— И украл деньги?
— Нет, испугался и сбежал. С балкона прыгнул. Ночной сторож видел, как он убегает. Что там творится, не спрашивайте! Старый поднял скандал! Прямо ужас! Хотел мою товарку рассчитать. Пришли из полиции. Она плачет. Тридцать лет в доме!..
Ядвига говорила с каким-то злорадством. Неприятности подруги явно доставляли ей удовольствие. Глаза были полны ехидства, какого Яша прежде не замечал.
— Да, в Варшаве воров хватает…
— А там лежат знаете какие закладные!.. Пожалте в гостиную. Я доложу госпоже.
Яше показалось, что Ядвига по сравнению с позавчерашним днем даже моложе выглядит. Она словно бы летала. Он вошел в гостиную и сел на диван. «Нельзя, чтоб они видели, что у меня что-то с ногой!.. Если заметят, скажу — упал. Или лучше начну с этого. Будет не так подозрительно…» Яша полагал, что Эмилия появится сразу, но она сегодня медлила больше обычного. «Отыгрывается за то, что я вчера не пришел…» — подумал Яша. Наконец послышались шаги. Появилась Эмилия, и он снова увидел на ней светлое платье, вероятно, из тех, которые она носила прежде. Он встал, но навстречу ей не двинулся.
— Какое платье!
— Вам нравится? — Эмилия поворотилась спиной, и Яша воспользовался этим, чтобы подковылять.
— Просто великолепное.
Эмилия снова повернулась к нему:
— А я боялась, вам не понравится. Но куда вы вчера запропали? Я из-за вас всю ночь глаз не сомкнула.
— Что же вы делали всю ночь?
— О, что делают, когда не спится? Читала, ходила по комнате. В голову лезли ужасные мысли. Я решила, что…
И Эмилия оборвала фразу.
«Как она могла читать, если в окнах было темно?» — подумал Яша. Он хотел было сказать это, но, чтобы не выдать себя, не сказал. Она смотрела на него с любопытством, обидой, любовью. По каким-то неуловимым признакам, по каким-то мелочам он понял — она жалеет, что отпустила его в ту ночь огорченным и хочет исправить ошибку. Эмилия свела брови, словно пытаясь угадать Яшины мысли. Он глядел на нее, на ее платье, и ему показалось, что она стала старше — не на день, а на годы, как это бывает с очень огорченными людьми.
— Вчера со мной случилась неприятность, — сказал Яша.
Эмилия побледнела:
— Что такое?
— Повредил на репетиции ногу.
— Я вообще удивляюсь, что вы еще живы, — сказала она озабоченно и тихо. — То, за что вы беретесь, выше человеческих сил. Когда есть талант, его не следует растрачивать да еще за столь скромное вознаграждение. Вас явно недооценивают.
— Верно, я слишком стараюсь, но такая уж у меня дурацкая натура.
— Что ж, это и наказание и благо… Вы были у доктора?..
— Пока нет.
— Чего вы ждете? Вот-вот премьера.
— Помню.
— Садитесь же. Я как знала. Вы собирались быть вечером и не пришли. Не пойму отчего, но я всю ночь не спала. Проснулась в час ночи и уже не сомкнула глаз. Меня не оставляло странное чувство, что ты в опасности. — Она внезапно перешла на «ты». — Я убеждала себя, что это глупо, но, как я ни стараюсь не быть суеверной, избавиться от своих предчувствий не могу. Что же произошло? Когда?
— Как раз вчера ночью.
— В час?
— Около этого.
— Я чувствовала! Хотя почему, не понимаю. Я села в постели и стала за тебя молиться. Галина тоже проснулась и пришла ко мне. Между нами странная связь. Если не сплю я, она не спит тоже, хотя я стараюсь не шуметь. Что же было? Ты прыгал?
— Да.
— Надо немедленно посоветоваться с врачом, и, если он скажет не выступать, придется не выступать. С этим не шутят, особенно в твоем случае.
— Театр обанкротится.
— Пусть. Никто не застрахован от неприятностей. Если б мы были вместе, я за тобой бы присмотрела. Ты неважно выглядишь. Ты, кажется, постригся?
— Нет.
— А впечатление, что постригся. Знаешь, уже несколько дней я не могу отделаться от странного предчувствия. Не пугайся, я не жду какой-то большой неприятности, но что-то меня гнетет. Я пытаюсь себя ободрить — не получается. Когда сегодня утром ты не дал о себе знать, я вовсе была в смятении. Даже решила ехать к тебе и еще Бог знает что. Как можно такое объяснить?
— Объяснить нельзя ничего.
— Разреши, я погляжу твою ногу?
— Потом, не сейчас.
— Лучше бы сейчас, дорогой. Потом мне хотелось бы поговорить с тобой о важных вещах.
— Давай поговорим сразу.
