Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, но это рыжий Бернард.
— Ну и плевать! — выкрикнула Дора, запустив стаканом вслед торопливо удалявшейся Труде.
Легионер поднялся, принес две бутылки и состряпал какую-то смесь. Налил это в пивной стакан Доре.
— Выпей, девочка. У всех у нас война истрепала нервы С какой стати тебе оставаться невредимой?
Завыла сирена воздушной тревоги. К ней присоединились другие.
— Воздушный налет, — сказал один из посетителей. Будто мы не знали.
Несколько человек покинули «Ураган». Похожий на мелкого мошенника чиновник сказал, что хочет дойти домой, пока не прилетели самолеты. Большинство осталось на месте и продолжало пить. Солдаты и штатские. Девицы и дамы.
Дама-шатенка спросила о бомбоубежищах. В туфлях на высоком каблуке и облегающей юбке до колен, в сероватых чулках-паутинках выглядела она недурно. Не походила на заурядную любительницу выпить.
Упали первые бомбы. Целая серия взрывов сотрясла здание. Загремели зенитки. Мы явственно слышали разрывы зенитных снарядов.
— Слышите Томми?[84] — спросил кто-то.
Мы прислушались. Да, их было слышно. Тяжелые бомбардировщики пронзительно пели, кружа над Гамбургом.
— Пошел ты с этими Томми! — выкрикнул ефрейтор со значком за обморожение на груди. — Видели б вы военных летчиков Ивана! Тогда бы поняли кое-что, тыловые герои!
— Ты кого называешь тыловыми героями? — выкрикнул один унтер-офицер и угрожающе поднялся. Вся его грудь была увешана позвякивающими боевыми наградами. Носа у него не было. Отверстие закрывал черная повязка.
— Где нам можно найти бомбоубежище? — крикнула шатенка.
— Здесь, — засмеялся кто-то, хлопнув по пустому табурету у стойки.
Новая порция бомб рухнула на дома и улицы. Матрос с ленточкой за подводную кампанию усмехнулся.
— Держу пари, они сейчас пачкают трусики!
И полез под юбку одной девицы.
Девица обвила рукой его шею и прошептала:
— Не надо, морячок!
Однако не противилась.
Дама, желавшая укрыться в убежище, вышла; за ней последовал нервозный, толстый господин.
Сильный грохот сотряс здание, оно застонало, будто раненое животное. Электрический свет зловеще замигал.
— Вот это была дождевая капелька! — засмеялся матрос-подводник. И перегнул девицу спиной через стойку. Та громко завопила.
Дама с толстым господином вернулись, тяжело дыша. Вытирая ноги о мат, они словно бы извинялись.
— Это ужас. Они бросают бомбы, — взволнованно произнесла дама.
Выглядела она прелестно. Волосы ее растрепались, на щеках от испуга выступили красные пятна. Она явно еще не знакомилась близко со смертью.
— О, неужели бомбы? — язвительно усмехнулась Дора. — Черт, а я думала, они осыпают нас цветами.
Дама села на пустой табурет. Над серыми чулками обнажилась полоска плоти. Она смятенно озиралась. Толстяк, беспокойно пыхтя, сел за столик.
Матрос оттолкнул свою девицу и с важным видом повернулся к даме. С его бескозырки исчезла ленточка. Видимо, ее сорвала девица.
Не говоря ни слова, он повел лапищей вверх по ее ногам. Оскорбленная дама вскрикнула и одернула юбку, закрыв колени. Но она тут же задралась опять, потому что табурет был высоким. Матрос пошатывался. Его карие глаза улыбались.
— Оставь в покое мою жену! — угрожающе произнес полный господин, поднимаясь.
Все мы вытаращились. Его жена! Надо быть не в своем уме, чтобы привести жену в такое заведение.
Матрос не видел его. Он снова подался к даме и прошептал что-то о «постели».
— Оставь мою жену в покое, матрос! — возмущенно выкрикнул толстяк.
— Почему? — спросил тот с любопытством.
— Потому что она моя жена!
— Это твой муж? — недоверчиво спросил матрос, снова подавшись к даме.
— Да, это мой муж. А теперь отстань. Ты мне совершенно не интересен.
— Интерес появится, когда мы познакомимся чуть поближе. Я просто без ума от замужних!
Толстяк схватил матроса за руку.
— Я же сказал тебе, что это моя жена!
— Ну и что? — усмехнулся совершенно пьяный матрос. — Я решил переспать с твоей женой. Можешь уразуметь это, приятель?
И полез ей выше под юбку. Дама принялась яростно колотить его. Он загоготал, отпил большой глоток пива и заорал:
— Ты мне в самый раз по нраву. Нет ничего лучше, чем немного сопротивления, а завтра я ухожу в море на подлодке номер сто восемьдесят девять. Это мой последний рейс!
Еще один взрыв, и с потолка на нас посыпалась мелкими снежинками побелка.
Матрос поднял взгляд. Втянул голову в плечи. И довольно улыбнулся.
