– Ничего этого не было! – почти выкрикнула мисс Грейс. – Я ни за что не позволила бы себе поцелуи до брака.
– Поцелуи?! – Миссис Чемберс схватилась за сердце. – Но вы мне сказали, что этот мужчина вас... обесчестил, – почти прошептала она.
Девушка опустила глаза, совершенно пунцовая от стыда.
– Я просто подумала, что только тогда вы станете мне помогать, – призналась она. – Побоитесь огласки свершившегося в стенах пансиона и поможете мне отыскать мистера Джексона, чтобы решить все, так сказать, полюбовно. – Миссис Чемберс откинулась на спинку дивана с побледневшим до неестественности лицом, и мисс Стаффорд обмахнула ее веером несколько раз. – И вы помогли. Вы узнали, где найти мистера Джексона – в Уиллоу-холл, в Долине папоротников. Но я не могла и представить, что это окажется другой человек. Я уверена, что другой... – добавила она тише, поглядев на хозяйку гостиной.
И та спросила:
– Так зачем вы искали СВОЕГО мистера Джексона?
– Я надеялась, он мне подскажет, где найти мистера Марлоу... – нерешительно выдала девушка.
И директриса в сердцах простенала:
– А он кто такой, этот Марлоу?
– Мужчина, которого я, как мне казалось, люблю.
Миссис Чемберс сдавленно вскрикнула и опять повалилась на спинку дивана.
Эвелин вскинула брови:
– Полагаю, тебе следует рассказать все, как есть, – сказала она. – Но для начала мы выпьем чашечку чая!
В этот момент как раз принесли поднос с чаем и шоколадным бисквитом. И Эвелин, разлив каждому ароматного чая, пригласила своих посетительниц вернуть бодрость духа этим нехитрым напитком. Стоило миссис Чемберс отпить первый глоток, как к щекам ее прилила сбежавшая было краска, а разбушевавшееся дыхание успокоилось. И только после того, как она допила чашечку до конца, смогла произнести:
– А теперь говорите, мисс Стаффорд. Говорите или я за себя не ручаюсь!
Грейс им и рассказала, как познакомилась с Терренсом Марлоу, клерком нотариальной конторы (мученический вздох миссис Чемберс), гуляя в парке Виктории, и как он рассказал ей о своем близком друге, отец которого, обвиненный в чужом преступлении (еще один мученический вздох директрисы), был изгоем всю свою жизнь, и сын его, друг мистера Марлоу, хотел бы эту несправедливость исправить. И для этого ему нужен дневник ее дедушки, Огастеса Стаффорда, который якобы к этой несправедливости был причастен. Вот мисс Стаффорд и решила выкрасть дневник, то есть не выкрасть, конечно (смущенный смешок юной леди), а только лишь одолжить на короткое время, и мистер Джексон, встреченный ей случайно у пансиона, вызвался ей помочь (почти вызвался! Его заставили лишь самую малость). Правда, миссис Чемберс увела ее раньше, чем они добрались до дневника, и мисс Стаффорд, назвав Джексону адрес, просила его этот дневник отнести по адресу мистера Марлоу. Но... прошлым вечером девушка вдруг узнала (миссис Чемберс выпучила глаза), что мистер Марлоу, обитавший на улице Гленуэй-стрит, 18, куда-то пропал. Уехал, как сказала хозяйка квартиры, и мисс Стаффорд, не зная, где его отыскать и как вообще выяснить что-то о событиях прошлого дня, придумала только одно: нажаловаться директрисе на юного мистера Джексона и убедить ее отыскать его с целью решить их деликатный вопрос полюбовно, не привлекая родителей миссис Стаффорд. Все-таки миссис Чемберс всегда пеклась о респектабельности своего заведения! И скандал ей был ни к чему.
Как раз в этот момент, когда рассказ девушки был закончен, но леди, выслушавшие его, все еще пребывали в некой прострации от услышанного, лакей, распахнув дверь, доложил:
– Мистер Джексон, мистер Андервуд и мастер Аддингтон, госпожа.
23 глава
Усадьба Андервудов, представшая перед молодыми людьми, была меньше и современнее по сравнению со старым Рагланом. Портик здания выглядел впечатляюще, хотя и казался массивным для строения такого размера, однако аккуратно оформленная крона плюща смягчала его края. Это была простая усадьбы в благородном палладианском стиле.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Дом, милый дом, – невесело произнес Лоренс Андервуд, завидев родимые стены еще на подъезде. – Я не был здесь больше месяца и, признаться соскучился.
