— Ни за что!
— Лукас, у меня нет никаких медицинских познаний в демонологии, но, судя по всему, у тебя внутри течет кровь, и сейчас ты ее теряешь.
— Я знаю кое-кого на другом конце города, там мне зашьют рану, — сказал он, трогая место, куда вошла пуля.
— Я тоже кое-кого знаю. Придется тебе прекратить спор и послушаться меня, вечер и так получился беспокойный. Хватит с меня волнений!
Она вывела его на улицу, подпирая плечом. Неподалеку, в куче мусора, неподвижно лежал стрелявший в них человек.
— У меня все-таки есть какое-то самолюбие! — сказал Лукас, проходя мимо.
Они остановили такси и через десять минут подъехали в ее дому. Ведя Лукаса к крыльцу, София жестом потребовала, чтобы он не шумел. С бесчисленными предосторожностями она отперла дверь, и они крадучись поднялись по лестнице. Когда они миновали последнюю ступеньку, дверь Рен бесшумно затворилась.
* * *
Блез, едва живой от страха, выключил свой монитор. Его ладони и лоб были еще мокрее, чем обычно. Он дождался звонка, схватил трубку и выслушал не слишком приветливое приглашение Люцифера явиться на заседание кризисного комитета, который соберется на исходе восточной ночи.
— В твоих интересах не опаздывать и порадовать нас предложениями и новыми определениями понятия «все предусмотрено»! — С этими словами Президент бросил трубку.
Блез сжал ладонями голову и, дрожа всем телом, снова взял трубку, норовившую выскользнуть из его потных рук.
* * *
Михаил смотрел на стену из экранов перед собой. Сняв трубку, он набрал прямой номер Хьюстона. На том конце включился автоответчик. Михаил пожал плечами и посмотрел на часы. В Гвиане через десять минут должен был состояться запуск ракеты «Ариан-V».
* * *
Устроив Лукаса в кровати и зафиксировав ему плечо двумя подушками, София удалилась в гардеробную. Там она схватила шкатулку со швейными принадлежностями, в шкафчике-аптечке в ванной нашла пузырек со спиртом и бегом вернулась в свою комнату. Подсела к Лукасу, свинтила с пузырька колпачок, намочила спиртом нитку и попыталась вдеть ее в иголочное ушко.
— Как бы ты меня не убила своей штопкой, — проговорил Лукас с улыбкой. — Ты дрожишь!
— Ничего подобного! — И она торжествующе показала иголку со вдетой ниткой.
Лукас ласково отодвинул от себя руку Софии, погладил ее по щеке, привлек к себе.
— Я боюсь скомпрометировать тебя своим присутствием.
— Не скрою, вечера в твоем обществе крайне рискованны.
— Моему работодателю приходится полагаться на случай.
— Почему в тебя стреляли?
— Наверное, чтобы испытать меня и прийти к тем же выводам, которые сделала ты. На мне не должно было появиться ран. Общаясь с тобой, я теряю свою силу. Остается молиться, чтобы с тобой происходило то же самое.
— Что ты собираешься предпринять?
— Напасть на тебя он не посмеет. Твоя ангельская неприкосновенность наводит на размышления.
София заглянула Лукасу в глаза.
— Я говорю не об этом. Что с нами будет через два дня?
Он провел кончиком пальца по губам Софии, она не стала сопротивляться.
— О чем ты думаешь? — взволнованно спросила она, снова берясь за иголку.
— В день падения Берлинской стены люди по обеим ее сторонам обнаружили, что похожи друг на друга. С обеих сторон стояли дома, ездили машины, по вечерам на всех улицах загорались фонари. Они бывали счастливы и несчастливы по разным причинам, но дети Запада и Востока поняли, что с другой стороны все не так, как им раньше втолковывали.
— Почему ты это говоришь?
— Потому что слышу виолончель Ростроповича.
— Что она играет? — спросила она, заканчивая третий шов.
— Я впервые ее слушаю! К тому же ты делаешь мне больно…
София нагнулась к Лукасу, чтобы перекусить зубами нитку. Потом, прижавшись лбом к его плечу, застыла. Их объединяла тишина. Лукас погладил здоровой рукой волосы Софии. От его ласки она затрепетала.
— Два дня — это так мало!
— Мало, — шепотом согласился он.
— Нас разлучат. Это неизбежно.
Впервые оба, София и Лукас, устрашились вечности.
— Может быть, попробовать договориться, чтобы тебя отпустили со мной? — робко молвила София.
— Переговоры с Президентом невозможны, особенно когда его провели. И вообще, я очень боюсь, что доступ в твой мир для меня невозможен.
