- Ты смотри, не подстрекай их к мятежу! О'кей?
Я вылез из фургона и подошел к Рейверу. С беззаботным видом.
- Как дела? - спросил я, не обращая внимания на окруживших нас ребят.
- Все спокойно. Скальп с меня они снимут еще не скоро. Я предупредил: первому, кто притронется к моим шинам, я их в глотку забью. Так ведь, приятель? - спросил он, обращаясь к наблюдавшему за ним высокому худому негру с надвинутой на самые уши антильской шапочке.
Тот не счел нужным ответить.
- Ладно, - сказал я Рейверу, - пошли.
- Подвал номер 488. Там сторож ждет. А я остаюсь здесь. Я предпочитаю послушать Халеда. Он мне очень нравится. Он меня удивлял, этот Рейвер. Он опровергал все мои представления об антильцах. Наверное, он понял это. Он показал на дом чуть ниже: — Видишь, вон там я родился. Здесь я у себя дома.
Мы выволокли из фургона Муррабеда Черутти взял его под руку, чтобы толкать перед собой. Подошел высокий негр.
- Тебя-то за что легавые взяли? — спросил он Муррабеда, демонстративно не обращая внимания на нас.
- За одного педераста.
Шестеро парней преграждали вход в дом.
- Педераст - это мелочь, скажу я тебе Сюда мы пришли обыскать его подвал. Там должно быть столько наркотиков, что можно посадить на иглу весь квартал. Тебе, наверно, это нравится. А нам нет. Совсем нет Если ничего не найдем, завтра его выпустим.
Высокий негр кивнул. Парни расступились.
- Мы с тобой, - сказал он Муррабеду.
В подвале царил невообразимый бардак. Ящики, картонные коробки, какое-то шмотье, запасные части мопедов.
- Ты нам скажешь или мы будем искать?
Муррабед устало пожал плечами.
- Тут ничего нет. Ничего вы не найдете.
Это было сказано без уверенности. Он уже не хорохорился. Черутти и трое других полицейских начали обыск. В коридоре столпился народ. Мальчишки. И взрослые. Приперлись все жильцы дома. Регулярно гас свет, но кто-то снова нажимал на выключатель. В наших интересах, действительно, было наложить лапу на припрятанные наркотики.
- Нет здесь наркотиков, - повторил Муррабед. (Он сильно нервничал. Плечи у него поникли, и он опустил голову.) Они не здесь.
Наряд перестал искать. Я посмотрел на Муррабеда.
- Здесь их нет, - сказал он, снова чуть-чуть приободрившись.
- А где они? - спросил Черутти, подойдя к нему.
- Наверху. В газовой колонке.
- Пойдем туда? - спросил Черутти.
- Продолжайте искать, - ответил я.
Муррабед сорвался.
- Черт! Да нет здесь ничего, говорю я тебе. Они наверху. Я покажу.
- А здесь что-нибудь есть?
- Есть! - воскликнул Беро, показывая автомат «томпсона».
Он только что вскрыл один из ящиков. Целый арсенал. Стрелковое оружие всех видов. Патронов столько, что можно выдержать любую осаду. Это, действительно, крупная добыча.
Выйдя из машины, я проверил, не ждет ли меня кто-нибудь в боксерской перчатке. Но на самом деле я в это не верил. Они мне преподали хороший урок. Серьезные неприятности были отложены на потом. Если я не последую данным мне советам.
Мы снова отправили Муррабеда в камеру. Нашли около килограмма героина в пакетиках. Догадались, что есть и гашиш. И двенадцать тысяч франков. То, за что его можно было на какое-то время посадить. Хранение оружия сурово осложнит его дело. Тем более, что у меня появилась кое-какая мыслишка насчет будущего использования этого оружия. Муррабед теперь молчал как рыба. Он ограничился тем, что потребовал вызвать своего адвоката. На все наши вопросы он отвечал пожатием плеч. Но наглеца из себя он не корчил. Он серьезно влип. Он спрашивал себя, сумеют ли они вытащить его из этой передряги. «Они» -это те люди, что использовали его подвал для склада оружия. Те люди, что снабжали его наркотиками. Может быть, это одни и те же люди.
Первое, что я услышал, открыв дверь, был смех Онорины. Счастливый смех. Потом ее чудесный говор:
- Ну вот, наверно, мне везет, как в раю! Опять я выиграла!
Они были здесь все трое. На террасе Онорина, Мари-Лу и Бабетта играли в рами. Под музыку Петручани пел «Estate»{«Лето» (итал.).}. Одну из своих первых песен. Не самую лучшую. Потом последовали другие записи, более совершенные. Но эта песня захлестывала слушателя искренностью чувств. Я перестал ставить эту пластинку с тех пор, как от меня ушла Роза.
- Я вам не помешаю, надеюсь, - подходя к столу, сказал я, несколько раздосадованный.
- Смотрите не сглазьте! Да! Я уже третью партию выиграла, - ответила Онорина, явно возбужденная.
