Глаза подруги налились слезами.
– Бедный Сашенька. Он такой хороший, а я… Меркантильная дрянь, вот кто я! Какая ты счастливая, Полинка!
– С чего это? – развеселилась я.
– Ты можешь позволить себе брак по любви, а я вынуждена всю жизнь делать несчастными замечательных, бескорыстных, благородных мужчин только из-за того, что они не очень богаты. Хорошо. Договорились. Я уступаю тебе моего Сашеньку. Будь с ним счастлива. А я… Я буду приходить к вам в гости, – голосок Алины стал совсем тоненьким, прерывистым, – любоваться вашим тихим семейным счастьем… играть с малышами… вязать им яркие пинетки… и тихо плакать ночами в свою одинокую девичью подушку.
Затем она не выдержала и горько, безутешно разрыдалась. Мне пришлось остановить машину. Я обняла глупышку и зашептала ей на ухо:
– Алиночка, мне совсем не нравится твой Гнеушев.
– Как не нравится? – прервала она рыдания. – Мне казалось, он вполне ничего.
– Ты меня не поняла: Александр интересный и перспективный мужчина, но я никогда не была в него влюблена.
– Ничего, влюбишься, – уверенно произнесла она.
– Ты не понимаешь. Говоря высокопарно, он герой не моего романа. Слишком благополучный, слишком порядочный, слишком приятный.
– Да? А чего ты мне сразу не сказала? Значит, все, что попроще, – подруге, а что поярче – себе? Это не по-товарищески.
Раз пошли претензии, значит, истерика окончена. Я повернула ключ в замке зажигания.
– Знаешь, ты отвези меня, пожалуй, домой, – решила Алина, – а если Саша будет меня искать, скажи, что я уехала в Швейцарию на воды. У меня разыгрался гастрит, и я теперь буду давиться этими водами год, не меньше. Господи, как трудно жить на свете порядочной девушке! Даже соврать сама не могу, приходится прибегать к услугам третьих лиц. Ну, пока, спасибо, что подвезла.
Алинка выпорхнула из машины и побежала к своему подъезду. Удивительно, только что она выплакала ведро слез, а на лице – ни малейших следов. Щечки розовые, глазки ясные, носик совершенно не распухший. Мне же стоит только немного пошмыгать носом, как глаза опухают на весь день. Поток легкой зависти прервало пиликанье телефона. Звонил Ариша:
– Полетт, где тебя черти носят? – весело начал он. – Интересующую тебя личность в данный момент везут на городскую свалку искать труп невинно убиенной. Не хочешь присутствовать при спектакле?
– Конечно, хочу! – моментально отозвалась я. – Куда ехать?
Дед подробно описал мне маршрут, и я прибавила газу. Мне еще надо было успеть заскочить на старое кладбище. Обычно невозмутимая Люся весьма эмоционально отреагировала на мою просьбу дать поносить что-нибудь из ее гардероба. Она хохотала до тех пор, пока не подошел Вася и не стукнул ее как следует по затылку. В результате этой отрезвляющей процедуры она быстро успокоилась и без лишних вопросов приволокла мне яркие, леопардовой раскраски резиновые сапоги, бывшее когда-то белым драповое пальто с оторванным воротником и яркий оранжевый берет с помпонами.
– Ну, как? – с гордостью оглядела она предложенный мне гардероб. – Красота?
– Красота! – согласилась я. – Спасибо, Люся, как раз то, что надо.
– В театр собралась? – сострила она.
– На городскую свалку, – не стала скрывать я.
– По работе, – догадалась Люся. – Тогда мы с тобой.
– Зачем? – пожала я плечами. – В этот раз и без вас справлюсь.
– Ты, это, – встрял Вася, – послушай Люську. Одной тебе туда нельзя, это участок Вовки-Курвы, с чужими он невежливый. А мы сможем договориться, нас он знает. Ты же следить за кем-то собралась? Вот и будем все трое рядышком копаться в мусоре, а что толкового нароем, Вовке отдадим. Если денег на водку и ириски не пожалеешь, так вообще проблем не будет. Ну, поехал, что ли? Вижу, торопишься.
Мне пришлось признать правоту моих приятелей. К тому же одинокая фигура, маячащая возле работающей следственной группы, могла вызвать больше подозрений, чем группка несчастных, оказавшихся за бортом жизни. Гримироваться времени не было, а моя ухоженная физиономия явно выдавала отсутствие проблем с печенью и проживание в человеческих условиях. В качестве камуфляжа я лишь зачерпнула немного золы из печки и нарисовала на лице подобие спецназовской раскраски. Берет пришлось надвинуть на самые глаза, пальто висело на мне, как на вешалке, но было вполне теплым и не очень вонючим, поэтому чувствовала я себя вполне комфортно.
– И вот еще, возьми.
Вася протянул мне совершенно новенький респиратор.
– Для маскировки? – предположила я.
