Когда я решил прорвать заговор молчания и выступил в годовщину смерти Сунь Ятсена 17 марта 1927 г. в китайском университете с докладом, а на следующий день 18 марта в Коммунистической академии[114], против меня были мобилизованы буквально все, начиная от руководителя Востсекретариата ИККИ тов. Петрова и кончая экономическим референтом ОГПУ тов. Петровым. Рафес[115], один из редакторов журнала «Коминтерн», Мартынов, Шумяцкий[116], редактор КУТВа[117], Иоффе — секретарь нарковоена Ворошилова по внешнеполитическим делам — все они выступали одним фронтом: «Никакого кризиса нету, все обстоит благополучно. Кто говорит иначе, сеет панику, тот ультралевый, не верит в силы китайского пролетариата»[118]. Тов. Бухарин успокаивал московский партактив в апреле тем, что расстрелы рабочих и крестьян объясняются огромными пространствами Китая, затрудняющими правительству контроль над властями на местах и отсутствием дисциплины в Гоминьдане.
Расстрелы, рождающиеся из географии, отсутствие дисциплины, которая предопределяет, в каком направлении падают пули, — все это было результатом страусовой политики спрятать голову в песок, не видеть действительности. Эта попытка выступила самым ярчайшим образом в речи тов. Сталина. За семь дней перед мятежом генерала Чан Кайши этот товарищ, славящийся реализмом, заявил перед 3000 членов партии: тов. Радек[119] не прав: не надо рвать с буржуазией — министры-капиталисты нас слушают. Они помогают нам разлагать тыл противника. Никакой крестьянин не откажется от кобылки, хотя бы она была плоха. Мы их выжмем как лимон. А после, если не будут нас слушаться, выбросим.
Защищая замалчивание в печати важнейших сведений о происшествиях в Китае, тов. Сталин заявил, что «Бородин[120] не спит», что дело в верных руках. Насчет Чан Кайши он заявил, что Чан Кайши на десять голов выше Церетели[121] и Керенского, ибо Чан Кайши борется с империализмом, в то время как Керенский вел империалистскую войну. Далее, тов. Сталин заявил, что Чан Кайши может еще пригодиться для борьбы с империализмом. Все предостережения, опирающиеся на факты из китайской действительности, на грандиозное обострение классовых противоречий, тов. Сталин квалифицировал как «революционность»[122].
Речь тов. Сталина, произведшая на всех слушателей ошеломляющее впечатление своей определенностью, тем, что она не оставляла никаких сомнений насчет его уверенности, твердости положения, является ярчайшим примером банкротства политической ориентации. Никогда за всю историю Коминтерна ни один из руководителей его не ошибался в такой мере в оценке положения, как это сделал тов. Сталин. Всего этого могло не быть, если бы не на словах, а на деле Исполком Коминтерна взял установку на приближающийся в Китае переход от власти буржуазии к демократической диктатуре рабочих и крестьян. Но ИККИ такой установки не брал. Это признает открыто тов. Мартынов в своей статье от 10 апреля в «Правде» за два дня перед переворотом Чан Кайши, напечатанной без примечания, что статья дискуссионная, не отвечающая взглядам редакции. Тов. Мартынов писал так:
«Само собой понятно, что если принять предпосылку тов. Радека, что нынешнее национальное правительство в Китае есть «правительство капиталистической буржуазии» (а не правительство блока четырех классов), то ответ на этот вопрос ясен. В таком правительстве коммунисту делать нечего. Мало того, против такого правительства коммунисты сейчас же должны начать борьбу, и он действительно готов сейчас выдвинуть против китайского национального правительства, ведущего революционно-антиимпериалистскую войну, лозунг — «долой десять министров-капиталистов», который большевики выдвигали в 1917 г. против Керенского, ведшего империалистскую войну. То, что для пленума ИККИ должно было явиться лишь в перспективе, как результат завоевания пролетариатом гегемонии в революции (отпадение промышленной буржуазии), то для тов. Радека является исходной точкой — низвержение капиталистического правительства».
Я не буду здесь касаться уже не меньшевистского, а прямо кадетского взгляда Мартынова на надклассовое национальное правительство как правительство четырех классов, который «Правда», орган, основанный Лениным, напечатала, не краснея. Я только устанавливаю, что тов. Мартынов свидетельствует установку на демократическую диктатуру, как на перспективу, не имеющую ничего общего с данным моментом. Я повторяю — это напечатано в «Правде» за два дня до переворота Чан Кайши.
