— Очень, — шепчу после головокружительного поцелуя. Мы идем в обнимку, не обращая внимания на мимо проходящих.
Народу здесь очень много, возможно, целый университет.
Когда упираемся в небольшое искусственное озеро с арочной пешеходной кладкой, медленно начинаем подниматься.
— Как красиво, — представляю, как здесь летом или когда много снега.
— Я знал, что тебе понравится, — останавливаемся посередине. Опираюсь спиной в его грудь, утонув в желанных объятиях.
— Что будем делать, если они заставят нас расстаться? — Я хочу знать его ответ. Мне нужно понимать, насколько он уверен в своих чувствах.
— Детка, я же просил не накручивать себя, — шепчет на ухо.
— Ответь, пожалуйста, — для меня это важно.
Алекс долго молчит, меня даже тошнить начинает от легкого ветра и громкого дыхания парня. Поворачиваю голову так, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Я не готов тебя отпустить, — целует в макушку.
Только хочу ответить, как из кармана куртки Алекса слышится звук входящего звонка.
— Слушаю, — ощущаю, как он весь напрягается, сильнее прижимая мою спину к своей груди.
— Ты как посмел, щенок?! — голос Егора я узнаю сразу.
— Ты о чем? — хочет отстраниться, но я не позволяю.
— Не понимаешь? — хмыкает. — Я сейчас тебе фотку скину, все поймешь. Быстро домой! — Рявкает. Дальше слышатся только гудки, и через мгновение прилетает фотография, на которой мы с Алексом целуемся. Рядом замечаю спину Тима и обстановку узнаю.
— Это Оля сделала? — больше некому было. Ребята играли.
— Теперь без разницы, — играет желваками. — Думаю, нам надо поехать домой.
Он прав, только от понимая, что моя мама сейчас чувствует, становится тошно. С другой стороны, я не уверена, что смогу расстаться с парнем, если от меня этого потребуют.
56
Меня всегда бесила приставучесть сестры друга. Только ради Дена я не переходил черту. Ведь мог. Реально мог. Постоянно повторял девушке, что она для меня как сестра и ничего между нами быть не может.
Это уже перебор. Я знал, что рано или поздно это случится, но надеялся, что родители расстанутся до того момента. Тогда проблем бы не было.
— Мил, — делаю резкий шаг вперед и сгребаю в охапку. Моя детка потупила взгляд в землю, словно застыла в одной позе. — Все будет хорошо, — вдыхаю уже такой родной аромат.
Давно заснуть без него не могу. Как наркоман — надышусь, а потом засыпаю как младенец.
— У меня плохое предчувствие, — поднимает влажные глаза. — Давай сначала я маме позвоню?
— Она уже знает, — не хочу ее расстраивать, но я слишком хорошо знаю своего отца.
Разборок не избежать. Причем всем четверым. Он ненавидит, когда обманывают, и сам может наорать, но врать — никогда.
— Ладно, поехали, — крепко обнимает, даже не представляя, насколько мне придает сил.
Я много раз пытался съехать от отца, но всегда жалел. Не хотел оставлять его со своим характером наедине. Но, кажется, теперь нет больше смысла оттягивать. Наверное, он уже собрал мои вещи, если еще не выбросил.
За себя я не боюсь, а вот за Милу — очень. Он же будет пилить ее постоянно. И Марине достанется.
В последнее время я немного пообщался с женщиной. Очень классная и современная. Понимает с полуслова и, главное, следит за тенденциями. Чего не скажешь о моем отце. Он старой закалки. Воспитан дедушкиным ремнем и правилами, действующими полстолетия назад, он не признает нововведения.
Удивляюсь, как они с Мариной вообще общий язык нашли. Но, как говорится, противоположности притягиваются.
Дорогой Мила молчит. Я держу ее тонкие прохладные пальчики и сам ощущаю ее бешеное сердцебиение.
Ей плохо, я понимаю. Она хорошая девочка, и матери никогда не врала. Боль читается на лице.
Сжимаю крепко зубы, вспоминая о виновнике всего этого. Что делать — ума не приложу, но и ездить по нам не дам.
С того дня, как она прибежала на парковку, я как второй раз родился. Мы оба переродились. В красивых глазах моей девочки загорелся огонь. Иногда она боялась, что родные узнают, и нервничала, как сегодня вечером, но в основном мы — одно целое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Паркуюсь возле дома и сразу поворачиваюсь к Миле. Целую долго и страстно, так, что внутри все переворачивается. Мне нужны силы, чтобы противостоять.
