часто называл меня трусливым зайчиком когда-то. Но я боялась, в основном, за него, когда он шёл на игру или лез в очередную драку. Уж слишком горячий нрав у него был — полная противоположность моему.
— Я уже давно не зайчик, Саш. Скорее, дикобраз.
— Разве? Я не заметил иголок.
Обнаженной спины коснулись теплые пальцы.
Я вздрогнула, втянула носом воздух и прикрыла глаза, желая не потерять рассудок. Или потерять его уже, наконец…
Подушечки мужских пальцев сменялись на костяшки и скользили по моей спине, вырисовывая только Саше понятные узоры.
Клянусь, если бы я не продолжала опираться о колонну плечом, то уже давно свалилась бы с ног и лежала в траве.
Невыносимо чувствовать его прикосновения и делать вид, что мне плевать. Это пытка слишком прекрасна, чтобы закончиться, но и продолжаться она тоже не должна.
— Саша, не надо, — выдохнула я, едва шевеля пересохшими губами.
— Я тебе противен? — горячий шепот у самого уха, и я машинально отклонила голову в сторону, словно подставляя ему шею.
— Ты никогда не был мне противен.
— Так в чем же тогда дело?
— Саша, — всхлипнула я, чувствуя едва уловимое касание губ на тонкой коже шеи. — Не надо! — я встрепенулась и развернулась на месте, с ужасом заглянув в глаза, что были чернее ночи. Ладони мои уперлись в его твердую грудь, и я наивно надеялась на то, что смогу удержать его на расстоянии от себя. — Это не смешно, Саш, — качнула я головой, надеясь на то, что хотя бы у одного из нас хватит сил и ума на то, чтобы не идти дальше.
— Никто и не шутит, — Саша мягко обхватил мои запястья пальцами и убрал руки со своей груди. Опустил их, но не выпустил. Лишь продолжил смотреть в мои глаза, словно надеясь увидеть в них гораздо больше, чем я готова ему сказать. — Значит, всё-таки, всё ещё противен? — спросил он тихо.
— Ты дурак, Саша, — качнула я отрицательно головой, едва сдерживая подступающие слёзы.
Не может быть противным человек, которого до сих пор любишь.
А я его до сих пор люблю. И, глядя в его темные глаза, отчетливо это понимаю.
— Тогда что? — его темные брови нахмурились. — Почему теперь я не могу тебя коснуться?
— Ты… — я осеклась, не зная, какие подобрать слова. Устало выдохнула и опустила голову. В этой битве я точно проиграю. — Ты просто пьян, Саш. И уже завтра ты пожалеешь о своих словах. И действиях.
— А ты, Руфи? — легкая усмешка коснулась его губ. — Ты хоть о чем-нибудь пожалела за эти восемь лет?
— Да, — короткий честный ответ.
— О чём?
Слова застряли в горле.
Конечно, я жалела. О многом. Но главное — о том, что солгала любимому человеку.
Приоткрыв рот, я не знала, как ответить на такой простой для меня вопрос. Слова вертелись на кончике языка, но никак не хотели срываться с него, потому что сейчас, в этот особенно хрупкий момент, установленный между нами, моё признание будет убийственным для нас обоих.
Я не могла сказать то, что должна была, но я сделала то, что мне сейчас очень хотелось.
Отбросив всё, кроме страха быть отвергнутой, я вдохнула полной грудью, прильнула к губам, по которым очень соскучилась, и не встретила ни капли сопротивления.
Саша лишь на мгновение замер, словно оглушенный моим натиском. Но когда до него дошло, что именно я сделала, его пальцы на моих запястьях ослабли, теплые ладони нежно скользнули вверх по рукам и обхватили плечи.
Голова закружилась, внешний мир растворился. Я слышала лишь шумное Сашино дыхание, цеплялась за лацканы его пиджака, и умирала и возрождалась вновь от ощущения его пальцев, запутавшихся в моих волосах на затылке.
Широкая ладонь скользнула по моей спине вниз. Придерживая меня за талию одной рукой, Саша слегка развернулся и заставил меня отступать до тех пор, пока мы не вошли в еще большую тень, где моя спина уперлась в прохладную стену.
Жадно глотая воздух, не в силах отдышаться, я прижималась к Саше так, будто хотела стать с ним единым целым. Я исследовала его крепкое тело через ткань костюма, пыталась насытиться вкусом его губ, будто подсознательно понимала, что этот поцелуй точно может стать последним. Вздрагивала, когда Саша скользнул ладонью под подол платья и касался тонкого кружева белья.
Подставив шею его поцелуям, я не хотела открывать глаза, потому что боялась, что всё то, что между нами сейчас происходит — это лишь сон или бред моего затуманенного алкоголем сознания, или я очень хорошо выдаю желаемое за действительное.
— Сколько? — шепнул Саша рвано и вновь набросился на мои губы, терзая их до сладкой истомы и мучительных спазмов внизу живота.
— Что? — выдохнула я с тихим стоном, не понимая, о чем именно он сейчас говорит. Да и зачем он, вообще говорит?
— Сколько ты хочешь за эту ночь? — выронил Саша шепотом, скользя губами по моим ключицам.
Горячее сумасбродное томление внизу живота резко охладело и сковалось льдом. Еще секунду назад перевернутый мир вновь встал на ноги и стал серым и блеклым.
Я резко толкнула Сашу в плечи, желая, чтобы он оказался как можно дальше от меня. Слегка пошатнувшись, он сделал лишь шаг назад. Всё так же тяжело дыша, впился в меня черным взглядом, в котором вкупе с алкогольной и похотливой дымкой сквозило высокомерие и триумф победителя.
— Что ты…? — дрогнули мои губы. Рука взметнулась и ладонь мою обожгло острой болью от пощечины, которую я оставила на Сашином лице. — Ненавижу, — процедила я едва слышно через стиснутые зубы.
Но увидела лишь самодовольный оскал, когда Саша отёр уголок своих губ подушечкой большого пальца.
— Разве ты не этого хочешь, Руфи? Или есть еще какая-то причина, по который ты на меня набросилась? — выронил Саша ядовито.
Качнув отрицательно головой, не понимая, почему я поддалась своей слабости, я приподняла подол платья и, сдерживая слёзы, пошла обратно в дом.
В толпе гостей нашла Дениса, который разговаривал с какими-то мужчинами, явно отлично проводя время.
Увидев меня, Денис перестал улыбаться и обеспокоенно заглянул в глаза.
— Что с тобой, Ру? Всё в порядке? — положил он ладони на мои плечи. — Ты дрожишь.
Денис порывисто снял с себя пиджак и накинул на мои плечи.
— Поехали домой. Я устала, — выдавила я сухо, стараясь ни на кого не смотреть. В этом доме собрались лишь Сашины защитники и фанаты, а на моей стороне был лишь Денис. Но и это ненадолго.
— Ру, ты меня пугаешь, — Денис смотрел то на меня, то на дорогу. Его слишком
