаз прикинув возможности и физическое состояние противника, он понял сколько ударов и куда именно надо нанести бугаю, чтобы выключить его из игры.
Однако первым к действиям перешел сам бугай. С неожиданной быстротой он сделал выпад вперед, кулаком целя в лицо Голикову. Он явно старался вложить в удар мощную инерцию своего тяжелого тела.
— Я те, гад!
Легким, казалось не требовавшим усилий разворотом, Голиков ушел от удара и чужой кулак промелькнул в десяти сантиметрах от его головы. Но уйти от нападения — полдела. Второе — выбить противника из игры — было сложнее.
Голиков ударил бугая чуть ниже грудины пальцами, которые сложил как острие пики. Бугай утробно ёкнул, перегнулся пополам и сложился как перочинный ножик. Его широкий небритый затылок с кудряшками сальных волос раскрылся. Ударом ладони, как по бревну, Голиков попытался окончательно сломать бугая. Но тот оказался крепким. Он не упал, а по инерции сделал два шага вперед, распрямился и бросился на Голикова. Тот не ожидал такой быстрой контратаки, но все же успел увернуться. Кулак бугая прошел мимо, однако его толстый корявый ноготь царапнул Голикова по щеке. И тогда последовал решающий удар. Бугай рухнул на землю, как подруленный столб, пропахав физиономией по асфальту. Не оборачиваясь к нему, Голиков взял Луизу под руку.
— Вам куда? — Он проводил её до подъезда.
— Вам надо зайти ко мне, — сказала Луиза и тронула пальцем его щеку. — Этот оглоед поцарапал вас…
Они поднялись в лифте на седьмой этаж и вошли в тесную сумрачную прохожую двухкомнатной квартиры. Закрывая за собой дверь, Луиза вплотную придвинулась к Голикову и коснулась его упругим как мяч животом. Голиков подумал, что ещё полшага, и она вотрет его в стенку, как грузовик оплошавшего пешехода. Тогда он поднял руки и ладонями, сложенными ковшичками, уперся в её могучие груди. Луиза засмеялась глухим клокочущим смехом.
— Что, нравится?
Он не ответил и стал расстегивать перламутровые пуговки на розовой гипюровой блузке. Она чуть отодвинулась, сделав все, чтобы ему было удобней, скосила глаза и наблюдала за его действиями. Пальцы Голикова подрагивали. Он путался в петлях и самое простое дело заставляло его спешить и теряться. Луиза сопела с безучастным видом следя за тем, как с неё одну за другой, будто листья с капусты, сдирались одежки. Голиков тогда ещё не знал, что именно раздевание для Луизы было одним из ритуалов, который заводил её и быстро заставлял балдеть от неутоленных желаний. Особенно долго ему пришлось провозиться с застежкой бюстгальтера. Чтобы добраться до спины, где находилась пряжка, надо было обнять даму, но её габариты оказались столь объемистыми, что рук не хватило. Голиков топтался, шуровал пальцами, пытаясь объять необъятное, запыхался и лишь исхитрившись и поднырнув под мышку, справился с делом. Зато эффект был потрясающим. Белое сооружение, походившее на две сшитые вместе панамки без полей, под напором вольной плоти слетело прочь с легким шорохом, и перед носом Голикова дрогнули, заколыхались две груди, возбуждающие и влекущие.
Теперь только Луиза взяла дело в свои руки, сильно и решительно потянув Голикова на себя.
Деревянное сооружение румынского производства жалобно пискнуло и заскрипело…
Обладание Луизой доставляло Голикову не обычное плотское наслаждение. Если честно, то её естество имело немало минусов. Погружаясь в блаженство ласк, она расплавлялась студнем и от пупка до губ становилась мылкой, обильно выделяла соки, остро пахшие ржавой селедкой. Подмышки её начинали источать удушающий запах, который не в силах были забить самые сильные антипотины.
Все это со страшной силой отвращало Голикова, но поставить крест на этой связи и «завязать» он не мог. Всякий раз, вспоминая как мечется, как стонет и мылится под ним гигантская во всех обхватах баба, как она млеет от его мощных толчков, он ощущал приливы возбуждения, ярился и рвался в новый бой.
В душе Голиков понимал, что Луиза женщина совсем иного круга, нежели он сам. И её манера держаться, и то как она одевалась, как говорила, отличало её от тех, с кем он был до того знаком, с кем ему приходилось общаться. Но Голикова устраивало, что он пользовался благосклонностью Луизы, которая позволяла ему преодолевать дефицит на продовольствие, который ощущался в городе.