— Будь сильной. И не оправдывайся, — знаю я ее, — я все сам скажу.
Еще раз целую, и только тогда мы выходим на улицу.
За калиткой в домашнем халате стоит Марина.
— Мам, — Мила пытается отпустить мою ладонь, я еще крепче сжимаю. Уверен, что Марина не будет ругать дочь, уж тем более ненавидеть. Зря Мила нервничает.
Моя девочка упрямая, поэтому я уже давно перестал доказывать ей хоть что-то. Жду подходящего момента. Наслаждаюсь ее удивленным лицом.
— Привет, ребята, — Марина грустно улыбается. — Вы заходите, я сейчас подойду, — показывает на наушник в ухе. Наверное, с медсестрами разговаривает. Она часто так делает. Готовит, и если что-то срочное, то ей звонят с работы, и она объясняет, что делать, только в крайнем случае все оставляет и мчит на работу.
Мила легонько освобождает свою руку, и в этот раз я не перечу, пусть. Но каждый шаг к дому мне кажется каторгой. Я знаю отца в гневе. Знаю, чего ожидать, только, боюсь, не удержусь, когда он начнет Милу оскорблять.
— Ну наконец! — Отец откладывает ноутбук, как только входим в гостиную. Я впереди, Мила сзади. — Я вижу, ты вообще страх потерял? — глаза сверкают гневом. Подрывается на ноги и вмиг оказывается рядом. — Неблагодарный нахлебник! Еще опозорить меня решил? Спать со своей сводной сестрой?
— Слова выбирай! — чуток повышаю тон. Он зол. Играет желваками, бледнеет, словно на стену натыкается. — Ничего такого не было! Я же не идиот!
— Как раз ты идиот! — шипит сквозь зубы.
— Прекратили! — Марина командным тоном останавливает наш спор. — Все на кухню, там за чашечкой успокоительного чая все поговорим.
57
Мама спокойно готовит чай. Алекс сидит по ту сторону стола, и я очень жалею, что так далеко. Мандраж как ток под кожей. Я не знаю, чего ожидать от Егора, и очень стыдно перед мамой.
Чувствую, как Алекс ловит обеими ногами мою и легонько сжимает. Поддерживает, и я уже хоть немного, но могу дышать.
— Я не вижу ничего плохого в том, что наши дети нравятся друг другу, — четко выговаривает мать. Ставит поднос с заварником на середину стола и опускается возле меня. Накрывает мои дрожащие руки своей теплой ладонью, смотря прямо на Егора. — думаю, тебе надо относиться к этому проще.
Глаза щиплют слезы. Не удерживаюсь и обнимаю мамочку.
Какая же я дура! Надо было сказать, признаться.
А я струсила.
Несмотря на ее спокойствие и поддержку, я чувствую стыд.
— Мирин, — Егор наливает себе чая в кружку. Его лицо цвета спелой вишни. Желваки напряжены. И на нас даже не смотрит. Только на мать или в окно. — Я не так воспитан. И его так не воспитывал. Раз мы живем под одной крышей, значит, семья. Он ей брат. И никакой любви быть не может.
— Тогда я больше здесь не живу! — Алекс поднимается и громко отталкивает стул.
— Да куда ты пойдешь? — Егор говорит с пренебрежительностью. — Ты закончить универ самостоятельно не можешь! Хулиган. Идет он!
— Спокойно, — мама тоже поднимается на ноги. — Алекс, прошу, ты же умный мальчик.
— Мы уже закончили, — отрезает Егор. — Хочет уходить — пусть уходит. Только домой вернется тогда, когда найдет себе другую девушку.
Сердце огнем вспыхивает. Прикусываю нижнюю губу, чтобы не нагрубить, у меня нет такого права.
— Прекрасно! — Алекс обходит стол и идет на выход.
— И кредитки все оставь. Машину тоже! Слизняк! Моя вина, что не смог воспитать нормально. Все работал, чтобы он все имел, а тут вот какая благодарность.
Меня всю трясет, даже представить не могу, куда пойдет Алекс. Квартира же еще не готова.
— Присядь, — останавливает меня мама, когда я хочу пойти за Алексом. — Сначала я.
Оставляет меня наедине с Егором.
