Но Захави энтузиазм подростков озадачил. Они не только отчаянно конкурируют за право приносить пищу в гнездо, следить за хищниками и охранять территорию от соседей — их энтузиазм кажется на удивление нежеланным. Доминирующие особи фактически мешают подчиненным оказывать помощь, хотя должны бы, полагал Амоц, паразитировать на стараниях своих младших братьев.
Захави утверждает, что помощники вообще не гонятся за непотическими наградами, а стремятся к так называемому социальному престижу. Рьяная и энергичная помощь, пишет он, акцентирует преданность птицы семье, что, в свою очередь, требует преданности от других партнеров. Такая мысль привела исследователя к переоценке брака — по крайней мере, у птиц. «Полагаю, даже в сотрудничестве двоих, большая часть инвестиций может расцениваться как реклама качеств инвестора, а также его мотивов к продолжению сотрудничества. Это позволяет снизить склонность партнера к мошенничеству или отлыниванию». Иными словами, вывод Захави подразумевает, что щедрость и великодушие порой используют в качестве оружия106.
Отголоски этой странной двусмысленности можно найти и в человеческих культурах. В любой заданный промежуток времени в Британии около 7–8 % экономики сосредоточено на производстве будущих подарков. В Японии эта цифра, вероятно, еще выше. В основном речь идет об антикризисной промышленности. Об этом явно свидетельствует рвение, с которым в последние несколько десятилетий производители холодильников и плит вкладывают средства в изготовление товаров, спрос на которые, в большей своей части, определяется свадебным и рождественским рынками — например в тостеры и кофе-машины. Таким образом, они застраховались от рецессий. Но зачем люди дарят друг другу подарки? Отчасти чтобы проявить свое доброе к ним отношение. Отчасти чтобы отстоять собственную репутацию щедрого человека. А отчасти чтобы связать реципиентов обязательством ответить тем же. Подарки очень легко превращаются во взятки.
Возьмем обычай kula, практикуемый на островах Тробриан. Kula — это обмен ожерелий из ракушек на браслеты на предплечье. Острова образуют круглый архипелаг: ожерелья дарят тем, кто живет на них по часовой стрелке, а браслеты — тем, кто против. Два типа подарков путешествуют по бесконечному кругу — процедура чрезвычайно бессмысленная, но невыразимо важная. Почему дарение презентов является столь навязчивой идеей?
В 1920-х годах французский этнограф Марсель Мосс написал свой знаменитый «Очерк о даре», в котором выдвинул следующую теорию: дарение подарков в доиндустриальных обществах представляет собой способ заключения договоров с незнакомцами. В отсутствие государства, которое бы гарантировало мир, эту функцию выполняют презенты. В 1960-х годах Маршалл Салинз заметил одну весьма любопытную черту, присущую обществам во всем мире. Чем ближе родство между дарителем и одариваемым, тем меньше необходимость в ответном равноценном подношении. Внутри семьи, писал Салинз, существует «генерализованная реципрокность», под которой он понимал отсутствие реципрокности вообще: люди просто дарят друг другу подарки, не ведя счет, кто кому сколько должен. В деревне или племени, напротив, нужно быть крайне внимательным и не забывать дарить ответные — эквивалентные — подарки. Между племенами существует так называемая негативная реципрокность — довольно невразумительный термин Салинза, означающий кражу или попытку получить нечто, затратив на это меньше, чем оно стоит. Истинная реципрокность — ценность за ценность — практиковалась только между неродственными союзниками.
Бесплатного сыра не бывает. Даже в наиболее утонченных и искушенных европейских кругах дорогой подарок всегда вызывает у нас чувство, будто мы чем-то обязаны дарителю.
Разумеется, родитель не рассчитывает на ответную щедрость ребенка, а от вора никто не ждет оплаты награбленного. Но в любом другом случае подарок делается с четким намерением получить ответный презент — причем, достаточно равноценный. Реципиенту неудобно, если ему нечего дать в ответ. Или он побаивается, как бы вы не сочли маленькую коробку конфет достаточным вознаграждением за всю ту помощь, которую он вам так или иначе оказал. Даже если плата осуществляется в совершенно иной валюте, смысл дарения — это обмен. На мой взгляд, есть только одно исключение — посылание цветов в больницу другу. Да и то вы ожидаете, что в случае вашей болезни он тоже пошлет вам цветы.
