— Об Умате разве сказать? — предложил он. — Недавно, по-моему, он стоял возле кузницы пьяный и ругался: мол, лошадь ему плохо подковали.
— Если уж говорить о пьянстве, то, в первую очередь, надо называть Сампала, — возразил Киамсыс, не поднимая глаз и старательно вычерчивая на листке бумаги какой-то замысловатый рисунок. — Сампал пьет чуть ни с того дня, как на свет родился. Прежде чем об Умате на районном совещании докладывать, надо разобраться, что с ним происходит.
Куатат криво улыбнулся.
— Хорошо же ты, оказывается, умеешь секреты хранить! Кукуна просила никому ничего не рассказывать, а ты хочешь обсуждать поведение Умата, чтобы о нем и Кукуне по всему колхозу пошли сплетни. Конечно, мы не знаем, зачем он ночью пришел к девушке, да и не наше это дело. Но если услышат об этой истории её родственники, то сочтут поступок Умата за оскорбление. В докладе о происшествии с Кукуной, конечно, сообщать не надо, а вот о пьянстве нужно говорить обязательно. Что же касается Сампала, то ему ничего не поможет: привык. В жилах у него вместо крови вино течет.
Киамсыс молча покачал головой. Увидев, что бухгалтеру не понравились его слова, Куатат сказал примирительно:
— Знаешь что, давай впишем пока обоих, а когда доклад будет готов, решим окончательно.
Киамсыс согласился.
— Я считаю, что Куатат Мамсырович, — сказал он, — в текст доклада надо вставить цитаты из художественной и политической литературы. Это всегда украшает и помогает подчеркнуть ту или иную мысль.
— Отлично! — поддержал его идею председатель. — Только цитат нe должно быть много, а то доклад получится тяжеловесным. Значит — договорились. Спасибо тебе, абаапсы. Выручил ты меня!
Три года назад председателя колхоза «Вперед» Есната перевели в МТС. Колхозники решил избрать вместо него Куатата.
Однако при Куатате дела пошли гораздо хуже. В позапрошлом году колхоз не выполнил плана по кукурузе, в прошлом — по табаку. У председателя зачастую не находилось времени, чтобы поговорить с людьми, узнать об их стремлениях, интересах, личных нуждах. Куатат никогда особенно и не интересовался литературой.
— Я по специальности агроном, — говорил он, — и должен в первую очередь заниматься агротехникой. Конечно, я бы с удовольствием читал в свободное время и стихи и романы, но вот свободного времени у меня-то и нет.
Из своей поездки Куатат возвратился в воскресенье вечером.
Успехи и в большом и в малом деле равно приносят радость человеку. Куатат был в отличном настроении. Сердечные дела племянника улажены. Правда, родители невесты были очень обижены на жениха. Но когда к ним в дом явилось несколько авторитетных людей во главе с самим председателем колхоза «Вперед», они не устояли. Приезжие сумели оправдать жениха, и после долгих, как того требовали приличия, переговоров родные невесты отказались от своего намерения выдать девушку за другого.
Найдя нa столике возле кровати приготовленный Киамсысом доклад, Куатат улыбнулся. Он наскоро поужинал, лег в постель и принялся читать доклад. Молодец Киамсыс, хорошо написал.
Все необходимые факты приведены, цитаты стоят на местах, слова плавно текут одно за другим...
Дойдя до страницы, где было оставлено место для фамилий колхозников, которые плохо работали, и вписаны имена Умата и Сампала, председатель взял со стола карандаш и задумался. Затем он потихоньку вычеркнул фамилию Сампала.
Не так-то легко несколько дней и ночей просидеть за столом в окружении будущих родственников и кувшинов с вином. Kyaтaт только сейчас почувствовал, как устал, да и голова разболелась.
Через несколько минут он сладко спал, прижав к груди папку с докладом.
На другой день Куатат проснулся поздно — солнце уже стояло высоко. Наспех позавтракав, он отправился к правлению, где его поджидала машина. Киамсыс вышел на крыльцо проводить председателя.
— Трудодни по последним ведомостям подсчитал? — спросил его Куатат, садясь в машину.
— Нет еще. Я ведь с докладом допоздна сидел. Сегодня возьмусь.
— Возьмись, возьмись, абаапсы. Знаю, в последние дни тебе досталось. Но если только доклад пройдет хорошо, клянусь отцом, подарю тебе своего жеребца, того, которым ты так восхищался.
Машина уже тронулась, когда Киамсыс крикнул:
— А насчет фамилий как решили, Куатат Мамсырович?
— Умата вписал,— едва расслышал ответ Киамсыс.