Внешне магазин, которым Луиза заведовала, походил на все остальные.
Он располагался в полуподвале и не блистал витринами. Вывеска над входом выглядела малопривлекательной. Все полки внутри торгового зала были заставлены консервными банками. Однако в складской части подвала, куда доступ покупателям был закрыт, под бдительным приглядом Луизы две разбитные девицы — Ада и Аля — взвешивали и фасовали сосиски, колбаску-салями, говяжью вырезку, черную и красную икру, вологодское маслице. Это готовились «заказы» для районного начальства, и потому магазин был «карманным» у заведующего отделом торговли райисполкома.
Раз в неделю он лично приезжал к Луизе на черной, натертой восковой пастой до блеска, новенькой «Волге».
Один из таких приездов Голиков наблюдал и запомнил во всех деталях, как положено верующему запоминать все, что связано с явлением пред их очи самого господа-бога.
Щелкнула замком и распахнулась дверца машины. Из салона появилась и на миг зависла над асфальтом нога в черном лакированном ботинке, в красном с черной стрелкой носке. Нога двинулась, нащупала асфальт, уперлась в него и наружу выдвинулось упитанное, облеченное в дорогой черный костюм, начальственное тело. Коротко остриженный седовласый и розовощекий хозяин «Волги» огляделся, не замечая никого вокруг. Ему замечать других не полагалось по должности. Он лишь следил за тем, чтобы заметили его самого.
Все шло правильно. Заметили. От дверей магазина навстречу выкатилась Луиза. Захрустела белизной свеже-накрахмаленного халата. Поплыла в улыбке.
— Исай Леопольдович!
За ней бесшумной тенью маячил шнырь из торговой номенклатуры. Он всегда приезжал в магазин за полчаса до появления начальника и готовил тому подобающую встречу.
Луиза, конечно, и сама знала, что любил Исай Леопольдович, которого за глаза обожатели называли Леопардовичем, а завистники — Леопердычем, — умела она и встречать дорогого гостя, но шнырь появлялся непременно и тут же брал церемонию под свой контроль.
Визит длился недолго. Поинтересовавшись нуждами и нареканиями, Исай Леопольдович получал в руки тяжелый кулек, груженый и упакованный самой Луизой. Затем величественно удалялся.
Луиза точно знала, что отоварившись у неё (естественно бесплатно) Леопердыч уезжал с добычей к своей молодой любовнице.
Уходя, дорогой гость незаметно для шныря, но весьма заметно для самой Луизы, ласково и с намеком пощипывал ей правую упругую ягодицу. Она воспринимала это с чувством облегчения, как солдат команду «Вольно».
Чтобы получить должность завмага, то-есть выбиться в люди, Луизе прошлось и самой пройти через постельку Леопардыча на его даче. До статуса любовницы она не дотянула, но обойтись без набивания клейма пробником шефа ей не удалось.
Луиза, удачно вписавшаяся в новые экономические условия, без труда поняла все выгоды предложения, которое ей сделал Голиков. К этому времени она приватизировала магазин и стала распоряжаться им на законном основании.
В быстром темпе большая часть склада, примыкавшего к магазину, была перекрыта кирпичной стенкой. Вход в неё пробили с противоположной стороны дома, и торговая инспекция, попадавшая на торговую точку, никогда бы не могла догадаться и осмотреть скрытую часть хранилища.
Туда Голиков и перебазировал запасы из хранилищ, которыми долгое время управлял от имени несокрушимой и легендарной Советской Армии.
И как ни смешно, одним из его ближайших прихвостней в прибыльном деле стал бугай, из которого он однажды вышиб дух — Гриша Кислов по прозвищу Турухан.
* * *
С ранних лет Изольда Шарпило жила в атмосфере обожания. Уже в пять годочков обнаружилось, что девочка удивительно похожа на знаменитую красавицу Америки — жену президента Джона Кеннеди Жаклин.
Мама Изольды — бухгалтерша жилищно-коммунальной конторы Регина Леонидовна заходилась от счастья и гордости. Она прилагала титанические усилия, собирая иллюстрированные журналы, в которых имелись фотографии президента и его супруги. Глядя на эти фотографии, Регина Леонидовна и её подруга — парикмахерша Роза Храпович делали все, чтобы Изольдочка походила на заморскую президентшу как можно сильнее.
