— Сам господин Солон распорядился казнить возничего, да? — поджимает губы Инквизитор, снова барабанит пальцами по столу: — вы не могли его ослушаться, лейтенант. Возничие, равно как и прочие служки — проходят по ведомости гражданского приказа, а своего палача в поход администрация Императора не берет — дурной тон. Согласно Кодекса в походе обязанности палача по решению главы гражданской администрации берет на себя воинское подразделение, сопровождающее и обеспечивающее сохранность. Разбираться в том, виноват или нет субъект гражданского приказа — не ваша компетенция. Однако странно, что старый Солон так поспешно велел казнить возничего, не находите, лейтенант? Ведь он мог бы рассказать кто стоит за ним… казнить никогда не поздно… верно?
Лоа смотрит на Инквизитора, на его правую, сухую руку в тонкой кожаной перчатке и испытывает сильное желание как Найра — говорить свободно. Вот прямо в лицо Инквизитору и сказать, что она, Лоа Ти — не на помойке столичной себя нашла, как-никак род Ти-лонгов в первой десятке родов Империи стоит, а она сама с самого детства в Военной Академии обучалась, да и в столичных гостиных не чужая, она прекрасно знает, что и почем. Вот не надо ее, подчиненную напрямую только полковнику Беатрис Лоу-лонг, а выше по инстанции — генералу Конегриву, а еще выше — только самому Богу Императору — в дрязги между Церковью и Гражданским Приказом впутывать! Правды или справедливости все равно тут не найдешь, а только в дерьме запачкаешься, и вообще — меньше знаешь — крепче спишь. А выражать свое мнение, мол старый евнух ошибку совершил и полномочия превысил, ну уж дудки, ее в такую примитивную ловушку не поймаешь.
— Я уверена, что господин Солон поступил так обосновано и в силу обстоятельств, мне неизвестных — твердо отвечает она: — как глава Гражданского Приказа.
— Хорошо. — морщится Инквизитор: — ступайте, лейтенант… и если случится что-то еще, неважно сколь мелкое на ваш взгляд — не стесняйтесь поставить меня в известность, даже если я буду спать. Вам понятно? — его глаза на мгновение встречаются с ее взглядом, и она невольно сглатывает. Серьезный взгляд стальных глаз давит ей на черепную коробку изнутри, вдавливая глаза и распирая кости изнутри. Она чувствует, как что-то течет из ее носа и капает вниз.
— Обязательно — кивает она и подносит руку к лицу. Вытирает и глядит на ладонь. Кровь.
— Не задерживаю вас больше. — Инквизитор отворачивается и она — едва не падает от облегчения, когда его взгляд наконец перестает сверлить ей череп изнутри. Едва удерживая себя на ногах — выходит за дверь и закрывает за собой дверь. С облегчением откидывается спиной на стенку, держа себя на дрожащих ногах. Никто не увидит, как Амазонка стоит на коленях перед этим проклятым взором Инквизиторов! Она закрывает глаза и произносит Слово Благости, Слово Усиления, Слово Защиты и Слово Восстановления. Замирает, чувствуя, как Слова очищают ее, усиливают и наполняют силой. Как лазурные струны пронизывают все ее тело, своей вибрацией изгоняя зло и мрак и разжигая очаг ниже подвздошия…
Она вдыхает светло-лазурную прану, выдыхая поврежденную и открывает глаза. Дрожь в коленях проходит. Она кидает быстрый взгляд по сторонам — никто не видел ее в таком состоянии, никто не проходил мимо кабинета Инквизитора, вот и замечательно. Она быстро приводит себя в порядок, смачивает платок слюной и вытирает кровавые следы на лице и одежде, произносит заклинание малого Зерцала и проверяет все ли в порядке. Убирает платок и Зерцало, быстрым шагом спускается вниз. Надо предупредить Найру и остальных, думает она, опрос Инквизитора — неприятная штуковина, надо быть готовым, надо сказать девчонкам чтобы не вздумали ничего утаивать или скрывать, все равно от Взора Святой Александры ничего не укроешь, только подозрения возбудишь. Влезать между Гражданским Приказом и Церковью им не с руки, лучше шаг назад сделать, она не знает что они там не поделили и знать не желает, пусть эти высокие стороны друг друга дерут без ее участия. Это они там привыкли к людям как к пешкам относиться, а у нее каждая девчонка — часть Корпуса, часть семьи, они все — сестры и она не позволит ни этому старому мудаку Солону, ни интригану из Церкви… она остановилась и недоуменно моргнула.
