— Ага, — сказала Кирсти, поспевая за Шофилдом, когда он пошел вдоль туннеля. Венди вприпрыжку поскакала за ними.
— Куда ты идешь? — спросила Кирсти.
— Ищу твою маму.
— А… — сказал Кирсти, немного тише.
Это был достаточно странный ответ, и сквозь свои зеркальные серебристые очки Шофилд искоса бросил взгляд на Кирсти. Она шла, уставившись в пол. Шофилд подумал, что бы это значило.
Наступило неловкое молчание, и Шофилд стал думать, что ему сказать.
— Так ты … м-м … говоришь, сколько тебе лет? Двенадцать, да?
— А-га.
— Это ты значит в седьмом классе?
— У-гу.
— Седьмой класс, — Шофилд задумался. Он был в полной растерянности и не знал, что сказать, поэтому он сказал: — Думаю, ты, должно быть, уже начинаешь думать о карьере.
Кирсти, казалось, заинтересовал этот вопрос. На ходу она посмотрела на Шофилда.
— Да-а… — сказала она серьезно, как будто карьерные планы в двенадцать лет занимали все ее мысли.
— И чем ты хочешь заниматься, когда закончишь школу?
— Я хочу стать учителем, — сказала Кирсти. — Как мой папа.
— А что преподает твой папа?
— Он преподавал геологию в большом колледже в Бостоне, — сказала Кирсти. — В Гарварде, — с важностью добавила она.
— А что ты хочешь преподавать? — спросил Шофилд.
— Математику.
— Математику?
— У меня хорошо получается, — сказала Кирсти, растерянно пожимая плечами, смущенная и гордая одновременно.
— Мой папа часто помогал мне делать домашние задания, — продолжала она. — Он говорил, что я гораздо лучше знаю математику, чем большинство детей в моем возрасте, поэтому иногда он меня учил тому, что другие еще не знали. Интересные вещи — то, что я не должна была учить, пока не перейду в старшие классы. А иногда он учил меня тому, что вообще не проходят в школе.
— Правда? — сказал Шофилд, по-настоящему заинтересовавшись. — Что, например?
— Ну, многочлены. Числовые последовательности. Математическое исчисление.
— Исчисление. Числовые последовательности, — удивленно повторил Шофилд.
— Ну знаешь, треугольные числа и числа Фибоначчи, в этом духе.
Шофилд в изумлении покачал головой. Это было впечатляюще. Очень впечатляюще. Двенадцатилетняя и немного мелкая для своего возраста Кирсти Хинсли была, по-видимому, очень умной маленькой леди. Шофилд снова посмотрел на нее. Казалось, она идет на цыпочках, немного подпрыгивая на ходу. Она выглядела как обыкновенный ребенок.
Кирсти сказала:
— Мы много времени проводили вместе. Играли в софтбол, путешествовали, однажды он взял меня даже в водолазное погружение, хотя я не прошла курс обучения.
— Ты так говоришь, как будто твой папа уже не делает всего этого? — сказал Шофилд.
Последовала короткая пауза— Потом Кирсти тихо сказала:
— Нет, не делает.
— Что случилось? — осторожно спросил Шофилд. Он уже приготовился услышать историю о ругающихся родителях и разводе. Сейчас это часто встречается.
— Мой папа погиб в автокатастрофе в прошлом году, — ровно сказала Кирсти.
Шофилд остановился. Он повернулся к Кирсти. Маленькая девочка уставилась на свои шнурки.
— Прости, — сказал Шофилд.
Кирсти наклонила голову на бок.
— Все в порядке, — сказала она и пошла дальше.
Они пошли к двери во внешнем туннеле, и Шофилд остановился перед ней.
— Ну, я остановлюсь здесь.
— Я тоже, — сказала Кирсти.
Шофилд открыл дверь и пропустил Кирсти и Венди вперед. Затем вошел за ними.
Это было что-то вроде комнаты отдыха, Несколько страшных оранжевых кушеток, магнитофон, телевизор, видео. Шофилд предположил, что сюда не доходят обычные телевизионные сигналы, поэтому они смотрят видео.
Сара Хинсли и Эбби Синклер сидели на одном из оранжевых диванов. Они также были переодеты в сухую одежду. Трое остальных ученых с Уилкс — Ллевелин, Гаррис и Робинсон — тоже находились здесь. Увидев, что сделали осколочные мины с Голливудом и их коллегой, они провели остаток битвы, спрятавшись в своих комнатах, Они выглядели изнуренными и испуганными.
Кирсти прошла вперед и села на диван рядом с Сарой Хинсли. Она села молча, ничего не сказав матери. Шофилд вспомнил, как он впервые увидел их вместе — еще до того, как французы прибыли в Уилкс. Кирсти и тогда не много говорила. Шофилд тогда не заметил между ними никакого напряжения, но сейчас это было очевидно. Он выкинул это из головы, подходя к Саре.
— Здесь есть врач? — Шофилд спросил ее.
Сара покачала головой.
— Нет. Нет, Кен Уисхарт был единственным доктором на станции. Но он … — она осеклась.
— Что он?
Сара вздохнула.
— Но он был на борту того вездехода, который должен был отправиться в Дюрвиль.
Шофилд закрыл глаза, снова представив себе, что стало с теми пятью исследователями, которые оказались на борту этого проклятого вездехода.
По внутренней связи в его шлеме раздался голос:
— Страшила, это Монтана.
— Что случилось? — сказал Шофилд.
— Я установил дальномеры по внешнему периметру, как вы и приказывали. Вы проверите?
— Да, — сказал Шофилд. — Я поднимусь через минуту. Где ты?
— Юго-западная часть.
— Дождись меня, — сказал Шофилд. — Удалось наладить связь с Мак-Мурдо?
— Пока нет. На всех частотах страшные помехи. Не могу прорваться,
— Продолжай пытаться, — сказал Шофилд. — Страшила, конец связи.
Шофилд повернулся и уже собирался покинуть комнату отдыха, как кто-то легко тронул его за плечо. Он обернулся. Это была Сара Хинсли. Она улыбалась.
— Я только сейчас вспомнила, — сказала она. — На этой станции вообще-то есть врач.
После окончания битвы морские пехотинцы обнаружили двух французских ученых — Люка Шампьона и Генри Ри — прячущихся в буфете столовой на уровне А.
Они не оказали никакого сопротивления. На самом деле, когда их бесцеремонно вытаскивали из буфета, и они увидели своих завоевателей в лицо, ужас в их глазах говорил обо всем. В этой битве они поддержали не ту сторону. Люди, которых они обманули, оказались теми, кто захватил их в плен. Цена их предательству оказалась высокой.
Обоих отвели вниз, на уровень Е, где наручниками их пристегнули к столбу на открытом месте. Команде Шофилда необходимо было работать, и Шофилд не хотел тратить впустую силы, поставив кого-либо на охрану двух французских ученых. Приковав их к столбу на открытом месте, морские пехотинцы внизу на уровне Е могли работать и заодно присматривать за ними.
Шофилд зышел на площадку уровня В. Он уже приготовился начать говорить в свой микрофон на шлеме, как сзади он увидел Сару Хинсли.
— Я хочу вас кое о чем спросить, — сказала она. — Я не могла этого сделать в комнате отдыха.
Шофилд поднял руку и начал говорить в микрофон на шлеме:
— Рикошет. Это Страшила. Как Самурай?
В его наушнике раздался голос Рикошета:
— Мне удалось остановить кровотечение, сэр, но он все еще в очень тяжелом состоянии.
— Состояние стабильное?
— Настолько стабильное, насколько я могу его контролировать.
— Хорошо, слушай. Спустись на уровень Е и приведи сюда этого французского ученого Шампьона, Люка Шампьона, — сказал Шофилд. Пока он говорил, он смотрел на Сару. — Мне только что сообщили, что наш прекрасный друг монсеньор Шампьон — хирург.
— Да, сэр. — энергично сказал он. Казалось, он почувствовал облегчение от того, что о Самурае может позаботиться кто-то более квалифицированный. Но затем он поймал себя на мыли:
— Ээ… сэр?
— Что?
— Мы можем ему доверять?
— Нет, — твердо сказал Шофилд, поднимаясь по лестнице на уровень А. Он кивнул Саре, чтобы она следовала за ним. — Ни на секунду. Рикошет, просто скажи ему, что если Самурай умрет, он тоже умрет.
— Понял.
Шофилд поднялся по лестнице и вышел на площадку уровня А. Он помог Саре. Почти сразу же он увидел, как неподалеку из столовой показался Рикошет и быстро пошел к противоположной лестнице. Он следовал на уровень Е за Шампьоном.
Шофилд и Сара направились к главному входу станции. Когда они шли по переходу, Шофилд посмотрел вниз на станцию и подумал о своей команде.
Люди были рассредоточены всюду.
Монтана был снаружи. Райли и Гант — внизу на уровне Е, подготавливали водолазное снаряжение для погружения в пещеру. Змей работал в нише, на уровне С, налаживая пульт управления подъемника. А Санта Круза не было видно, так как он производил поиск стирателей.
Господи, подумал Шофилд, они были повсюду.
По внутренней связи на шлеме раздался голос Санта Круза.
— Что там? — спросил Шофилд.
— Сэр, я произвел поиск по всей станции и не нашел никаких следов уничтожающих устройств.
— Никаких мин? — Шофилд нахмурился. — Совсем ничего?
