— Даааа, закавыка! — протянул парторг. — А много надо? — он посмотрел на Сашку.
— Пять.
Артемыч уставился на директора, от чего тот скривился, как от лимона:
— Ну не могу, ты же сам понимаешь! Выделю я резервы, а делать, кто будет?
— Вопрос только в людях? — уточнил Клязьмин, на что директор угрюмо кивну. Парторг задумался, а потом резко хлопнул ладонью по столу, — А знаете что, поговорите с людьми сами, попросите помочь! Вот Вы, товарищ подполковник и ты Лида. Оно и действительно, сейчас такой аврал, что на рабочих местах люди засыпают, даже патрули пришлось организовать, чтобы будили, а то калечится народ… — Щека Клязьмина дернулась. — Но думаю, вам не откажут, поработают сверхнормы.
— Да ты что! — взвился директор, — Угробишь людей! Кто будет план выполнять?! Мы с тобой?! Много мы вдвоем наработаем!
— Не угроблю! — так же на повышенных ответил Клязьмин, — Плохо ты наших рабочих знаешь! Да если им объяснить и рассказать, они горы свернут! Вот пусть они и расскажут! — он беспардонно ткнул пальцем в Сашку с Лидой, — Не просто же так их сам товарищ Сталин награждал! И передвижки им нужны поди не зажигалки делать. Так ведь? — он посмотрел на Сашку
Надо же, даже про Сталина знает. Видать Лидины родители похвастались, а Клязьмин на заметочку взял.
— Да уж не зажигалки, — Сашка улыбнулся, вспомнив, как они с матами танком вытаскивали из снега вертолет. Сейчас это уже вспоминалось с улыбкой, а тогда было совсем не до смеха. В любой момент могли появиться «юнкерсы», привлеченные суетой, или ударить остатки немецкой артиллерии из Шлиссельбурга. Да и просто варварская буксировка заставляла Сашкино сердце обливаться кровью.
— Ну, вот! — парторг просто пылал энтузиазмом, — И расскажете людям, как нужен на фронте их труд, что не зря они тут у станков засыпают! Иваныч, так я объявляю митинг? — он посмотрел на директора. Тот только махнул рукой.
— Объявляй. Только говорильню там не разводи, а то знаю я тебя. Вон пусть молодежь говорит. Молодым везде у нас дорога… — директор посмотрел на часы, — через сорок минут пятнадцатиминутка, разрешаю еще пятнадцать минут…
— Иваныч! — возмущенно воскликнул Клязмин.
— Слушай, Паша, что ты от меня хочешь?! Мне только перед их приходом, — Тимохин мотнул головой на летчиков, — Каганович звонил. Стружку с песком снимал. Ты понимаешь, что будет если мы не уложимся в сроки?! Ничего не будет?! Ни тебя, ни меня?! Тут же, не выводя с завода, расстреляют, и правильно сделают!
— Не горячись, Коль, успеем мы все! Просто верь в наших советских людей! Но полчаса мало. Люди только собираться будут минут двадцать.
— А ты меня, Паша, за советскую власть не агитируй! Хорошо, сорок пять минут и ни минутой больше! — пошел он на уступку, — Тебе людей собирать, а ты тут мне мозги полощешь. И товарищей летчиков забирай с собой. Мне работать надо.
— На митинг-то придешь?
— Приду, — недовольно буркнул Тимохин, — все, идите! — он махнул рукой.
— Пойдемте, товарищи, — как на пружине подскочил Клязьмин. — У меня в кабинете посидите, пождете, а я людей организую.
Они вышли из кабинета директора, парторг, широко шагая, ринулся куда-то по коридору, призывно махнув рукой. Пришлось поспешить за ним. Сашка на ходу тихонько шепнул Лидочке, кивнув на Клязьмина:
— Он всегда такой?
— Ага, — кивнула Лида с улыбкой, — Павел Артемович он хороший. И восторженно прошептала: — Представляешь, он с самим Лениным знаком был!
Сашка кивнул. Парторг ему понравился. Только вот о чем ему людям говорить? Он, хмурясь, посмотрел в спину Клязьмину.
— Товарищ Клязьмин?
— Аюшки, товарищ подполковник? — это «аюшки» так не вязалось с окружающей обстановкой, что сначала Лида, а следом и Сашка едва сдержали смех.
— Мне о чем говорить-то?
— Вам же ПАРМы нужны?
— Ну да.
— Вот об этом и скажите, — улыбнулся Клязьмин, останавливаясь у двери обитой черным дерматином[i] с надписью «Партком» красивой прописью выгравированной на медной табличке. Парторг распахнул дверь и приглашающе кивнул: — Проходите товарищи. Подождите меня тут, а я сейчас распоряжусь на счет митинга, — и Клязьмин рванул дальше по кабинету.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сашка с Лидой шагнули в большой, почти, как у директора кабинет. Только вместо железок, здесь на стеллажах стояли книги, а на длинном столе, расположенном вдоль всей стены с окнами занавешенными светомаскирующими шторами лежат пачки газет: «Правда», «Известия», «Труд» и «Красная звезда». Вместо привычных в казенных кабинетах портретов Ленина и Сталина здесь сбоку от стола стоят их гипсовые бюсты. На стене над рабочим местом висят фотографии заводских цехов, рабочих у станков, митингов и вымпелы «За высокие показатели в социалистическом соревновании» и «Ударник коммунистического труда». Одна, мутноватая пожелтевшая групповая фотография стоит в позолоченной рамке на столе, на самом видном, рядом с телефонным аппаратом с гербом СССР, месте. И там, среди напряженно смотрящих в камеру разномастно одетых людей стоит улыбающийся Ленин. Сашка с интересом разглядывал это фото. Все-таки Ленин это Ленин, человек изменивший мир! А Лидочка задумчиво листала газетные подшивки. Но долго скучать им не пришлось.