Этот инстинкт знаком всем. Попробуйте представить мир без него — мир, в котором окружающие не задумываются о том, насколько вы щедры, а вы не размышляете о том, насколько они благодарны. Эта неукротимая склонность рассматривать процесс дарения презентов в свете сделок (за исключением родственников) сидит глубоко-глубоко внутри каждого из нас.
Как это часто бывает, эту особенность легче заметить в чужих культурах, чем в собственной. Впервые ступив на американский берег, Колумб встретился с людьми, отделенными от всякого культурного контакта с предками европейцев десятки тысяч лет. Хотя две эти линии не имели возможности обмениваться опытом со времен мезолита, было совершенно ясно: дары выставлялись в ожидании ответных подношений. Обменом подарков, собственно, красные и белые люди тут же и занялись. В колониальной Америке термин «индейский дар» стал означать подарок за который ждут равноценный гостинец. Презенты заведомо обязывали к ответному подарку — в этом и был весь их смысл. До сегодняшнего дня это одна из наименее непонятных культурных универсалий. Антропологи, изучавшие некое кенийское племя, поразились, как его представители преуменьшали все, что им дарили. «Каждой подаренной лошади заглядывали в рот и находили изъяны», — сетовали ученые, хотя прекрасно понимали причину. Подарки дарят с расчетом, и кенийские реципиенты знали это не хуже. Бесплатного сыра не бывает. Даже в наиболее утонченных и искушенных европейских кругах дорогой подарок всегда вызывает у нас чувство, будто мы чем-то обязаны дарителю107.
Не хуже других
Прежде чем вы обвините меня в полнейшем цинизме, хочу заметить: я отнюдь не ставлю своей целью лишить добродетель добродетели. Если вас слишком волнуют мотивы щедрых людей, значит, вы ходите кругами. Истинный альтруист не подарит ничего, ибо понимает: им при этом руководит либо тщеславие, либо ожидание ответного подарка. И в том и в другом случае он делает одариваемого своим должником. Истинно альтруистичный реципиент не оскорбит своего благодетеля, преподнеся тому презент в ответ, ибо тем самым свяжет его ненужными обязательствами (а то и вовсе намекнет, что изначальный мотив был не так уж и бескорыстен). Так, пара истинных альтруистов никогда и ничего друг другу не даст — лишь человек, лишенный всякой мотивации, способен творить добро. Здесь должно быть что-то не так108.
Парадоксы в сторону. Достаточно сказать: человеческий инстинкт обмениваться подарками настолько силен, что подношения используются как оружие. Рассмотрим потлач — ритуальный праздник с подношенем даров, во время которого практикуются намеренные попытки поставить соседей в неловкое положение собственной щедростью. Хотя эта практика известна в различных частях света, включая Новую Гвинею, наиболее широко она была распространена среди групп индейцев тихоокеанского побережья на северо-западе Северной Америки — вплоть до XIX века. Название заимствовано из языка чинуков. Больше всего подробностей мы узнали благодаря племени квакиутл с острова Ванкувер.
Индейцы племени квакиутл — непревзойденные снобы. Первостепенное значение для них имел статус, выраженный благородными титулами, а самым страшным считалось унижение. Как следствие, вся их жизнь была подчинена навязчивой погоне за статусом с одной стороны и страху позора с другой. Поскольку канадское правительство лишило племя возможности вести войны, основным оружием индейцев стала щедрость. Они раздавали свои богатства, чтобы подняться на каждую следующую ступень социальной лестницы, и лишались доброй репутации и престижа, если не могли ответить щедростью на щедрость — причем со щедрыми процентами.
Это абсурдное соревнование было крайне ритуализованным. Специальные мероприятия — потлачи — являли собой вопиющую демонстрацию соперниками собственных щедрости и расточительности. Они отдавали друг другу одеяла, жир колюшки, ягоды, рыбу, шкуры морской выдры, каноэ и самое ценное — «медяки», листы меди, украшенные фигурками. Не удовлетворившись раздачей накопленных богатств, некоторые хозяева церемонии брались вообще уничтожать их. Один вождь попытался затушить костер соперника дорогими одеялами и каноэ, а тот вылил в пламя рыбий жир — чтобы оно не потухло. В некоторых домах, где проходил потлач, врезанные в потолок специальные фигуры изливали в огонь бесконечный поток ценного масла.
