Полученный опыт не привел к изменению ни формы, ни сути структуры полевой ставки, которая вскоре должна была появиться. Что касается организации и осуществления командования на высшем уровне, то Норвежская кампания проходила на грани весьма рискованного предприятия, но в результате ее успешного завершения все были готовы забыть ее недостатки и связанные с ней разногласия и, как вскоре выяснилось, считать такую систему нормой. Самым опасным последствием этой кампании стало изменившееся положение Йодля; с тех пор ему «пришлось» сидеть рядом с Гитлером во время трапезы, и это продолжалось больше двух лет; кроме того, он показал свой характер и тем самым укрепил доверие Верховного главнокомандующего к своим суждениям по военным вопросам; такое положение накладывало на него большую ответственность, а было ли это правильно – вопрос, мягко выражаясь, спорный.
Часть третья
Период ошеломляющих военных успехов
Май 1940 г. – декабрь 1941 г
Глава 1
Занавес поднимается
В начале мая пришло «известие о победе в Норвегии»[86], давшее зеленый свет началу наступления на западе. Йодль предлагал «увязать обе операции между собой как во времени, так и с точки зрения задействованных в них сил»[87]. Гитлер, однако, решил, что новую кампанию надо начинать «после нескольких дней затишья», и из этих двух мнений его оказалось более логичным для значительной части сил люфтваффе, которое в первой половине мая еще оставалось в Норвегии.
Дни непосредственно перед началом наступления на западе были не из легких; снова метеорологические сводки, приказы и отмены приказов следовали друг за другом со все возрастающей быстротой. Погоду «делал» штаб главнокомандующего люфтваффе, ведь его авиационные и парашютные дивизии больше зависели от хороших метеоусловий, чем другие части вермахта; поэтому на нем главным образом и лежала ответственность за постоянные отсрочки. Армейский представитель по-прежнему не присутствовал на обсуждениях этой темы в рейхсканцелярии, и мнения армии даже и не спрашивали. Армия «просто» должна была держать два миллиона человек наготове, чтобы выступить через двадцать четыре часа после получения соответствующего уведомления. К 7 мая Гитлер стал «из-за опасности утечки информации очень волноваться по поводу постоянного откладывания операции»; на следующий день он заявил, что все-таки «очень беспокоится» и больше ждать не может. Тем не менее он позволил Герингу еще раз добиться отсрочки, по его словам – «вопреки собственной более здравой оценке, но ни днем больше». Это означало, что фактически Гитлер отдал наконец приказ выступать, не дожидаясь благоприятных погодных условий, из-за которых, собственно, и откладывалось наступление все эти месяцы; начальник штаба ОКВ конечно же, как всегда, послушно поддержал его. Но ему повезло. 9 мая в девять вечера, то есть за полтора часа до назначенного «окончательного срока подтверждения фюрером приказа о наступлении», начальник штаба люфтваффе смог доложить, что «10 мая погодные условия будут хорошие»[88]. Начальник метеослужбы люфтваффе заработал на этом золотые часы.
Ранним утром 10 мая различные группы офицеров, которые в будущем должны были составить германскую полевую верховную ставку, прибыли из разных мест и в разное время в район Ойскирхен, кто поездом, кто самолетом. Поезд фюрера двинулся накануне во второй половине дня с маленькой железнодорожной станции, расположенной по соседству с Берлином, на север; он должен был повернуть на запад только с наступлением темноты. Я с несколькими ведущими сотрудниками отдела «Л» вылетел около полуночи с аэродрома вблизи Шпандау на самолете специальной эскадрильи ОКВ. Остальные офицеры с писарями, машинистками, чертежниками и связистами последовали на специальном поезде нашего отдела. В это же время главнокомандующий сухопутными войсками вместе со своим начальником штаба выехал из Цоссена в охотничий домик, находившийся рядом со штаб-квартирой Гитлера; с ними отправился лишь очень небольшой персонал, состоявший из оперативного отдела и отдела разведки – той его части, которая занималась западными иностранными армиями, оба не в полном составе; остальные отделы ОКХ были размещены в Гессене и Бад-Годесберге.
К шести часам утра «полевой эшелон» отдела «Л» собрался на большой ферме в деревне Родерт на склоне горы прямо над городом Мюнстерейфель; всего в нескольких сотнях метров на всех дорогах можно было видеть армейские части, движущиеся сплошным потоком на запад; в утреннем небе было черно от наших самолетов. В предшествовавшие недели на ферме были осуществлены некоторые простые, но чрезвычайно полезные переделки, которые обеспечили нашим пятнадцати офицерам и писарям, а также тридцати– сорока сотрудникам из вспомогательного персонала удобнейшие условия для работы и проживания. Однако, ко всеобщему недовольству, обнаружилось, что часть строений заняли люди из личного окружения Гитлера, включая его охрану, которая, как мы вскоре убедились, установила там порядки солдатского лагеря, что выражалось в бесконечном гвалте днем и ночью. Настроение у них было, видимо, развеселое, поскольку их довольствие записывалось на счет гитлеровской челяди и потому не ограничивалось; это относилось и ко всем офицерам, включая тех, кто находился в зоне 1 штаб-квартиры. В отличие от них полевой состав отдела «Л» получал довольствие по тем же нормам, что и любая другая армейская часть. Никаких контактов ни на каком уровне между отделом «Л» и его соседями по ферме не было. На всех других штаб-квартирах они никогда не размещались под одной крышей.
В первый день в «Орлином гнезде» после обеда в отделе «Л» появился Гитлер со своей свитой. Он промолвил одно-два слова офицерам, с которыми был более или менее знаком, а что касается большинства членов его «рабочего штаба», как офицеров, так и других чинов, то с ними держался сухо, и в будущем так было всегда. Все последующие годы войны он никогда больше не заходил в зону 2.
Тропка, терявшаяся через сто – двести метров в низком кустарнике, вела с фермы за высокий забор из колючей проволоки в резиденцию Гитлера – зону 1. Здесь он жил со всем своим обычным окружением, состоявшим из генералов и помощников из берлинской канцелярии. Бетонные бункеры, которые служили и рабочими и жилыми помещениями, занимали обширную территорию. Даже столовая находилась в бункере. Однако центральной точкой был деревянный барак, который служил картографическим кабинетом и комнатой для инструктажа и в котором происходили самые важные совещания. Оттуда открывался прекрасный вид на горы и леса Айфеля, мирный весенний пейзаж казался еще более привлекательным из-за наших тесных квартир и непривычного окружения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