— Всё, люди собираются. В сборочном. Там больше всего места, — ворвался в помещение Клязьмин. — Пойдемте, скорее! Времени мало! — казалось, этот пожилой человек вообще ничего не делает медленно, всё стремительно, всё на бегу, как будто он не успевает, опаздывает жить. Пришлось мчаться вслед длинноногому парторгу. Мимо каких-то цехов, из которых выходили и спешили вслед за ними, с любопытством поглядывающие на Сашку и Лиду, люди, мимо складов и гаражей. Спешить, уворачиваясь от снующих по территории завода, яростно сигналящих полуторок. Наконец, они дошли. Длинный цех, с раскиданными тут и там, рядом с верстаками, механизмами, сквозь мутные после зимы стекла под потолком пробивается свет, в дальнем конце мелькают блики сварки и слышится грохот ударов по металлу. — Васька, — окликнул Клязьмин какого-то парня, Сашкиного ровесника, — дуй на сварочный, скажи, пусть заканчивают. Сейчас митинг будет. Васька кивнул и умчался выполнять распоряжение, а Клязьмин подвел Лиду с Сашкой к погрузочной сваренной из двутавра эстакаде, вокруг которой собиралось все больше и больше народа. Спустя несколько минут подошел директор. Клязьмин посмотрел на часы и забежал по металлической лесенке наверх, на эстакаду. Гул голосов тут же прекратился, и в цехе воцарилась непривычная тишина.
— Товарищи! — низкий голос Клязьмина эхом отразился от стен, — Каждый день, каждую минуту мы с вами ждем вестей с фронта, от наших близких и родных! Наша непобедимая рабоче-крестьянская армия и флот, под мудрым руководством товарища Сталина громят врага! Отогнаны германский фашист и его прихвостни от Москвы и Ленинграда, героический обороняется Севастополь. Бьются не жалея жизни на передовой наши сыновья и дочери! Все вы знаете инженера Шадрина Михаила Ивановича и его жену, библиотекаршу Валентину Михайловну. Сегодня к нам в гости с фронта приехала их дочь — Лида, со своим командиром подполковником государственной безопасности Стаиным Александром Петровичем. Поприветствуем их! — и Клязьмин яростно захлопал в ладоши, к удивлению Сашки люди поддержали парторга такими же восторженными аплодисментами, будто они с Лидой артисты какие или руководители партийные. — Товарищ Стаин, Лида, давайте, поднимайтесь сюда. Сашка с Лидой красные от всеобщего внимания поднялись на эстакаду и встали рядом с парторгом.
— Чет больно молодой подполковник-то, — раздался чей-то выкрик. Клязьмин нахмурился:
— Молодой, — а потом, посмотрев на Сашку, попросил, — Товарищ подполковник, расстегните шинель, пожалуйста? Сашка, закусив губу, отрицательно помотал головой. — Ну и зря! — не растерялся парторг и ткнул Сашке на грудь. — Там два Ордена Ленина, Красное знамя и Звезда Героя, лично видел, — а потом ткнул в Лиду, — и там Красное знамя! По толпе прокатился гул. — Сам товарищ Сталин награждал! Да вы уже знаете. Михал Иваныч всем похвастаться успел! — послышался смех, и люди стали оборачиваться к красному от смущения и гордости за дочь инженера, к руке которого прижалась Валентина Михайловна. — Достойную дочь вырастили товарищи Шадрины! — и опять аплодисменты. — Я попросил товарища Стаина и Лиду, рассказать вам, как они воюют, как бьют ненавистного врага, как встречались с товарищем Сталиным. «Ага, попросил, — подумалось Сашке, — перед фактом поставил, еще и с орденами этими… Ну, парторг!» А Клязьмин продолжал: — Товарищ Стаин с товарищем Шадриной не отказались поговорить с рабочими нашего завода! Но и у них к вам будет просьба, но о ней вам скажет сам товарищ Стаин. «Не, вот гад!», — Сашка зло кусал губу, смотря себе под ноги на железную решетку настила эстакады. — Прошу, товарищ подполковник, — дал ему слово Клязьмин. Сашка поднял взгляд и посмотрел на людей. Худые, с впалыми в темных кругах глазами, в основном женщины и пожилые мужики. Ну и дети. От двенадцати до семнадцати. Хотя кто разберет, сколько им. Все они выглядят взросло, разница только в росте. И что сказать этим людям? Как о чем-то просить, если они и так делают все что могут?! Даже больше того, что могут! Сашка стоял молча, сжимая и разжимая кулаки и люди тоже молчали, выжидающе смотря на него. Наконец, молчать стало невыносимо, и он тихо заговорил:
