Вежливо, как можно вежливей и кротче, Чемоданчик опять же сказал, что не с ним, не с ним вовсе строит, папашка, свои планы… Они у них общие с Зиночкой, с Катюней… Одно-единое, как говорят.
– Ты приходи в дом-то… Вот и всех делов! – сказал доброжелательно Чемоданов. Будто с близким дружком договаривался.
– На свадьбу? Не приду! – отрезал Букаты и отвернулся.
– А ты до свадьбы приходи, – подхватил Чемоданов. – В садике-то и поговорим… И договоримся, может… У тебя когда перерыв?
– Какой там перерыв, – отмахнулся Букаты. – Рабочий у меня пропал… А план горит… Ох, – вспомнил он про цех и про все, что там творится. – Зинка зовет меня Железным, но я железный и есть… В цеху родился, в цеху жизнь прожил… Со мной что с железкой говорить… Толку тебе мало… – и повернулся, чтобы идти, и уже машинально пропуск в кармане нашаривал.
– Ничего, папашка! – воскликнул Чемоданов вслед, понимая, что дело идет к согласию и остались какие-то недоразумения. – Племянница-то, думаю, поважней твово танка будет! А? Так жду! Жду!
Но Букаты не повернулся. А за проходной подумал: «С милицией к тебе в гости надо ходить! Сволочь! Не иначе!»
Постоял, скрывшись от глаз, чтобы прийти в себя, ладонью по векам провел… И словно отряхнув от себя как наваждение все, что сейчас произошло, он вздохнул полной грудью и направился через замусоренный двор в цех.
Одиноко, как упрек ему лично, стояли, вытянувшись во весь двор, пустые платформы для новой боевой техники. Он проскочил, стараясь на них не смотреть. Но к сборщикам не пошел, понимая, что ничего утешительного там не ждет. Незамеченный заперся в своей конторке, в уголке цеха, и долго ворошил какие-то бумаги, что-то искал. Несколько раз слазил в свой рабочий шкафчик, где хранилась одежда, и снова листал, цифирки выписывал, поправляя очки, старенькие, довоенные еще, в железной оправе. А потом откинулся и замер, закрыв глаза.
21
Расставшись с Ведерниковым, Толик прошел на большой заводской двор, оттуда проник в цех, допуска к сборочникам у него отобрать не успели. Там, в укромном местечке, хранился у него спирт в пол-литровой бутылке. По пути заметил Швейка. Хотел проскочить незамеченным, но тот окликнул, сам подошел.
– Министр двора! – произнес, намекая на новую работу Толика. – Зашел посмотреть, или…
– Или? – спросил Толик оглядываясь. Вообще-то ему никого не хотелось из бывшей бригады видеть. Не за тем, как говорят, пришел.
– А может, тебе обратно попроситься… – Швейк прочел старые свои строчки: «А сачкуешь, Толик, зря ты, на тебя сердит Букаты!»
– Мне и там не дует, – отвечал независимо Толик. – Весь день сам себе начальник… Без ваших Букат… А ты-то что сачкуешь?
Швейк нахмурился.
– Ведерников не вышел…
Толик присвистнул.
– И уже скисли?
– Почему скисли? – неуверенно произнес Швейк. – Мы пытаемся. А ты его, случаем, не видел?
– Случаем, видел, – кивнул Толик. – Не хочет он больше вашими «тачками» заниматься… «Грязной тачкой руки пачкай… ха-ха! Это дело перекурим как-нибудь…»
Толик спел известный куплетик, глядя на Швейка. Думал, что тот, как Силыч, попрет напролом и закричит:
«Врешь!» Но Швейк не закричал, а лишь с сомнением заглянул Толику в лицо. И отодвинулся, будто оберегаясь. Он, кажется, и правда понял, что Толик не врет. Но все-таки спросил:
– Правда? Так и сказал?
– Клянусь говорить правду, правду, одну только правду, – выпалил Толик. И добавил, ухмыльнувшись: – Но не всю…
– А не вся – вся? – спросил Швейк. – Или еще что держишь?
– А что мне держать-то… Подумаешь, какая военная тайна, что не хочет он трудиться, а хочет, наоборот, жениться…
– Это Костик-то?
– Именно. Именно, – подтвердил Толик. – Единственная, говорит, неповторимая, вечная, – и посмотрел на Швейка. Тот молчал, проглотив пилюлю. – Так что ваш зачинатель нового движения… В сторону от завода… Движения-то… Движется… Скоро прибудет…
Не хотел Толик злословить, не затем он пришел в цех. Но так зудило его отыграться за позорище, что устроили ему тут на собрании… Не сдержался. И Швейк это понял. Но ему сегодня будто отказал его природный юмор и находчивость.
– А ты его увидишь? – спросил вяло.
– Возможно, – отвечал Толик, ему даже стало жалко Швейка.
– Передать можешь?
– От тебя?
– Можешь и от меня.
– Попробую…
– Так вот, передай… – Швейк посмотрел себе под ноги, будто там мог найти какие-то слова. – Передай так… – и вскинул глаза. – Лучше, передай, пачкаться в «тачке», чем с таким дружком, как Василек… Не отмоешься после него… Не забудешь? – И уже посмотрел прямо в лицо. Это был прежний их Швейк, которому палец в рот не клади. Запамятовал Толик, открылся и получил в челюсть. Хотел что-то ответить, но затыркался в словах, а Швейк не спеша уходил, его не интересовало, что может сказать Толик.
Забрал он спирт, и то ладно, что никто до его заначки не добрался. Спрятал в карман, подальше. На выходе из цеха на Ольгу наткнулся, которая неслась как угорелая, ничего не видя, и если бы не воткнулась бы прямо в Толика, то пролетела бы мимо как снаряд и не заметила. Такая вся была из себя реактивная, что даже он не успел отскочить…
– Ой, – сказала и посмотрела на него. В глазах сверкнул радостный огонек. – Ой! Я почему-то подумала: Костик! Мы его весь день ищем! Ты не видал?
– Был, да весь вышел, – сказал Толик, припомнив зуботычину от Швейка. Теперь он стал осторожней. Он даже попытался уйти, но Ольга стояла на его дороге и не собиралась его отпускать. Да и говорить она хотела не о Костике, а о себе. Она посмотрела по сторонам и спросила негромко:
– Толик, сердишься, да? Но ты зря сердишься, я же ничего не могла сделать… Но хочешь, я поговорю с Букаты?
– Ляльк, отстань. Ничего я от тебя уже не хочу, – отвечал он.
– А про тебя мама спрашивала… И так Ольга это беспомощно сказала, что у Толика не повернулся язык выдать очередную грубость.
– Приходи, – вдруг попросила Ольга, почувствовав какие-то колебания в Толике. Никогда она его не понимала, а сейчас и подавно. – Приходи сегодня, мама оладушек напечет, а? Мы два стакана муки достали!
– Ладно, – вдруг сказал он, поняв, что ему долго не уйти, если он не отвяжется от Ольги. Замучает до смерти. Нет в мире страшней и опасней человека, чем тот, который хочет тебе добра.
– Придешь? – обрадовалась она, даже расцвела вся, вот дура. – Правда?
– Правда.
– Ой, Толик… Спасибо… – и, оглянувшись, попыталась поцеловать его в щеку, он увернулся, выскочил вон.
Но мытарства его на этом не закончились. Прямо у проходной он наткнулся на Чемоданова, который распрощался с Букаты и собирался уходить. У этого глаз-ватерпас; как ни пытался Толик юркнуть за деревья, сделав вид, что не видит он Василь Василича, тот углядел и, ухмыльнувшись, поманил пальцем.
– Чего крадешься? – спросил. – Или вынес что-нибудь? А я уж думал, что ты давно весь завод унес и носить больше нечего… Впрочем, – задрав голову, сказал он, – трубу не унес! А почему не унес… Она в проходную не влезает, правда? – И захохотал, довольный. Можно было понять, что разговор с Букаты кончился для него выгодно. «Иначе бы не веселился наш «саквояжик»…» – так подумал Толик, но грубить не решился, отыграется в другой раз.
– Так, чего прячешь? – спросил Чемоданов и ткнул пальцем на подмышку.
– Подарок, – сказал Толик. – Крепость – девяносто шесть градусов… А ты с Букаты отношения, я гляжу, налаживал?
Вот так-то, Василь Василич, и мы не лыком шиты, кое-что замечаем.
– Пытался, – отвечал Чемоданов неопределенно и посмотрел на ворота, где скрылся недавно растерянный мастер.
– Железный, – предупредил Толик. – Так у нас зовут. Три года меня на путь истинный наставлял…
Чемоданов хмыкнул.
– И железо тоже гнется…
– Да к чему он тебе?
– Для спокойствия, – произнес Чемоданов. Может, он и правда не врал. – Для тишины… Для порядка… Да и посмотреть на будущего родственничка интересно. Вдруг да пригодится! Все же ге-ге-мон! – И что-то вспомнив: – У тебя, кстати, патронов пары штук не найдется? Шестнадцатый калибр? Собаки надоели… И так нервы взвинчены… еще они…
– А что тебе собаки? – спросил Толик невинно. – Если сегодня уедешь?
– А вдруг – останусь? – на вопрос ответил вопросом.
– Надолго?
– Да хоть и навсегда.
И посмотрел в лицо Толика, ожидая реакции. Но к такому ответу Толик был готов.
– А Зинаида? – спросил. – Она-то согласна?
– Зиночка… – Чемоданчик засмеялся, весело ему вдруг стало. – Она у нас без права голоса… Что постановим, то и будет. Выделим ей Катькину маленькую комнатку, будет суп варить… Чем ей плохо? – И захохотал, но понятно было, что он нисколько не шутил.
– Здорово придумал! – в тон ему поддакнул Толик, никто бы не смог расслышать ту легкую иронию, которую он вложил в свои слова. – И все ты наперед, Василь Василич, знаешь?
