Особенно предаваться раздумьям у нас временя не было. Я велел Саше передать Роману, что, во-первых, необходимо вытравить всяческие упаднические мысли о провале подкопа; во-вторых, прикрепить к паникерам твердых, надежных людей, сделав так, чтобы паникеры не оставались одни со своими мрачными мыслями; в-третьих, под вечер я бы очень хотел лично встретиться с Романом и потолковать с ним.
Само собой разумеется, что все работы под землей надо было временно прекратить и ход в "траншею" заложить каким-либо хламом.
Я еще посоветовал Саше поручить наблюдение за действиями и поведением немцев наиболее твердой и стойкой части товарищей. Остальных нагрузить какой-нибудь работой или уложить спать, чтобы они не глазели попусту и не переживали.
После нашей беседы фельдшер повеселел, да и мне тоже стало легче. На прощание я сказал Саше:
- Крепитесь, ребята! Не такие виды большевики видывали!
Так мы и разошлись. Саша поковылял к себе, предварительно для маскировки побывав в аптеке. Уже уходя, он в шутку сказал:
- Все хорошо. Вот как бы команды не перепутать!
Я ответил, что Швейк всегда все путал, но и он главного, что касалось его шкуры, не забывал.
Саша ушел. Время тянулось медленно. Я сам старался не смотреть на немцев за оградой, но как ни крепился, а все-таки через каждые пять - десять минут так и тянуло глянуть, что происходит за проволокой.
Около одиннадцати часов дня я опять отправился посмотретъ, что делается у второго блока. В это время немцы сняли с траншей примерно половину рабочих и направили их к маленькой деревянной кухне, расположенной против третьего блока. Подходило время обеда, из корпусов шли рабочие с большими деревянными бадьями на общую лазаретную кухню за баландой.
Хоть было и очень голодно, но даже баланда теперь меня не привлекала. Меня интересовало, куда пойдут люди за оградой и что они станут делать.
Рабочие с лопатами остановились у деревянной кухни и снова принялись рыть. Когда я это увидел, куда как спокойнее стало на душе: ясно, что немцы не были точно осведомлены о месте нахождения нашего подкопа.
Принесли и роздали баланду, я оставил котелок на попечение Филиппа, а сам опять пошел взглянуть, что происходит.
Теперь немцы копали уже в двух местах: против второго блока и против рабочей кухни. Я укрепился в своем предположении: к немцам попали смутные сведения о подкопе - может быть, снова завелся какой-то прохвост и доносчик. Но если они приступили к рытью траншеи против рабочей кухни, значит, точное место подкопа им неизвестно.
Между прочим, к деревянной кухне немцы сунулись с поисками подкопа не случайно. Кухня эта и нам и им была памятна.
Она располагалась к забору ближе других построек. Именно здесь больные часто заговаривали с охранниками, а однажды ночью мы даже решились резать колючий забор - хотели устроить побег. Поначалу вроде что-то получалось. Один из товарищей пообещал полицаю-охраннику кожаные сапоги, если тот не будет чинить препятствий нашему выходу за проволоку.
Эта переговорная канитель длилась около недели и затем... провалилась. Вначале охранник запросил было непомерную для нас цену, потом сказал, что передумал и пойдет с нами в лес, а оружие свое бросит. Мы обещали взять его с собой при условии, что оружие он передаст нам - бросать оружие нельзя, в лесу оно нам очень пригодится.
Охранник согласился, назначен был вечер побега, все собрались. А когда стали резать проволоку, немцы нас обстреляли. Мы разбежались, ночь всех укрыла, наивный план побега сорвался. Уже позднее выяснилось, что вечером немцы сменили часовых.
Вот почему, думаю, запомнилась немцам деревянная кухня и подкоп они тоже стали искать поблизости от нее.
Мучительно долго тянулся этот грозный день. Понятно, что никого из нас не оставляла тревога. Смерклось, работы прекратились, немцы увели рабочих в лагерь.
Гнетущая, тяжелая надвигалась ночь. Многие пленные в эту ночь не спали, слушали каждый шорох. Каждому думалось: "Подойдет сейчас к тебе фриц с полицаем и уведет тебя, раба божьего, в неизвестность, а там - прощай, жизнь!"
Помимо всего прочего, меня еще беспокоило, как-то произойдет встреча наша с Романом. Ведь до этого дня мы с ним общались только через связных, никогда в глаза не видя друг друга.
Обычным местом всяких сборищ у пленных были общие уборные - они заменяли нам клубы, курительные комнаты, базары. На этих так называемых "биржах" пленные выменивали друг у друга все - махорку, пайку хлеба, брюки, гимнастерку, обувь. Там вечно стоял галдеж, было накурено, все о чем-то спорили, шептались, а то и просто балагурили. Находились весельчаки, которые забавляли других различными анекдотами, иной раз с очень "длинной бородой". Хотелось людям хоть как-то отвести душу. Вот в таком месте, на втором этаже, в правом крыле четвертого корпуса, и была назначена первая наша встреча с врачом Романом Лопухиным.
В сумерках я вошел в уборную и сразу заметил незнакомое мне лицо. Человек стоял у стены один, не ввязывался в разговоры, не курил. Я посмотрел незнакомцу в глаза, но ничего не сказал, прошел мимо. Потом со стороны снова поглядел на незнакомца. Он стоял по-прежнему спокойно, прислонясь к стене, но весь был сосредоточен. Чувствовалось - кого-то ждет. Наружность молодого человека мне понравилась, с приметами сходилась.
Проходя мимо, я, как было условлено, тихо промолвил про себя:
- Роман...
В ответ услышал шепот;
- Иван Федорович!..
Так мы и встретились. Крепко пожали руки и с простым человеческим любопытством друг друга рассматривали. Ну и - как потом выяснилось - в общем понравились друг другу. Я поинтересовался, не перепутал ли Саша при передаче весь наш утренний разговор.
Роман улыбнулся. Удивительно светлая была у него улыбка. Он сказал:
- Саша говорит, повторял всю дорогу.
Мы отошли к окну, густо опутанному колючей проволокой. Нам надо было торопиться, скоро могли закрыть блок и тогда не сдобровать бы Роману.
Я спросил, как оценивает он новые "кухонные" работы, после обеда начатые немцами. Роман ответил, что оценивает их, как и я, очень положительно. Однако по всему все-таки видно, что немцы о подкопе пронюхали и какие-то гайки, как он выразился, в нашей организации ослабли. Надо бы их "подтянуть" и заново проверить людей.
Мы решили ни в коем случае не ослаблять контроля за паникерами; распустить слух среди "строителей метро", что всякие работы прекращаются. Временно работу действительно необходимо было прекратить, а входное отверстие надежно замаскировать. Ну, а завтра многое должно проясниться. На том мы с Романом и разошлись.
Следующее утро действительно оказалось мудренее вечера. Спасение наше было в том, что немцы начали рыть траншею не внутри двора, а за проволокой, куда подкоп, как оказалось, еще чуточку не дошел, хотя мне и говорили, что дошел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