— Но раньше существовали места перехода между Востоком и Западом… — начала она, приближая кончик иголки к краю раны.
Лукас поморщился и вскрикнул.
— Вот неженка! Я до тебя почти не дотронулась! Дай закончить начатое.
Дверь резко распахнулась. Вошла Матильда, опиравшаяся за неимением костыля на швабру.
— Я не виновата, что у тебя здесь бумажные стены! — заявила она, прыгая к ним. Сев на кровать, она приказала Софии: — Давай сюда иголку! А ты, — обратилась она к Лукасу, — сядь поближе. Тебе ужасно повезло, я левша!
И она умело завершила наложение швов. Всего их потребовалось шесть — три спереди и три на спине.
— Два года за прилавком в злачном месте — отличный способ набить руку в ремесле сестры милосердия, особенно когда ты влюблена во владельца. Кстати, прежде чем пойти спать, я должна кое-что сказать вам обоим. После этого я очень постараюсь внушить себе, что я сплю, и пусть завтра утром я буду хохотать до упаду, вспоминая сон, который мне сейчас снится.
Опираясь на свой импровизированный костыль, Матильда запрыгала к двери. Прежде чем выйти, она оглянулась на подругу и ее друга.
— Не важно, ошибаетесь вы на свой счет или нет. До встречи с тобой, София, я думала, что настоящее счастье на этой земле встречается только в глупых книжках, этим они как будто и отличались. Но однажды ты мне сказала, что даже у самого худшего из нас где-то спрятаны крылышки и надо помочь ему их раскрыть, а не осуждать его. Воспользуйся своим шансом! Если бы мне попался такой, как он, то будь уверена, старушка, я бы его не выпустила. А ты, раненый верзила, заруби себе на носу: если выдерешь у нее хоть одно перышко, я расковыряю твою рану вязальной иглой! И не надо таких гримас, слышите? Что бы на вашу долю ни выпало, я категорически запрещаю вам опускать руки. Если вы откажетесь от борьбы, то мир пошатнется — по крайней мере, мой!
Дверь за ней захлопнулась. Лукас и София не проронили ни слова. Они услышали ее шаги по паркету гостиной. Уже со своей кровати Матильда крикнула:
— Помнишь, я тебе говорила, что ты изображаешь из себя недотрогу, прямо ангелочка какого-то? Как видишь, я не так уж ошибалась!
Она решительно выключила настольную лампу. Во все темные окна дома просачивался сквозь занавески лунный свет. Матильда накрыла голову подушкой. У себя в комнате София прильнула у Лукасу.
Через приоткрытое окно ванной комнаты было слышно, как колокола собора Божьей Милости раскатисто бьют двенадцать раз.
И была ночь, и было утро…
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Рассвет пятого дня застал обоих спящими. В открытое окно вместе с утренней свежестью проникали осенние ароматы. София прижималась к Лукасу. Стон Матильды нарушил ее тревожный сон. Она потянулась — и тут же замерла, вспомнив, что лежит не одна. Она медленно отодвинула одеяло и оделась в то, в чем была накануне. В гостиную она прокралась на цыпочках.
— Тебе плохо?
— Просто неудачная поза, приступ боли. Прости, я не хотела тебя будить.
— Ничего страшного, я и не спала толком. Я напою тебя чаем.
София шагнула в кухонный отсек. Матильда проводила ее хмурым взглядом.
— Ты заработала горячий шоколад! — сказала ей София, открывая холодильник.
Матильда отодвинула занавеску. Улица была еще пустой, только из одной двери выходил с собакой на поводке человек.
— С радостью завела бы Лабрадора, но при одной мысли о том, что его придется каждое утро выгуливать, меня охватывает такая тоска, что впору садиться на внутривенный «Прозак», — сказала Матильда, отворачиваясь от окна.
— Мы ответственны за того, кого приручили. Это не я придумала, — сказала София.
— Молодец, что уточнила! Какие у вас планы?
— Мы с ним знакомы всего два дня. Напоминаю, его зовут Лукас. Никаких планов.
— Нет, так нельзя, когда люди вдвоем, у них обязательно должны быть планы.
— Откуда ты это взяла?
— Знаю, и все. Существуют представления о счастье, на которые нельзя покушаться. Это как детские картинки: раскрашивай, но ничего не меняй! Один плюс один равняется двум, двое — это пара, а пара — это совместные проекты. Так и никак иначе!
София засмеялась. В кастрюльке поднялось молоко, она налила его в чашку, насыпала и медленно размешала растворимый шоколадный порошок.
— Держи! Лучше пей и не болтай глупости. — Она сунула подруге в руки горячую чашку. — Где ты разглядела пару?
