Ушибы, вывихи, растяжения… Иногда думаю: не растрачиваю ли жизнь бесцельно, сидя здесь, в Селеногорске? Но что делать, если жизнь не удалась? На Землю меня, во всяком случае, не тянет.
Только вот беда: слишком много свободного времени, девать некуда. Потому, наверно, и завела дневник.
За завтраком сегодня только и слышно было: «тау-частицы, тау-поток». Кажется, один Алеша Морозов сохранял спокойствие. Он улыбнулся мне и сказал:
— С наступающим. Марта.
Я вспомнила, что завтра — День космонавтики…
В столовую вошел Виктор Чернецкий. Глаза воспалены, волосы не чесаны. Видно, прямо с вахты у большого инкрата. Все так и накинулись на него:
— Ну, что, Витя? Как Стрелец?
— Стрелец полыхает, — сказал Виктор и, сморщившись, потер глаза.
Я попросила Алешу вразумительно рассказать, что, собственно, произошло. Он стал объяснять, но то ли потому, что говорил он с набитым ртом, то ли потому, что я плохо в этих делах разбираюсь, но я не все поняла. Задолго до пика Активной Материи обнаружен мощный поток тау-частиц. Он идет со стороны Стрельца, и можно поэтому предположить, что выброс исходит из центра Галактики. Но есть еще одно обстоятельство: как раз в созвездии Стрельца теперь проходит Плутон, он страшно медленно плывет по своей огромной орбите, и, судя по углу рассеяния тау-потока, его источник может находиться именно на Плутоне.
— Не понимаю, — сказала я. — Всегда считалось, что тау-излучение рождается звездной активностью, — при чем же здесь Плутон?
Тут Алеша сел на своего любимого конька — я имею в виду «Плутоновые дневники» Юджина Морриса. Я знаю, что Алеша был последним, кто разговаривал с этим планетологом, которого при жизни не признавали, а после смерти (точнее, после издания его «Дневников») вдруг объявили чуть ли не пророком. И будто бы вот — сбывается его пророчество. Будто на Плутоне действительно существует «Дерево», или даже «деревья», у которых пятнадцатилетний цикл развития (или роста?). Каждые пятнадцать лет они разрушаются, а потом начинают расти опять. Через каждые три цикла (то есть 45 лет) разрушение сопровождается сильным выбросом энергии, и вот — точно в предсказанный Моррисом срок этот выброс и происходит.
— Значит, полыхает вовсе не Стрелец, а Плутон? — спросила я.
— Да, Плутон. Но не все с этим согласны.
— Еще бы! Мне, например, трудно представить себе деревья, разрушающиеся с выбросом энергии.
— Не только тебе, — усмехнулся Алеша и подлил кофе в мою чашку. — Даже старый Шандор недоумевает. А мы полетим и посмотрим.
Я промолчала.
— Тут будет большой спор, — продолжал Алеша. — Завтра прибывает тьма космогонистов — Ларин, Крафт, Буров с Храмцовой.
Вот как, прилетает Инна! Давно я ее не видела.
— Четырнадцатого мы стартуем, — сказал Алеша и посмотрел на меня. — Слышишь, Марта?
— Слышу.
— Четырнадцатого, — повторил он. — Это через два дня.
Я почувствовала, что сейчас он опять начнет трудный для меня и ненужный разговор. Не допив кофе, я поднялась и ушла, сославшись на срочное дело.
У меня и вправду было срочное дело, и Алеша даже представить себе не смог бы, насколько близко оно его касалось. Началось с того, что рано утром, перед завтраком, ко мне пришел Прошин. Петр Иванович Прошин, командир Второй Плутоновой.
Я уже писала в дневнике: Луна последние недели живет подготовкой этой экспедиции. Будь моя воля, я бы решительно ее запретила. Разве не погибла Первая, разве не сгорел «Севастополь» на глазах у всей Земли? Я, конечно, читала в «Дневниках» Морриса, что он предупреждал Надежду Заостровцеву: мол, в данный период высадка на Плутон опасна. «Мне кажется, — так было написано в „Дневниках“, — что десант может быть предпринят только после разрушения „Дерева“. В те годы Моррис еще не был уверен. Но в записях последних лет уже вполне определенно сказано: только после разрушения, только в самом начале нового цикла. К началу нового цикла и подготовлена теперь Вторая экспедиция на Плутон.
Я бы запретила ее, запретила! Мало у нас дел на других планетах Системы? Зачем нужен этот проклятый Плутон? Сколько можно посылать людей в смертельно опасные полеты?..
Что-то я опять распустилась. Полноземлие, наверное, действует.
Итак, пришел ко мне Прошин. Он старше Феди. У него жесткий, властный, холодный взгляд. Алеша с восторгом говорил об его пилотских и волевых качествах. Нисколько не сомневаюсь. Но я смотрела на замкнутое лицо Прошина и невольно думала: вернешься ли ты обратно?..
Прошин спросил, знаю ли я математику. Странный вопрос. Знаю столько, сколько мне нужно. «Умеете ли вы, — продолжал он, — выбирать лучшее из равных?» Я сказала — нет, не могу, потому что такой выбор вне логики. Он усмехнулся: «В том-то и дело. Вы должны мне помочь».
Оказывается, двое из его экипажа — с дублерами. Бортинженер и штурман. Право выбора принадлежит командиру, и насчет инженера он уже решил, а вот штурмана пока не выбрал.
«Понимаете, оба хороши, или точнее, оба никуда не годятся, но лучше не найдешь» — так он формулирует. Не может выбрать: Алексей Морозов или Кирилл Мухин? Тот самый Мухин, который учился вместе с Алешей, шел за ним по алфавиту и старался быть впереди во всем остальном. Пока оба уверены, что идут в экспедицию. Алеша, во всяком случае, уверен, я не замечала у него ни тени сомнения.
Я испугалась. Да, испугалась. И стала отказываться. «Петр Иванович, мне это трудно, потому что Алексей — старый друг, а Мухина я не знаю, и если я решу, что должен лететь Морозов, то скажут…» — «Ничего не скажут, — прервал он меня. — Вы главный лунный врач, и вы имеете право решить, а я имею право поручить вам выбор». Затем он сунул мне в руки их медицинские карточки, дал мне сроку два дня и ушел. Я убедилась, что волевые качества у Прошина действительно высоки. Но легче от этого мне не стало.
Я осталась одна, и подумала, что за эти годы уж очень оторвалась от жизни, замкнулась в своем горе, а жизнь идет и требует от меня участия во всем. Конечно, права у меня большие. Кого угодно — хоть самого Прошина — могу немедленно отправить на Землю или уложить в стационар, если найду нужным. Я — врач, и мне доверено ох как много.
А потом я сидела за завтраком рядом с Алешей, и он сообщил, что улетает четырнадцатого, и сидел этаким героем космоса, и не знал, что я перед завтраком положила на стол два личных дела и что я в страшном смятении…
Не допив кофе, я ушла к себе и заперлась на ключ. Только раскрыла личные дела и начала сравнивать альфа-ритмы мозга Алеши и Мухина, как поняла, что в качестве врача сделать выбор из равных не смогу. Вот как стоит для меня вопрос:
Как я обязана выбрать — Как мне придется выбирать
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
