А потом я сидела за завтраком рядом с Алешей, и он сообщил, что улетает четырнадцатого, и сидел этаким героем космоса, и не знал, что я перед завтраком положила на стол два личных дела и что я в страшном смятении…
Не допив кофе, я ушла к себе и заперлась на ключ. Только раскрыла личные дела и начала сравнивать альфа-ритмы мозга Алеши и Мухина, как поняла, что в качестве врача сделать выбор из равных не смогу. Вот как стоит для меня вопрос:
Как я обязана выбрать — Как мне придется выбирать
Как главный врач на Луне — Как близкий друг Алеши
Морозов или Мухин уйдет в опасную экспедицию — Останется Алеша или не останется
Сделать так, как требует служебный долг — Сделать так, чтобы было лучше для Алеши
А как будет лучше для него? Знаю: Вторая Плутоновая — мечта Алеши, права на участие в ней он добивался с упорством одержимого. За эти годы он стал одним из лучших штурманов Космофлота. Что движет им? Загадка «незаконной» планеты? Полудетская жажда приключений? Да, наверное. Но не только. Трудно это объяснить. Когда погиб Федор, в одном из некрологов промелькнула фраза: «Зов космоса был у него в крови». Не люблю громких слов, но эти, мне кажется, выражали главное. Боюсь, что и Алеша… что у него тоже «в крови»…
ТАК ОТПРАВИТЬ ЕГО В ЭКСПЕДИЦИЮ?
Он будет счастлив. Но, что бы там ни говорили, никогда не поверю, что у Второй Плутоновой больше шансов, чем у Первой. Пусть я ничего не понимаю в рассуждениях и прогнозах Юджина Морриса. Я, глупая женщина, понимаю только одно — что люди уходят и не возвращаются.
А я люблю Алешку, этого жизнерадостного дурня. Люблю как верного друга, как брата. Ничего мне от него не нужно — только бы он жил, возвращался после очередного рейса на Землю, смеялся и бахвалился… Разозлится он на меня, узнав, что я отставила его от экспедиции? Пусть разозлится, я готова на это. Зато я сберегу его для той девушки, которую он в конце концов встретит и которая станет его женой. Для будущих его детей. Просто для того, чтобы жил на свете хороший человек…
ТАК ОСТАВИТЬ АЛЕШУ??
Нет уж, лунный доктор, договаривай до конца. Чтобы жил на свете не просто хороший человек, а человек, который постоянно думает о тебе. Разве не так? Разве не легче жить, когда знаешь, что о тебе думают, что ты кому-то нужна?
Командир Прошин, вы возложили на меня непосильную задачу…
Ладно, время еще есть. Подумаю ночью, подумаю завтра.
12 апреля
Ничего я ночью не придумала, и вот сегодня — День космонавтики. Любимый праздник Федора. Когда-то мы познакомились с ним именно в этот день…
Он у нас обычно отмечается праздничным обедом — всегда очень веселым. На Земле давно перестали сопровождать праздники неумеренной едой, но на Луне не так много развлечений, и селениты, как некогда полярники на зимовке, устраивают пиршество. Каждый раз меня бесконечно трогает особо предупредительное отношение ребят ко мне. Я изо всех сил стараюсь — шучу, смеюсь, но, право же, нелегко это. Что поделаешь: я твердо знаю, что никто никогда не заменит мне Федора…
Сегодня, однако, праздничный обед сорвался — прилетели с Земли астрофизики.
Мы ожидали прибытия корабля на террасе, под которой в Море Облаков раскинулся космодром Луна-3. Тут были все: ребята из обсерватории, и космодромная команда, и экипаж Второй Плутоновой. Только неугомонный селенолог Володя Перегудов прицепил к спине «паучий» мешок, залез в вездеход и умчался на ту сторону, к своим бурильным автоматам. Будет лазать по немыслимым крутизнам. А к вечеру обязательно заглянет ко мне и, пряча смущение за улыбкой, предъявит очередной ушиб.
За четыре года я привыкла к Луне, привыкла к обнаженному черному небу, утыканному круглыми звездами. К одному не могу привыкнуть — к полноземлию.
Глаз не могу отвести от Земли. Ее огромный диск висит над горизонтом, весь в зыбкой голубой дымке атмосферы, где чудится медленная игра облаков. Режущая глаз белизна Антарктиды. И льется, льется сильный свет, такой сильный, что кажется — ощущаешь его давление…
Кто-то на дальнем краю террасы взвивается над головами и опускается рядом со мной. Это Алеша. Чудак, чуть не сорвался с террасы.
— С ума сошел, — говорю я, — ведь обрыв — триста метров.
А он во всю ширь улыбается и говорит:
— «Марта, Марта, надо ль плакать, если Дидель ходит в поле…»
— Перестань, — прошу я.
Я действительно готова заплакать. Алеша не знает, что Федор тоже любил Багрицкого.
Наконец корабль прилунился, жуками поползли по космодрому вездеходы.
Прибывшие — все в скафандрах с корабельными номерами, не разберешь, кто есть кто. У нас, селенитов, на груди и рукавах знаки и номера. Решетчатая вышка — значит селенолог, звезда — астрофизик, и так далее. На моем скафандре — круг, символ лунного кратера, так как я отношусь к внутренней службе, и номер 0701. Семерка — медслужба, а единичка — главный врач. У прошинского экипажа — знак Плутона: PL.
В наушниках моего гермошлема — голоса, голоса. Конечно, тау-частицы, Стрелец, Плутон… Вдруг — быстрый, уверенный, напористый голос: «Я предупреждал, что в любой момент мы можем ожидать…»
Илья Буров! Бог ты мой, сколько же лет я не видела Ильюшку и Инну! Только в научной периодике встречаю их имена — они публикуют статьи (совместно написанные) по проблемам космогонии и планетологии. Обычно я их только бегло просматриваю, но одна статья, о приспособительных возможностях человека, поразила меня смелостью мысли и резкостью выводов. «Мы можем уже сейчас подтолкнуть медлительную телегу эволюции» — этими запомнившимися мне словами кончалась статья.
В Селеногорске, когда мы вылезли из скафандров, Инна Храмцова бросилась ко мне. Мы обнялись.
— Безумно рада тебя видеть, — сказала она.
— Я тоже…
Инна все такая же — хрупкая, тоненькая, с коротко стриженной каштановой гривкой. Только вот под глазами появились припухлости.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказала я.
Только бы не разреветься. Все равно не вернешь беззаботных институтских лет, моих «паладинов», парусных гонок. Не вернешь ничего и никого…
Чтобы справиться с собой, я стала расспрашивать Инну, хвалить ту статью — но она меня перебила. Сказала, что иногда жалеет, что не работает врачом, и что они с Ильей часто меня вспоминают. И как раз в это время подошел Илья.
— Здравствуй, Марта Роосаар, — сказал он, как мне показалось, подчеркнуто. — Здравствуй, лунный доктор. Как поживаешь?
— Хорошо, — сказала я.
— Рад слышать. Давненько не видно тебя на Земле. Ты что же — решила навеки поселиться в этой пещере?
Я не успела ответить: бурей налетел Костя Веригин.
— Илья, дружище! — закричал он. — Пойдем смотреть, как полыхает Стрелец. Инна, пошли!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});