Только благодаря тому, что эта перспектива, «уход буржуазии», была для руководителей Коминтерна чем-то очень далеким, а задачей стало «использование буржуазии», руководители Коминтерна не поставили в качестве актуальной задачи ускорение политической и организационной подготовки масс к приближающемуся отходу буржуазии. Никакие ссылки на ту или другую директиву о развертывании движения, о вооружении рабочих не меняют дела. Говорю определенно: в природе не существует донесений представителей Коминтерна, которые свидетельствовали бы о подготовке к моменту ухода буржуазии; такие донесения не могут быть представлены по той простой причине, что никакой такой подготовки не велось. Всякая, мы повторяем, всякая попытка свалить ответственность на «плохих исполнителей» не может быть ничем иным обоснована, кроме стремления избегнуть признания своих собственных ошибок. Многие исполнители — действительно никудышны, но поражение китайской революции является результатом не плохого проведения линии Коминтерна представителями его, а в основе неправильной линии Коминтерна.
Еще более нелепым, чем сваливание вины на плохих представителей Коминтерна, является шельмование киткомпартии, сваливание всей вины на нее. Мы приводили уже во второй главе документы, свидетельствующие, как руководство киткомпартии не только не подготовило партию к ее настоящей роли, но как оно с 20 марта 1926 г., капитулировав перед Гоминьданом, связало партию по рукам и по ногам, подготовляло ее банкротство. Но само руководство киткомпартии является больше жертвой, чем виновником. Нельзя требовать от руководства молодой партии, имеющей за собой всего шесть лет от роду, партии, только что вышедшей из студенческих кружков, чтобы она была на высоте; нельзя возлагать ответственность за совершенные ошибки на ЦК партии, значительная часть которого состоит из бывших анархистов и привыкшее смотреть на Коминтерн как на непогрешимый руководящий орган. Руководство киткомпартии может доказать документально, что целый ряд капитулянтских документов, изданных за его подписью, составлен при ближайшем участии представителя Коминтерна. Оно может сослаться на то, что политика сдерживания размаха рабочего движения была начата с одобрения представителей Коминтерна. Оно может сослаться на то, что оно не получило никаких указаний на неправильность в основной этой своей линии.
Что же касается массы рабочих членов партии, что же касается масс, идущих за киткомпартией, то они оказались на высоте, недоступной для официальных вождей Коминтерна. Китайская рабочая масса — китайские рабочие-коммунисты оказались бойцами революции, полными недоверия к буржуазии, ожидающими ее предательства, активными, стремящимися к вооружению, полными самоотвержения. Вожди Коминтерна, которые теперь говорят, что китайская партия оказалась «троцкистской», что она хотела перескочить этап, идти преждевременно на бой за власть, повторяют только старые песни Череванина[123], который доказывал, что тактика меньшевиков прекрасна, правильна, а только масса была плоха, не могла этой тактики понять.
Руководители Коминтерна выработали великолепный план перехода к третьему этапу революции. Буржуазия должна была отходить медленно и по частям: известные ее слои должны были помогать нам некоторое время в мирном переустройстве чиновничьего аппарата буржуазии и помещиков в аппарат власти рабочих и крестьян. Рабочие и крестьяне должны мирно, спокойно развертывать свои силы, организоваться, не говорить о том, что происходит, дабы не пугать буржуазию.
План был великолепен, обоснован научно Мартыновым и Бухариным. Несчастие состоит только в том, что ни китайская буржуазия, ни китайские рабочие и крестьяне не сыграли той роли, которую им предписывали авторы гениального военного плана, и не развертывали своих позиций в том темпе, который был им предписан свыше. Эта смехотворная теория доказывает, что нет такой глупости, которой бы не повторяли даже умные люди, когда защищают неправильную линию, обанкротившуюся линию, когда не хотят или не могут признать своих ошибок. Тов. Бухарин, повторяющий через 20 лет Череванина, Бухарин в объятиях автора «двух диктатур» — кто бы мог ожидать такого зрелища/?/ Но это зрелище Бухарина, печатающего статьи Мартынова о докапиталистическом характере Китая с гегемонией пролетариата, и Мартынова, восхваляющего тактику Бухарина как реалистическую здоровую, — не случайность.