— Эта конфетка упала поблизости. Но она не страшна мне. Я скоро уйду в последний рейс. Гадалка предсказала, что я захлебнусь в переднем торпедном отсеке. Подлодка номер сто восемьдесят девять — дрянная посудина. А командир, лейтенант фон Гравиц — кусок дерьма![85] — Взглянул на Легионера. — Эй, ты, чумазый танкист с разбитой рожей, знаешь, что за дерьмо фон Гравиц? Он носит Рыцарский крест на своей гусиной шее как знак благодарности за всех тех, кого потопил в Северной Атлантике.
— Заткнись, — ответил Легионер и продолжал негромкий разговор с Дорой. Он дошел до середины длинного описания супа из акульих плавников, который подают в Дамаске.
Когда взорвалась бомба, толстый господин плюхнулся на стул. Теперь он встал и засеменил мелкими шажками к жене и матросу. Надулся перед ним, стараясь выглядеть повергающим в трепет. Стоявший с полным стаканом пива матрос с любопытством поглядел на человечка с бледным, одутловатым лицом.
— Приказываю тебе оставить мою жену в покое, — прокудахтал толстяк. — И немедленно извиниться.
Руки его были сжаты в кулаки.
— Merde, est-ce-que c'est possible?[86] Этот глупец хочет померяться силами с морячком, — засмеялся Легионер.
— Нам что до этого? — сказала Дора и выпустила большой клуб дыма. — Труде, еще бочонок!
Матрос выплеснул пиво в лицо толстяку, наклонился к женщине и страстно поцеловал ее. Толстяк пошатнулся. Потом нанес удар матросу в челюсть, извергая поток ругательств, которых никто не мог разобрать.
Его жена завопила. Толстяк размахнулся и снова ударил матроса, опрокинув его новый стакан с пивом, двойным имбирным, которое трудно было раздобыть. Это привело матроса в ярость. Он крикнул: «Подрывная деятельность!» — и ударом ноги в живот отправил толстяка на пол.
Он получил еще стакан пива, но не имбирного. Потом грубо обнял даму, запрокинул ее назад и звучно поцеловал. Та брыкалась, и ее юбка задралась.
— Вот это ноги! — воскликнул пехотный унтер и захлопал в ладоши. — Клади ее на стойку, матрос, и бери, что нужно! Вот увидишь, она будет хлопать тебя по бедрам, как девочки в Триполи.
Муж поднялся на ноги. Он был вне себя. Схватил стул и хотел разбить его о голову подводника, но промахнулся и ударил жену, та беззвучно обмякла и сползла на пол, будто резиновая кукла.
Матрос преступил через нее, одернул свою облегающую темно-синюю фланелевку, собрался с силами и ринулся на толстяка, словно торпедный катер.
— Черт возьми, приятель, сейчас получишь на орехи, — сказал он и нанес толстяку сильный удар позади уха. Тот повалился ничком.
Бельгиец вышвырнул его на улицу.
— Надо же, какая тупая свинья, — сказал подводник. И поднял даму на стойку. — Ударить женщину!
Одна нога ее свесилась вниз.
— Теперь можешь взять ее! — крикнул пехотный унтер. — Посмотрим, на что ты способен!
— Да заткнись ты, скот, — вспылила Дора.
— А что, он не может взять ее? — спросил унтер, заглядывая из соседней ниши в нашу. Он был в одной рубашке. На нем все висело, как на вешалке. На лбу у него была широкая повязка, очень белая. От него пахло армейским госпиталем и пивом.
В дверь вошел, споткнувшись о порог, шупо.
Бельгиец взглянул на Дору, но поскольку не получил сигнала опасности, продолжал сидеть, притворяясь дремлющим. Под стулом у него лежал чулок с песком.
— Вся Кирхеналлее в огне, — сказал полицейский. — Там ничего не останется.
Он снял каску. Его бледное лицо была в черных полосах. От мундира пахло дымом.
— Господи, как горит, — сказал он, заказал двойную порцию пива и выпил ее одним духом. Вытер рот тыльной стороной ладони. — Снаружи лежит и хнычет какой-то толстяк. Это вы его вышвырнули?
Не дожидаясь ответа, полицейский указал на даму, лежавшую на стойке и со стонами качавшую головой.
— Ее что, ударили по голове?
— Вынюхиваешь? — крикнул унтер, нетвердо поднимаясь на ноги. — Хочешь подраться со мной, фараон?
— Нет-нет, — ответил полицейский и снова утерся. Теперь сажа размазалась по всему лицу, и выглядел он очень грязным.
— Подлая крыса.
Унтер хотел ударить его, но промахнулся.
— Будь добр, пехотинец, иди, сядь, — терпеливо попросил полицейский. — Господи, как горит,. — снова сказал он и повернулся. — Труде, дай мне еще пива. От дыма в горле совсем пересохло.
- Истина лейтенанта Соколова: Избранное - Андрей Малышев - О войне
- Навстречу ветрам - Петр Лебеденко - О войне
- Судьба запасного гвардейца - Макс Поляновский - О войне
- Оклот - Станислав Сроковский - О войне
- Герой не нашего времени 2 - Павел Зябкин - О войне
- Черная заря - Владимир Коротких - О войне