– Весь этот месяц вы провели в Кардиффе? – спросил Эден. Язык так и чесался добавить: «... Обольщая мисс Стаффорд», но он не решился.
Но Андервуд неожиданно сам коснулся этой весьма щекотливой темы.
Сказал:
– Вы, верно, считаете меня негодяем, воспользовавшимся доверием бедной девушки, чтобы добиться собственной цели? – Эден открыл было рот для ответа, но собеседник продолжил: – Нет-нет, можете не отвечать, я сам понимаю, как выгляжу со стороны, но вы должны знать: я не позволил бы себе лишнего в отношении с ней. Я был джентльменом, и границы меж нами были соблюдены.
– Э...
– Бедная девочка так наивна и безыскусна, что мне не пришлось делать что-то особенное, дабы привлечь ее. Ей хватило толики восхищения и грустной истории о моей нелегкой судьбе... – Андервуд усмехнулся в той же мрачной манере. – Должен сказать вам, мой юный друг, лучшей приманки для женского сердца и придумать было бы сложно: они склонны быть жалостливыми и буквально благоговеют пред неудачниками.
Эдену не понравилось, как он это сказал, особенно в отношении прекрасной мисс Стаффорд. Ее голубые глаза и светлые локоны так и стояли перед его внутренним взором...
– Мисс Стаффорд, – решил он заступиться за девушку, – не показалась мне такой уж простушкой.
Андервуд глянул на него с интересом, должно быть, прочем его, как открытую книгу.
– О нет, Грейс совсем не простушка, – согласился он живо, – скорее мечтательница и немного бунтарка. Но это не умаляет факта о том, что женщины склонны влюбляться в мужчин, вызывающих жалость. Запомните это, юный мой Эден, и учтите на будущее.
Эден подумал, что совет этот какой-то сомнительный, не из тех, что обычно дают взрослые люди, но, быть может, именно потому его стоило принять во внимание.
– Благодарю, – буркнул он, желая сменить разговор, – я это запомню. И глянув в окно: – Кажется, нас кто-то встречает...
Андервуд, тоже глянув в окно, молча кивнул:
– Это моя экономка, несравненная миссис Прайс.
Вслед за этим карета остановилась, и молодые люди, довольные, что могут размять затекшие ноги, вышли наружу. Миссис Прайс, между тем, пухленькая старушка в строгом платье серого цвета, выказывая все признаки едва сдерживаемого волнения, почти бросилась к Андервуду с такими словами:
– Мистер Андервуд, сэр, как же я рада, что вы, наконец-то, вернулись. Мы все очень о вас волновались!
– В самом деле? Весьма польщен, миссис Прайс.
Старушка едва ли уловила его беззлобный сарказм – Эден стал понимать, что он свойственен Андервуду, как некоторым свойственен насморк в дурную погоду или скверное настроение в дождь – и продолжала:
– О да, сэр, мы весьма волновались, – повторила она, – ведь здесь, у нас в Хартли, случилось нехорошее дело.
Андервуд замер на полушаге и обернулся к семенящей за ним экономке.
– Какое именно «нехорошее» дело, миссис Прайс? – спросил он.
– Проникновение, сэр. Кто-то разбил окно библиотеки и забрался внутрь...
– Что-нибудь взяли?
– Это и странно, сэр, но ничего. Мы с Перкинсом, вашим дворецким, осмотрели весь дом, учли, кажется, каждую вещь, но не заметили ни единой пропажи. – Андервуд поджал губы. – К тому же, если судить по следам на ковре, злоумышленник не прошел дальше библиотеки... Либо был спугнут слугами, сэр, либо еще по каким-то причинам... Но стекольщик из Конуэя, – затараторила она с еще большим энтузиазмом, – уже вставил новые стекла, а ковры были почищены. Мы только не знали, где вас найти, чтобы сообщить о случившемся. Вы не оставили адреса...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Благодарю, миссис Прайс, – оборвал ее Андервуд. – Вы все сделали правильно. – И уже в дверях той самой библиотеки спросил уточняя: – Когда именно произошло проникновение?
– Полагаю, уже с неделю назад, сэр. Тогда как раз прошел сильный дождь, и грязь с ботинок того скверного человека изгваздала пол хуже некуда... Мэри, горничная, отмывала пол два часа кряду.
