тайного проникновения и присяги в благонадежности, связанных с травлей предполагаемых радикалов и гомосексуалистов, которые якобы представляли угрозу целостности Соединенных Штатов, организованной Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. Но в наше время страхи и расследования касаются самого тела. Во многих отношениях «война с наркотиками» в последние два десятилетия напоминает кампанию по борьбе с «внутренним врагом» времен маккартизма. Присяги в благонадежности, проводившиеся в 1950-х, требовали публичной демонстрации соответствия и чистоты, которая сейчас разворачивается на уровне телесности: указ президента № 12 564, вступивший в силу в 1986 году при администрации Рейгана, ввел обязательную проверку на предмет употребления наркотиков для сотрудников федеральных органов, занимающих «должности, важные с точки зрения государственной безопасности», служащих, вызывающих «обоснованные подозрения» в употреблении наркотических средств, а также всех кандидатов на работу в федеральных органах.
Закон, запрещающий употребление наркотиков на рабочем месте (1988), распространил эту политику на всех, кто получал федеральный контракт или субсидию федерального правительства в частном секторе, и многие компании добровольно ввели у себя контроль за употреблением наркотиков. Как указывает Дэвид Кэмпбелл, «в начале 1990-х годов контроль за употреблением наркотиков [становится] более распространенным, чем проверки на благонадежность в начале 1950-х». Чистота тела становится не пародийной метафорой, а прямым патриотическим долгом. Как заметила член рейгановской Президентской комиссии по проблемам СПИДа Кори Серваас: «Сдать анализы на СПИД и получить отрицательный результат — это патриотично». Телесная политика, а не политика государства, стала причиной конспирагивистских страхов.
Если получившая распространение проверка на употребление наркотиков отражает прямой страх власти перед телесным подстрекательством к бунту, то тревога по поводу похищения инопланетянами и контроля над разумом говорит о популистской телесной панике в эпоху развитых технологий. Что касается уфологии, очень важно то, что в типичных для 1950-х годов сообщениях об НЛО говорилось, что человек видел непонятный летательный аппарат откуда-то издалека (так называемые контакты первой категории), тогда как самые громкие за последнее десятилетие случаи связаны с тесным контактом четвертой категории, то есть когда инопланетяне похищают людей, вытаскивая их из кровати или из машины, и, что характерно, ставят над своими жертвами ужасные медицинские эксперименты.
В таких рассказах ощутимой целью агрессивных сил становится само физическое тело: контакт с пришельцами стал внутренним. Далекие от оптимизма первых рассказов о благожелательной посланнической миссии инопланетных «Космических Братьев», более поздние свидетельства очевидцев настаивают на том, что мотивы пришельцев куда непонятней, если не напрямую злонамеренны, и вдобавок к этому (и эго волнует еще больше), правительство очень даже может быть в сговоре с внеземными захватчиками. Чаще всего в этих историях фигурируют такие тревожащие псевдо-медицинские манипуляции, как изъятие яйцеклеток, исследование прямой кишки и введение имплантата в нос. Так, в своей работе «Контакт» Уитли Штрайбер описывает следующий эпизод без малейшего намека на иронию:
«Двое коренастых существ развели мне ноги. Потом я понял, что меня поместили перед каким-то огромным и крайне уродливым предметом серого цвета и покрытым чешуей с чем-то похожим на проволочную сетку на конце. Эта штука была длиной не меньше ступни, узкая и треугольная по форме. Они засунули ее мне в прямую кишку. Казалось, она разрослась во мне, словно зажила собственной жизнью».
Бадд Хопкинс, настоящий знаток и собиратель историй о похищении людей инопланетянами, подсчитал, что более 19 % его корреспондентов сообщали о «введении в их тело чего-то похожего на крошечные имплантаты»; кто-то вспоминал о том, что ему «вводили в ноздрю что-то вроде тонкого зонда с крошечным шариком на конце»; в других случаях введение каких-то предметов происходило через глазную или ухо.
* * *
Массовая культура и, в частности, Интернет наводнены конспирологическими историями об угрожающей человеческому телу насильственной инопланетной технологии. Заманчиво отмахнуться от большей части этой новой уфологии как от истерического симптома коллективной паранойи, соматического проявления тревог, которые в конечном счете имеют мало отношения к физическому телу.
Но перевести физическое в психическое значило бы проигнорировать тог факт, что само осажденное тело превратилось в одного из ведущих игроков на арене современной политики. Так, сгущение страхов перед ректальным проникновением в тело необходимо рассматривать в контексте преувеличенного внимания к анусу как источнику и средоточию как медицинского, так и нравственного беспокойства в дискуссиях на тему СПИДа. Точно так же широкое распространение историй о похищении инопланетянами, которые затем проводят насильственные гинекологические процедуры, указывает на тревогу по поводу быстро меняющихся технологий воспроизводства на протяжении десятилетия, политическое пространство которого изуродовали битвы вокруг абортов и таких способов деторождения, как суррогатное вынашивание и клонирование.
В отличие от поползновений похитителей 1950-х годов, когда положение спасали ученые (нередко в сотрудничестве с военными), нарративы 1990-х, повествующие о похищении инопланетянами, выражают страхи перед вторжением в человеческое тело медицинской науки, которая становится источником угрозы.
Более того, не вызывает удивления, что самый частый гость, так называемый маленький серый человечек, и в рассказах отдельных очевидцев, и в голливудских фильмах изображается как существо с непропорционально большой головой, огромными загадочными глазами, маленьким телом и тонкими ручками.
Этот образ напоминает очертания зародыша в матке, поразительный и зловещий облик «внутреннего чужого», возможность увидеть которого появилась лишь благодаря новой технологии воспроизведения изображения, появившейся в последней четверти XX века. Таким образом, изменившиеся под влиянием темы заговора драматические повествования об инопланетных экспериментах говорят не о конкретном психическом состоянии рассказывающих их людей, но скорее об обществе, в котором отношение людей (особенно женщин) к своему телу так часто опосредовано технической экспертизой, будь то медицинской, судебной или этической.
По рассказам многих похищенных, их жизнь — и порой даже их мысли — периодически контролируются пришельцами. Так, Хопкинс предполагает, что цель введения имплантатов сводится к «одной или ко всем трем неприятным возможностям»:
«Они могли действовать как „локаторы“ на манер маленьких радиопередатчиков, которые зоологи прикрепляют к ушам несчастного, успокоенного лося, чтобы затем отслеживать его перемещения. Или они могли быть чем-то вроде мониторов, передающих мысли, эмоции или даже визуальные и сенсорные ощущения человека, которому их вставляют. Или, что, пожалуй, неприятней всего, они могли осуществлять регулирующую функцию, исполняя роль приемника, и эго указывает на возможность того, что из похищенных хотели сделать подобие похитителей».
Хотя Хопкинс и не останавливается на «этих вызывающих паранойю теориях», другие авторы говорят о том, что истории о похищениях инопланетянами на самом деле прикрывают случаи реальных похищений, происходящих в рамках сверхсекретных правительственных проектов по контролю над разумом. Эта идея обыгрывается, например, в «Секретных материалах», в которых постоянно то доказывают, то опровергают эту возможность, то опять возвращаются к ней.
Помимо похищений инопланетянами, существует давняя традиция конспирагивистских обвинений в экспериментах по контролю над разумом. Эти страхи
