— И вы сдались бы, если бы меня здесь не оказалось?
— Нет, мистер Макензи. Меня можно убедить разумными доводами, но я не поддамся грубой силе.
— Это я запомню, — пробурчал он, а затем его тон стал резким, с оттенком настоящего негодования. — У вас опять «мистер Макензи». Мне кажется, я просил вас не называть меня так.
— Почему? Это имя принадлежит только вашему отцу? — Она хотела немного подразнить его, но неожиданно лицо у него застыло, и теплота, бывшая там несколько секунд назад, превратилась в лед.
— Я не знаю, какое имя подходит этому типу, но имя, которое я унаследовал от него, не годится для приличного общества. — Он резко отвернулся, и Джуд, видя его напряженно сдерживаемые душевные страдания, пожалела о своей попытке пошутить. Долтон снял с себя рубашку и швырнул ее по направлению к стоящему рядом стулу. — Вам незачем оставаться, мисс Эймос. Я привык раздеваться в темноте, и у меня никогда не бывает плохих снов.
Даже после того, как ее так грубо отправили прочь, Джуд задержалась, так как чувствовала, что, сама того не желая, ранила его своими беззаботными словами. Пока он снимал брюки, она сказала очень тихо:
— Долтон, спасибо вам. Не знаю, что я делала бы… — Ее голос сорвался от сдерживаемых переживаний.
— Вы все сделали бы замечательно, Джуд. — Он обернулся и улыбнулся широкой, раскаивающейся улыбкой, яркой, как восходящее солнце. — Я никогда не видел такой храброй, как вы, женщины. Вы бесстрашно прошли бы через все и заставили бы их убежать, поджав хвосты.
— Возможно. — Джуд ответила трогательной дрожащей улыбкой, но Долтон, конечно, не мог этого видеть, а затем он выпрямился и в небольшой комнате ее брата показался Джуд ужасно высоким.
— Иногда вы сами себя обманываете, Джуд, и я не уверен, что понимаю почему.
«Почему?» — горячо повторила она. Потому что она позволила ему поверить в ложь, в ложь, которая говорила ему, что она красавица. Она не была храброй. Если бы это было так, она сказала бы ему правду. Когда она стояла перед лицом ночных всадников, под покровом ночной рубашки ее колени стучали друг о дружку, как вибрирующие крылья цикады, а ее разум был парализован страхом. Джуд не была уверена, что снова сможет противостоять бандитам, если они вернутся обратно, когда Долтон уедет.
— Быть может, вам стоит подумать о продаже, — мягко предложил Долтон, словно прочел ее смятенные мысли. — Эта изолированная жизнь здесь для женщины… Вы могли бы создать новую жизнь для себя…
— Где? — с горечью перебила она. — В городе? Где люди будут встречать Джозефа враждебностью и недоверием? Где дети и взрослые на улицах будут насмехаться над Сэмми? Я не хочу, чтобы их так обижали, и я не оставлю их, Долтон. Они моя семья, я за них отвечаю. Поэтому я буду благодарна, если вы будете заниматься своими делами.
— Я думал, вы хотите поблагодарить меня за то, что я сегодня ночью прогнал отсюда этих хулиганов.
Она прервала свою возмущенную речь и тяжело вздохнула, выпустив вместе с воздухом свое раздражение.
— Да, конечно. Простите. У меня нет причин набрасываться на вас. Я хочу поблагодарить вас за то, что вы так рисковали ради нас.
— Тогда поблагодарите меня. — Он протянул руку, слегка согнув пальцы.
Не зная, чего он ожидал, а зная только, на что надеялась она сама, Джуд подошла к нему и осторожно вложила пальцы в его широкую ладонь, с удовольствием ощутив его крепкую руку, сладостно сомкнувшуюся вокруг ее руки, как мягкие тиски, чтобы накрепко удержать Джуд возле кровати. Но у Джуд даже в мыслях не было куда-то уйти. Его вторая рука нашла ее щеку, и большой палец, расположившись под подбородком, приподнял лицо Джуд. Ее глаза закрылись, и на мгновение у нее остановилось дыхание.
А затем Долтон поцеловал ее — так нежно, как она всегда мечтала, так горячо, как ей всегда хотелось. И она, обхватив его руками, всем своим существом отвечала каждому наклону, каждому изменению давления, каждому чувственному скольжению его языка. Она прижалась к Долтону так, что под белой ночной рубашкой и грубым халатом стало больно груди. В этот момент ей хотелось, чтобы она была одета в шелк и носила модные подвязки и чулки, как та проститутка на лестнице, — ей хотелось чего-нибудь, что сделало бы ее не такой невзрачной, а невзрачная Джуд Эймос страдала от потребности в этом опасном мужчине.
Потом его свободная рука, погладив изгиб ее талии, заскользила вверх, пересчитывая ребро за ребром, пока большой и указательный палец не оказались у нее под грудью. Так просто, никаких торопливых ощупываний, никакого собственнического стискивания, как будто Долтон понимал, что такие агрессивные притязания могут отпугнуть ее. Когда сердце Джуд забилось у него в ладони, она забыла о том, что была некрасива, ибо то, что он заставлял ее чувствовать, было ни с чем не сравнимо. Но, приведя ее на грань блаженства, он чего-то ждал, и Джуд потеряла терпение. Она прервала поцелуй, и ее дыхание превратилось в отрывистые вздохи; она пыталась обрести самообладание, но ничего не могла найти в этом огненном мире желания, который он создал для нее.
— О, Долтон, — шепнула она, напуганная тем, что происходило с ней, и боясь, что если остановит его, то у нее больше никогда не будет шанса испытать… блаженство. То нестерпимый жар, то холод нахлынувшей страсти обжигали ее, а в следующий момент у нее душа уходила в пятки.
Целуя ее в лоб, Долтон оцарапал ей щеку жесткими усами, но даже это ощущение было возбуждающим, как никакое другое. Затем он большим пальцем провел по ее пышной округлой груди томительно медленным движением, полным удовлетворения и восхищения, и к тому времени, как Долтон добрался до трепещущего бутона, ее сосок превратился в болезненный узел необузданного желания. Долтон делал медленные круговые движения, и Джуд едва не теряла сознание от удовольствия. Она спрятала лицо у него на груди, ища той же темноты, на которую он был обречен, и поразилась, насколько от этого обострились все ее остальные чувства. Ее кожа стала горячей и влажной, и под ней мощно и быстро пульсировала кровь. С каждым поверхностным вдохом Джуд втягивала в себя запах Долтона, пока, опьяненная горячим мужским жаром, не почувствовала, как у нее кружится голова.
Пока Джуд предавалась своим чувствам, Долтон продолжал ласкать ее, поглаживая кончиками пальцев. Джуд никогда не представляла себе, что такая примитивная ласка может вызвать такую бесконечную массу ответных реакций. Она чувствовала Долтона всем своим существом, до самых кончиков пальцев, и неожиданно ей стало мучительно оставаться пассивной в его объятиях.
Протянув обе руки, Джуд сжала его небритые щеки и удерживала неподвижно, чтобы жадно напасть губами на его губы. Познакомившись с их теплой кожей и даже нежно прикусив в пылу страсти, она забралась глубже в рот, чтобы исследовать внутреннюю пещеру, дав волю темпераменту, сдерживаемому в течение многих лет вынужденного целомудрия. Она с жадностью изучала Долтона, стремясь узнать все, что упустила.