— Надо уточнить наши планы. Возможно, то, что я скажу, покажется тебе неубедительным, но мы оба уже не дети. Я просто больше не могу находиться в ожидании и неопределенности. Я буквально заболеваю от этого. По природе я натура не беззаботная, мне необходимо знать что и как. Галине, чтобы снова не потерять полгода, надо учиться. Ты даешь тысячи обещаний, но все остается как было. Сейчас, когда ты же сам открыл Галине наши намерения, она не оставляет меня в покое. Девочка умна, но ребенок есть ребенок. Конечно, сейчас, когда тебе больно, не следовало бы заводить подобных разговоров, но не могу тебе передать, что я испытываю. Кроме того, я очень скучаю… Едва за тобой закрывается дверь — начинается пытка. На меня находит странная неуверенность, как если бы я очутилась на льдине, которая в любой момент может растаять, и я окажусь в воде. Мне даже кажется, что я стала вульгарной и потеряла всякий стыд…
Эмилия умолкла. У нее дрожали губы. Она стояла, поникнув головой и опустив глаза, точно обескураженный и необычайно устыженный человек.
— В чем дело? Ты говоришь о близости? — спросил Яша, мгновение поколебавшись.
— Обо всем вместе…
— Что ж, всё и решим.
6
— Каждый раз ты говоришь «всё решим». Разве так много надо решать? Если мы едем, я должна ликвидировать квартиру и продать мебель. За это, наверно, можно что-то получить, но все стоит не так уж много, и правильней, я думаю, увезти все в Италию. Это конкретные дела, которыми надо заняться. От разговоров толку мало. Придется еще хлопотать о паспортах — русские придумывают всяческие сложности. Надо назначить неделю и день отъезда. Немаловажен и вопрос денег. Я с тобой до сих пор об этом не говорила — потому что это для меня ужасно неприятная тема. Когда приходится произносить слово «деньги», кровь бросается мне в лицо (Эмилия и вправду покраснела), но без них ничего не получится. Еще мы говорили… то есть ты обещал… обратиться в католичество… Конечно, это формальность, человек не обретает веру оттого, что его кропят водой. Но иначе мы не сможем пожениться… Я говорю так, будучи уверена, что ты давал свои обещания всерьез. Если нет, зачем самих себя морочить? Мы уже не дети.
Эмилия умолкла.
— Я все говорил всерьез — ты это знаешь.
— Ничего я не знаю. Да и что мне вообще о тебе известно? Иногда кажется, себя я тоже уже не знаю. Когда мне о подобном приходилось слышать, я всегда обвиняла женщину. У тебя ведь есть жена, хотя ты ей неверен и живешь как вольная птица. Я тоже не без греха, но я верна церкви. С католической точки зрения принявший нашу веру рождается заново и все прежние узы больше его не обязывают. Я не знаю твоей жены и не хочу ее знать. Другое дело, что вы бездетны, а брак без детей как бы брак наполовину. Я уже не так молода, но иметь детей еще могу и хотела бы подарить тебе ребенка или даже двух. Ты будешь смеяться, но даже Галина об этом мечтает. «Когда вы с дядей Яшей поженитесь, — сказала она, — мне хочется братика и сестричку…» Человек таких способностей, как ты, должен оставить наследника… Мазур — хорошая польская фамилия.
Яша сидел на диване, Эмилия опустилась визави в шезлонг. Он глядел на нее, она — на него. Он вдруг понял, что больше откладывать нельзя. Что он собирался сказать, должно быть незамедлительно сказано. Однако он все еще не решил, что скажет и как поступит.
— Эмилия, мне надо кое о чем поставить тебя в известность.
— Говори, я слушаю.
— Эмилия, у меня нет денег. Все мое имущество состоит из дома в Люблине, но я не могу отнять его у жены.
Эмилия на мгновение как бы ушла в себя.
— Почему ты до сих молчал? Из твоих слов следовало, что деньги проблемы не составят.
— Я рассчитывал достать. В случае успеха новой программы я надеялся на заграничный ангажемент. К нам наезжают оттуда люди…
— Прости, но план был не такой. Почему ты думаешь, что тебя пригласят в Италию, а не во Францию или Америку? Не странно ли — мы поженимся, ты будешь в одном месте, а мы с Галиной — в другом? Ей ведь надо пожить на юге. Зима, скажем в Англии, погубит ее. Еще ты собирался год отдыхать и поучить европейские языки. Если начнешь гастроли в Европе, не зная языков, к тебе будут относиться не лучше, чем в Польше. Ты не помнишь, что говорил сам. Мы собирались купить дом и сад возле Неаполя — таков был наш план. Я не хочу давать тебе советов, но, если ты думаешь утвердиться в своих намерениях, необходим ясный план. Жизнь ото дня ко дню — экспромты, как вы, актеры, это называете, — принесла тебе довольно вреда. Ты же сам говорил…