Утреннее солнце недолго гостило в небе. С моря наползла большая снеговая туча. Стало пасмурно, и к вечеру сплошной стеной повалил снег. Ветер завывал в трубе, поднимал снежные вихри и бросал в окно, возле которого сидел Киамсыс. В правлении было холодно. Огонь в камине давно погас, напилить дров было некогда, и Киамсыс работал, накинув пальто на плечи, то и дело потирая озябшие руки. Он составлял список отремонтированного кузнецами инвентаря, щелкая на счетах, подсчитывая затраченные на ремонт трудодни, но мысли его то и дело возвращались к Куатату.
Бухгалтер был очень сердит на него, и вот почему: возвращаясь с обеденного перерыва, он встретил Кукуну.
— Ох, Киамсыс, — сказала девушка, — зря тебе на Умата нажаловалась. Оказывается, в ту ночь вовсе не он ко мне стучался.
Ошиблась я, спутала ...
— А кто же? — Сампал.
Бухгалтер был потрясен.
— Чтоб тебя молния поразила! — набросился он на удивленную Кукуну. — С ума, что ли, сошла? Сама не знаешь о ком говоришь!
В волнении он хотел было немедленно пуститься вдогонку за председателем и объяснить ему, что произошла ошибка, но тут же спохватился; времени прошло слишком много, Куатат, наверное уже сделал свой доклад, ни за что опозорили человека на вecь район.
«И я тоже хорош! — клял себя Киамсыс. — На чёрта мне надо было передавать Куатату разговор с Кукуной? Как будто я не знал, какая она трусиха».
Чем больше размышлял Киамсыс, тем яснее понимал, почему председатель вычеркнул фамилию Сампала и оставил Умата. Сам, небось, выступает за критику, а попробуй кто-нибудь заикнуться о его собственных недостатках, так разобидится — никогда не простит.
...А Куатат вернулся вечером хмурый, злой. От утреннего хорошего настроения и следа не осталось. Прошел в свой кабинет, словно не заметив бухгалтера, Киамсыс тоже не поднял на него глаз, но потом все-таки не выдержал и пошел следом.
Куатат сидел нахохлившись и перелистывал доклад.
— Это кто написал? — раздраженно спросил он, тыча пальцем в страницу и не глядя на бухгалтера.
— Что? — Киамсыс нагнулся над докладом.
— Вот это:
«Шумит В бочонке древнее вино,
Из винограда сделано оно.
А виноград прозрачен, что поток,
Как не отпить один-другой глоток.
Но коль захочешь больше ты отпить
Захочется о многом говорить.
Хвалиться будешь: с тем, и с тем знаком
Сочтут тебя все люди дураком». — Ты сочинил, говори прямо?
Киамсыс сначала удивился, потом рассмеялся.
— Это же цитата, Куатат Мамсырович, из книги стихов Дмитрия Гулиа. Но, оказывается, Кукуна...
Куатат перебил его.
— А почему же ты подписи под стихами не поставил?
— Да ведь эти строки все знают! Как я мог подумать, что вы человек с высшим образованием...
— Подумал, что не следовало, глупец!
Киамсыс вспыхнул: «Сам же заставил писать, а теперь грубит. Ладно, сейчас я ему тоже преподнесу историю с Уматом».
Но тут же Киамсыс опомнился, боясь, что разговор об Умате отвлечет председателя и помешает ему рассказать, что же случилось с ним на совещании. Недаром же он так расстроен. Киамсыс отошел к окну, сунув руки в карманы, стал спиной к председателю.
— В этот доклад, Куатат Мамсырович, — сказал он сдержанно, — и ваш и мой труд вложен. За колхозные дела я так же, как и вы, беспокоюсь. Расскажите, что же произошло в районе.
Куатат опустил голову. Конечно, бухгалтера он обидел зря.
В том, что случилось, целиком сам виноват. Стараясь загладить свою грубость, Куатат сказал примирительно:
— Ты неплохо написал доклад, Киамсыс, и я — ты знаешь это — уважаю труд. Не обижайся на меня. А случилось вот что: когда я, говорил про Умата, прочел это стихотворение, — из зала кто-то крикнул:
— Кто написал?
Я взглянул — подписи под стихотворением нет. И тут, как назло, вспомнил я, что ты сочиняешь стихи. Вот я и решил, что это твое стихотворение.
Киамсыс вздрогнул от неожиданности и с удивлением взглянул на председателя. Но Куатат уже замолчал.
— А потом, что было потом?
Куатат начал рассказывать всю эту историю сгоряча, не подумав, и теперь ему не хотелось продолжать. Но он знал характер Киамсыса и был уверен, что бухгалтер от него не отстанет.
— Ну, а потом, потом еще начали кричать: «Кто написал?», «Чьи стихи?»... Я и говорю: «Это я написал, кто же еще мог!"
— Так и сказали?! — в изумлении воскликнул Киамсыс и схватился за голову. Он ярко представил себе оглушительный смех в зале и позор Куатата. Обидно и стыдно ему стало за своего председателя.