– От вонищи, – пояснил он, – а то с непривычки кирдыкнуться можно.
Мои помощники быстро юркнули на заднее сиденье, и машина рванула по направлению к городской свалке.
По дороге я остановилась у магазина и забежала за водкой и ирисками, предназначенными в качестве взятки Вовке-Курве. В магазине наблюдалась небольшая очередь, но стоило мне досадливо поморщиться, как люди вежливо расступились и пропустили меня к кассе. Кассир двумя пальцами взяла мою тысячную купюру, долго и пристально рассматривала ее на просвет, потом быстро отсчитала сдачу. Внезапно взгляд мой остановился на баночке черной икры, лежащей в холодильнике возле кассы. Я вспомнила, что Ариша всегда был неравнодушен к этому деликатесу, и решила побаловать его:
– Будьте добры баночку черной икры, пожалуйста.
Кассир недовольно фыркнула и швырнула передо мной стеклянную банку синтетической икры. Как человек любопытный, я однажды ухитрилась купить этот, с позволения сказать, продукт. Несмотря на высокий достаток нашей семьи, в еде я неприхотлива, в гостях не ломаюсь, брезгливо вилочкой в тарелке не ковыряюсь. Однако я до сих пор не могу забыть мерзкого вкуса этой дряни, гордо называющего себя черной икрой синтетической.
– Мадам, уберите это и подайте, пожалуйста, натуральную икру, – слегка повысила я голос.
– Во дает, – искренне восхитилась кассир, – а говорят, бомжи голодают! Нешто бросить эту работу и к вам, на помойку?
– Не советую, – ответила я, распихивая снедь по карманам.
– Чего это?
– Конкуренция большая. Чтобы дослужиться до статуса помоечного бомжа, знаете, сколько ступеней пройти надо? Вот и не знайте. Торгуйте себе колбасой потихонечку, а в нашу епархию не суйтесь. У самих с помойками напряженка.
Сделав это заявление, я гордо подняла голову и вышла из магазинчика, напоследок громко хлопнув дверью. Думаю, этот незначительный эпизод немного поднимет авторитет местных бомжей в глазах обывателей.
Когда мы прибыли наконец на свалку, работа следственной бригады была в самом разгаре. Вася побежал договариваться с Вовкой-Курвой, мы же с Люсей бочком стали приближаться к следственной группе, ведущей раскопки. Усердно изображая искательниц сокровищ, мы активно шуровали палками в грудах мусора. Эта активность нас и подвела. Едва мы приблизились на расстояние прямой слышимости, как нас одернул милиционер с погонами капитана:
– Эй, тетки, валите отсюда. Не видите, люди работают?
– Мы тоже работаем, – огрызнулась Люся, – не только вам кушать хочется.
– Сказано вам, уходите! – с угрозой в голосе, повторил он. – Сейчас собаку спущу!
– Не надо собаку, – прогундосила я через респиратор, – мы тут тихонечко рядышком пороемся, никому мешать не будем.
– Ну-ка, постой, – подошел поближе капитан, – а ты чего в маске-то? Бомжи маски не носят, насколько мне известно. Ребята, тут какая-то баба подозрительная.
Про себя я обругала и предусмотрительного Васю, и свою природную брезгливость. Действительно, где вы видели бомжа в резиновых перчатках и респираторе? А еще считаю себя мастером мимикрии! Проколоться на такой ерунде!
– Снимаем масочку, предъявляем документики, – зычным голосом начал капитан.
Ну, вот. В лучшем случае, прогонят, в худшем, потащат в отделение. Ариша, меня, конечно, вытащит, но об инциденте прознает полковник ФСБ Курбатов, а этот тип не успокоится, пока не узнает, чем я занималась на свалке, и не прочитает мораль на тему: приличная девушка должна сидеть дома и вышивать крестиком. Помогла Люся.
– Сдурел, дяденька, – заголосила она, – какие у нас документы? Были бы документы, я б сейчас на кухне плюшки трескала, а не тут пропитание искала. А что подруга в маске, так это у нее проказа, болезнь такая неэлегантная. Ты собачку-то придержи, сейчас она Аделаиду тяпнет, потом все отделение в таких намордниках ходить будет. Зараза, она и через собачку пристанет, не постесняется. И не смущай девушку, может, она своего неприглядного вида тушуется?
Капитан шарахнулся от нас, как от прокаженных. Впрочем, от прокаженных он и шарахался. Я же продолжила спектакль, начатый Люсей.
– Дяденька, миленький, дай на таблетку заработать? Мы тебе, что надо, поищем, а ты нам пятьдесят рублей. А то нос совсем проваливается, хочешь, покажу?
– Не надо! – заорал капитан. – Ищите матрац полосатый ватный или… чего-нибудь необычное. Найдете, шестьдесят отвалю. Только очень близко не подходите. Эта самая проказа на сколько метров распространяется?