— Эй! — кричит она ближайшему служке и тот смиренно сгибается пополам и бормочет привычные восхваления Корпусу, Амазонкам, самой Лоа Ти, и конечно — Богу Императору.
— Это что такое? — прерывает его восхваления она и тычет пальцем в небольшую яму рядом с конюшней, аккурат в том самом месте, где морда животного лежала и кровавая пена в землю впиталась.
— Изволите видеть, госпожа амазонка, это яма — трясет головой служка, бледнея от страха: — в-вам не нравятся ямы? Сей момент прикажу засыпать и…
— Кто грунт срыл⁈ Где этот грунт⁈ — рычит она, хватая служку за шкирку и тряся его, словно пытаясь вытрясти ответ: — это вещественное доказательство! Преступление против Императора!
— А… это… вон тот работник лопатой убрал. Вон же он… — служка трясущейся рукой указывает в далекий конец двора, у самых ворот из замка и она видит как человек в простой синей рубахе и соломенной шляпе — оглядывается на них и тут же надвигает шляпу пониже, прибавляя шагу.
— А ну стоять! — кричит она, отбрасывая служку в сторону и прибавляя скорости: — Стоять, кому говорю! — как она и ожидала, таинственный незнакомец в соломенной шляпе и синей рубахе — не остановился, а вместо этого перешел на бег… нет, даже не бег — он как будто мгновенно пропал из виду, оставляя на своем месте лишь тучу пыли.
— Слово Скорости! Слово Усиления! — кричит она, чувствуя, как лазурные нити пронизывают ее тело, усиливая и ускоряя ее. Мир вокруг словно бы замедлился и в воздухе замерли падающие с возка яблоки, недоуменно раскрывающие рты работники кухни, застыл в воздухе вспархивающий голубь и замерли на месте поворачивающие головы вслед беглецу стражники у ворот.
Она уже бежала вслед за ним, прибавляя и прибавляя скорость, чувствуя, как воздух становится все более упругим и неподатливым, как ей приходится наклонятся навстречу потоку, тараня воздух своей головой и оставляя руки позади, как в глазах темнеет от ускорения… она не сможет бежать так бесконечно, преодолевать сопротивление воздуха на такой скорости очень трудно, но раньше чем она упадет от недостатка сил — она остановится из-за перегрузки, влияющей на глаза… а плести Скоростной Путь не видя ничего — верный способ разбиться насмерть о какое-нибудь глупое дерево или даже взлетающую птицу. Она и так перенапрягает свои глаза и свой мозг, высчитывая траекторию, обходя стоящих столбом людей и животных на дороге… надолго ее конечно не хватит. Но… вопрос тут не в том, хватит ли ее надолго, вопрос в том — хватит ли надолго беглеца? Вспыхивает белое пламя Огненной Орхидеи, привычного заклинания для выхода из Скоростного Пути и она делает бросок в сторону, отпуская Слово Ускорения из груди. Мир вокруг начинает ускоряться, возвращаются краски и звуки…
—… уть! — звучит крик и она пытается схватить остановившегося беглеца за его синюю рубашку, но тот легко уходит вниз и в сторону, отбивая ее руку. Отпрыгивает назад и останавливается. Его грудь тяжело вздымается вверх и вниз, он тоже устал от Скоростного Пути… она бросает быстрый взгляд вокруг. Скоростной Путь привел их далеко за пределы замка и сейчас они стояли на поляне посреди леса, вдвоем.
— Госпожа лейтенант — насмешливо говорит беглец в синей рубахе и соломенной шляпе, изрядно, впрочем потрепанной сопротивлением воздуха на Скоростном Пути: — какая нужда заставляет вас преследовать одинокого путника?
— Сдавайся — коротко бросает она ему. Она не собирается играть в игры и разглагольствовать о столичных сплетнях, женских нарядах, внешней политике или погоде, о чем бы там не хотел поговорить этот беглец. Он — подозреваемый, это он убрал отравленный грунт с места происшествия, а потом — пытался скрыться. Всего этого достаточно чтобы подозревать… чтобы задержать, а при сопротивлении — применить силу. Она сужает глаза и произносит Слово Силы, чувствуя, как вздуваются ее мышцы, превращаясь в стальные канаты, произносит Слово Защиты, превращая свою кожу в каменную броню, произносит Слово Истины, чувствуя как земля подается под ее ногами.