Я каждую чмокнул в щечку, забрал со стола бутылку виски «лагавюлен», стоявшую между Мари-Лу и Бабеттой, и пошел на кухню за стаканом.
— Там, в глиняном горшке фаршированные перцы, - крикнула мне вслед Онорина. -Подогрейте, на слабом огне. Хорошо, тебе сдавать, Бабетта.
Я улыбнулся. Всего несколько дней назад это был холостяцкий дом, а теперь, без десяти двенадцать ночи, три женщины резались тут в рами! Все было прибрано. Ужин готов. Посуда вымыта. На террасе сушится выстиранное белье. Передо мной была воплощенная мечта каждого мужчины: мать, сестра, проститутка!
Я слышал, как они хихикают у меня за спиной. Казалось, их объединяло нежное согласие. Мое дурное настроение рассеялось так же быстро, как и возникло. Я был счастлив видеть их здесь. Любил их, всех троих. Жаль, что они не могут составить одну-единственную женщину, которую я мог бы полюбить.
- Ты играешь? - спросила меня Мари-Лу.
Глава десятая, в которой взгляд другого — это смертоносное оружие
Онорина бесподобно готовила фаршированные перцы. «По-румынски», - объясняла она. Набив перцы начинкой из риса, сосисочного фарша и рубленой, хорошо просоленной и проперченной говядины, она укладывала их в глиняный горшок и заливала водой. Добавляла томатную пасту, тимьян, лавровый лист и садовый чабер. Ставила горшок на очень слабый огонь, не закрывая крышкой. Вкус получался дивный, особенно если в последний момент полить перцы столовой ложкой сметаны.
Я ел, наблюдая за их игрой в рами. Выигрывает тот, кому удается избавиться от всех своих карт.
Эта игра простая. Однако требует большой внимательности, если хочешь выиграть. Мари-Лy надеялась на случай и проигрывала.
Борьба шла между Онориной и Бабеттой. Обе пристально следили за картами, которые сбрасывали. Но за Онориной стоял многодневный опыт игры в рами, и я, даже когда она удивлялась, если выигрывала партию, предсказывал ей успех. Она играла на выигрыш.
В какой-то момент мой взгляд упал на сохнущее белье. Среди моих рубашек, плавок и носков я заметил белые женские трусики и бюстгальтер. Я взглянул на Мари-Лy. Она была в одной из моих маек. Хлопчатобумажная ткань туго обтягивала груди. Мой взгляд скользнул по ее ногам, ляжкам. Задержался на заду. У меня встал, когда я сообразил, что под майкой она голая. Мари-Лу перехватила мой взгляд и разгадала мои мысли. Она послала мне восхитительную улыбку, подмигнула и, слегка смутившись, закинула ногу на ногу.
Следствием этого стали переглядывания. Бабетты с Мари-Лу. Бабетты со мной. Меня с Бабеттой, потом с Мари-Лу. Я почувствовал себя неловко и поднялся, чтобы пойти, принять душ. Даже под струями воды у меня все еще стоял.
Онорина ушла в половине первого. Она взяла пять партий. Бабетта четыре. Мари-Лу
одну. Целуя меня, Онорина, вероятно, думала, что же я собираюсь делать с двумя женщинами у себя дома.
Мари-Лу объявила, что идет принять ванну. Я не сдержался и посмотрел ей вслед.
- Она, действительно, очень красивая, - сказала Бабетта.
Я кивнул в знак согласия.
- Ты тоже.
И это была правда. Бабетта забрала волосы на затылке конским хвостом. Ее глаза казались огромными, а рот еще больше. Несмотря на свои сорок, она могла, не стыдясь, соперничать со множеством хорошеньких девушек. Даже с Мари-Лу. Она была молода. Ее красота была броской, очевидной, красотой лучезарной Бабетты. «Радость жизни сохраняет красоту», - подумал я.
- Брось, - сказала она, показав кончик языка.
- Она тебе сказала?
- У нас было время на знакомство. Это ничего не меняет. У этой девицы есть голова на плечах. Ты поможешь ей избавиться от сутенера?
- Она тебя просила?
- Она вообще ничего не просила. Это я тебя спрашиваю.
— От сутенера не отделаешься, если только она сама не захочет завязать. Если у нее будет желание. И мужество. Это не так просто, ты знаешь. Девок держат крепко. (Я нес банальности. Мари-Лy была проститутка. Она нагрянула ко мне, потому что оказалась в безвыходном положении. Потому, что я не был мудаком. Потому, что я олицетворял собой безопасность. Дальше я не заглядывал. Только в завтрашний день, но это уже было много.) Я должен найти, где ей жить. Здесь она не может оставаться. У меня теперь небезопасно.
Воздух был мягкий, подобный пахнущему солью нежному дуновению. Мой взгляд был устремлен вдаль. Плеск волн шептал о счастье. Я пытался отогнать от себя нависшие угрозы. Я углубился в опасные зоны. Намного опаснее их делало то, что я не знал, откуда последуют удары.
