ПОЧТА "ЛГ"
Хорошее дело, как известно, браком не назовут. А уж для тех, кто в сие рискованное предприятие пускается, и хороших слов не нашлось. Были они, бедолаги, брачующимися, а отныне сотрудники загсов будут пытаться с ходу выговорить другое неблагозвучное слово - брачащиеся.
1 сентября в этом году с полным правом можно назвать Днём Незнайки. Именно в этот день Министерство образования и науки утвердило перечень словарей, которые "легализуют" дОговоры, кофе-унисекс (среднего рода) и брачащихся с йогУртом. Пресса подняла шум, а вот многие филологи, как ни странно, ничего страшного в новых нормах "современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного" не увидели. Язык - организм живой и должен, по их мнению, развиваться вместе с обществом. То есть если одна часть общества начнёт вдруг упорно класть бумаги не в портфЕль, а ложить их в пОртфель, другой части предложат очень толерантно смириться и с этим.
Нельзя же действительно быть такими нетерпимыми к двоечникам. Ну горячий кофе, ну горячее. Какая разница? Главное, чтоб не обжёгся. И договОр (пардон, дОговор) выгодный заключил.
Да и вообще от демократии в грамматике и произношении может быть великая польза. Если отменить все правила и разрешить писать как слышится, а говорить как кажется, уровень образования поднимется на небывалую высоту. Ни одной двойки на экзаменах! Лепота Ну в смысле клёво.
Ксения ЗУЕВА
Разговор о чистоте русского языка мы продолжим в одном из ближайших номеров на полосе "Гуманитарий".
Облик грядущего сквозь метафизические фантомы
ЭХО ДИСКУССИИ "НАДО ЛИ НАМ "ВЗРОСЛЕТЬ"
Андрей СТОЛЯРОВ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Казалось бы, всё уже сказано, закопёрщик дискуссии Лев Аннинский ответил всем своим оппонентам (в "ЛГ", N 33-34) статьёй "Инфантомассы разбушевались", сопроводив её осторожным подзаголовком - "Попытка завершить дискуссию" о "детскости" русской души". Но на форуме "ЛГ" вновь разгорелись споры, а из Питера в редакцию пришло ещё одно полемическое мнение. Знакомим с ним наших читателей.
Он полон весь
каким-то давним детством.
Анна Ахматова
Прочитал Льва Аннинского, и вот - отваживаюсь на свою "попытку завершить дискуссию". Но вначале несколько уточнений.
Содержательность любой дискуссии зависит от внятной постановки вопросов и таких же внятных ответов на них. Применительно к нашему случаю набор необходимых вопросов, вероятно, должен выглядеть так.
Вопрос первый. Существует ли в бытийном сознании русских такое качество, как "детскость", и если существует, то на какой социокультурной основе?
Вопрос второй. Каковы негативные и позитивные характеристики "детскости" и как она проявляет себя в социальной среде?
Вопрос третий. Насколько русская "детскость" соответствует современности: надо ли её сознательно преодолевать, то есть "взрослеть", или, напротив, её следует культивировать - в качестве "русского вклада" в общечеловеческое сознание?
Попробуем на эти вопросы ответить.
КУЛЬТУРА ЖИТЬ
Западную культуру можно определить как культуру высокой рациональности. Она в значительной мере основана на концепте, появившемся ещё во времена Просвещения, о том, что мир исчислим. Если мы точно знаем параметры нынешней ситуации и представляем законы, по которым она развивается, то мы так же точно можем предсказать её состояние в любой последующий момент.
Из этого концепта выросла не только европейская наука (попытка исчислить физический мир), но и "юридическое общество" Запада, основанное на законах и представляющее собой попытку точного социального исчисления.
Иными словами, неважно, кто нажимает социальные кнопки, - важно правильно их нажать и получить соответствующий результат.
Качества самого человека при этом особого значения не имеют.
Работает механизм.
Контекстность ситуации, её гуманитарная неопределённость очень низки.
Поэтому в западном обществе не слишком доверяют политикам, олицетворяющим власть, зато доверяют наличествующим государственным институтам. Политики приходят и уходят, а социальная механика, западные правила бытия продолжают функционировать.
Русская культура обладает диаметрально противоположными характеристиками. В ней высока контекстность, гуманитарная ситуационность, зато уровень рациональности, фонового, автоматического исполнения действий очень низок.
Связано это, вероятно, с тем, что исторически в России законы, которые рационализируют социум, никогда не создавались снизу, самими людьми, как это происходило в Европе и США, а возникали исключительно сверху, волевым усилием государства. Они не становились для граждан своими.
В русском сознании утвердилось уже с начальных времён: закон - это одно, а жизнь - совершенно другое. И потому русский человек живёт, не столько согласуясь с рациональной законностью, сколько с метафизическими представлениями о долге, справедливости, добре и зле и т. д.
Иными словами, в России очень важно, кто именно нажимает социальные кнопки, поскольку от этого будет зависеть и результат. К тому же, погруженные в неопределённую метафизическую среду, подвергаясь воздействию противоречивых гуманитарных полей, сами кнопки непрерывно меняют значение.
Предсказать заранее ничего нельзя.
Жизнь на Западе - это ремесло.
Жизнь в России - это искусство.
Вот эта высокая рациональность западного бытия, его однозначность, хорошая прогнозируемость западного поведенческого репертуара и воспринимается нами как "взрослость". А высокая неопределённость, контекстность российского бытия, его социальная магия, его принципиальная неоднозначность, напротив, рассматривается как "детское" состояние психики: русский этнос ещё не дорос до того, чтобы быть по-настоящему взрослым.
Однако заметим, что оба эти качества архетипические: они непрерывно, в течение нескольких сотен лет воспроизводятся соответствующими культурами.
Они онтологически закреплены.
Они входят в генетические коды обеих цивилизаций.
И потому призывы к русскому этносу повзрослеть - бессмысленны.
Стать "взрослым" - это значит перестать быть русским.
НЕТ ПРЕДЕЛА ВОСТОРГУ
Негативные черты "детскости" очевидны. Прежде всего это патернализм - желание иметь над собой верховный авторитет, который укажет, как жить. Бог на небе, царь на земле, начальник на предприятии или в офисе.
Видимо, поэтому россияне так спокойно восприняли полуавторитарный режим, сложившийся в России за последнее десятилетие. "Детей" не очень интересуют гражданские и политические свободы: "дети" живут в мироздании, а не в тесном социальном мирке.
Вообще детская психика - это такой гремучий коктейль. Здесь одновременно присутствуют и жестокость, и доброта, и предельный эгоизм, и внезапные альтруистические порывы, и обиды на пустяки, и умение прощать - сразу и навсегда.
Хуже всего, что у ребёнка слабы сдерживающие механизмы: в приступе гнева, в приступе отчаяния он может начать крушить вокруг себя всё, даже не понимая, что ему самому от этого будет плохо.
Именно так и происходит во времена революций.
Этнос впадает в детство и переворачивает мир вверх дном. А потом медленно, с чудовищными усилиями восстанавливает нормальную жизнь.
Однако есть тут и оборотная сторона.
Анна Ахматова ведь неслучайно писала о Пастернаке: "Он полон весь каким-то давним детством".
Она, вероятно, хорошо понимала, о чём говорит.
"Детскость" - это качество, присущее гениям. Это не только социальная инфантильность, которая, к сожалению, бросается в глаза прежде всего, но и особое незамутнённое зрение: способность различить суть жизни там, где другие замечают лишь опостылевший привычный пейзаж.
"Детскость" - это умение видеть вечность во времени. Умение разглядеть сквозь пелену быта вещество бытия. Это умение задавать простые вопросы: зачем? для чего? почему именно так?
Вопросы, на которые неимоверно трудно ответить.
И вместе с тем на которые всё равно приходится отвечать.
Современный мир стремительно трансформируется. Сейчас, когда обе великие доктрины - либерализм и социализм - в значительной мере дискредитированы, явочным порядком, как плесень, которая проступает всегда и везде, утверждается в мире совершенно новое глобальное мировоззрение, формирующее такую же новую онтологическую среду.
Его можно определить как давосский дискурс.
Давосский дискурс - это культура менеджеров. Это культура людей, говорящих вне зависимости от национальности на одном и том же деловом языке, придерживающихся одних и тех же поведенческих деловых стандартов и исповедующих одни и те же универсальные деловые ценности.