Запущенная им кампания дезинформации, пожалуй, не имела себе равных за всю историю пока еще патриархального, невзирая на случившуюся Мировую войну, ХХ века. Столько было проведено всевозможных совещаний и встреч с политиками самых разных взглядов и ориентаций, отдано умных и откровенно дурацких приказов по всем доступным каналам, куплено союзников и противников, внедрено агентов в немецкие и итальянские шпионские сети, что теперь Сашка и его ближайшие соратники могли быть уверены – толком в происходящем не понимает никто и ничего.
Франко с его штабом паникует, не в силах сообразить, какой все-таки план войны избрали республиканцы, атакующие и отступающие без видимого смысла, сосредотачивающие танки и авиацию то на юге, то на западе, жертвующие тысячами людей на безнадежных направлениях и вдруг добивающиеся успеха ротой и батальоном. Гениальным полководцем каудильо никогда не был, но все ж таки одно время преподавал стратегию и тактику в военной академии, основные принципы военного искусства знал не понаслышке. Так вот сейчас на фронте творился полный абсурд. Он мог бы, если б хватило выдержки и таланта, наплевать на все, стянуть свои и союзные дивизии в кулак, начать давно спланированное наступление с решительным результатом на Левант и Каталонию, как это и было сделано полугодом позже, оставив прочие фронты и направления на волю судьбы. Принцип великого теоретика военного искусства – «Нельзя быть сильным везде!» – никто пока не отменил и не опроверг.
Но страшно, страшно. Тем более из Берлина и Рима поступают очень странные сигналы. Чего доброго, может случиться и так, что немцы с итальянцами сочтут свою кампанию безнадежной, согласятся на требуемую Комитетом по невмешательству эвакуацию всех иностранных войск с обеих сторон. В этом случае республиканцы лишатся поддержки нескольких тысяч добровольцев, да и то вопрос, а остаться без поддержки двухсот тысяч регулярных солдат со всей боевой техникой – совсем другое дело.
Такую информацию по своим каналам Шульгин тоже сумел организовать. Двусмысленные статейки в якобы информированных иностранных газетах, запросы в парламентах причастных к конфликту стран, донесения агентуры… Много имеется способов посеять смуту и раздрай в стане врага, без того представляющем собой рыхлый конгломерат кое-как сбитых в кучу «антиреспубликанцев», раздираемых собственными противоречиями.
Поэтому Сашка был почти стопроцентно уверен, что затеянное им дело имеет все шансы на успех. По тому же принципу Честертона военную тайну можно сохранить или сталинскими методами, когда каждый знает, что даже невзначай сказанное хорошему приятелю слово может обернуться непомерным лагерным сроком, а то и пулей в затылок, или, наоборот, утопив ее в море непрерывной и безудержной болтовни, из которой принципиально невозможно извлечь зерно, безусловно рациональное.
В позавчерашней барселонской газете, весьма авторитетной и читаемой даже и по ту сторону фронта, он специально велел напечатать две подвальные статьи.[30] В одной сообщалось о действительно имевшем место морском сражении в районе Балеарских островов, в ходе которого республиканские эсминцы «Антекера» и «Лепанто» торпедными залпами потопили новейший крейсер мятежников «Балеарес», который затонул вместе с командующим флотом адмиралом Вьерной и семьюстами членами экипажа. Там же была разглашена военная тайна, заключавшаяся в том, что под прикрытием этого боя в Барселону без потерь прошел конвой «дружественной державы», доставивший несколько сот новейших танков и самолетов, что в ближайшее время поможет успешно завершить принесшую бесчисленные бедствия войну.
Вторая статья в туманных выражениях намекала, что по примеру успешных действий под Теруэлем и Уэской в ближайшее время может начаться грандиозное наступление к югу от Мадрида, где слишком уж долго царит непонятное затишье.
Газета не была ранее замечена в четкой проправительственной ориентации, поэтому материалы вполне можно было расценивать как утечку независимой информации. И, пожалуй, идея сработала. Агентурная разведка сообщила, что за последние сутки отмечены передвижения итальянских войск от Толедо к линии фронта.
В любом случае о Бургосе не упоминалось нигде. Отдаленная от любого фронта пятью сотнями километров и горными цепями Иберийских гор и Центральной Кордильеры, временная столица Франко могла спать спокойно.
Уже перед посадкой в самолеты Шульгин сообщил командирам парашютно-десантных и посадочных групп, что им окажет помощь сохранившееся в глубоком тылу мятежников подполье. По специальному сигналу в район высадки будет направлено несколько автобусов, машин такси и грузовиков. Сигналы для установления контакта такие-то. Это поможет сэкономить время на поиски транспорта и облегчит выполнение основной задачи. Одновременно подпольщики постараются захватить или взорвать железнодорожный и шоссейный мосты на дорогах, ведущих в сторону Вальядолида, откуда к франкистам могут подойти подкрепления.
Цепочки десантников побежали к прогревшим моторы и выруливающим к началу полосы самолетам.
– Ну, до встречи, Михал Михалыч, – протянул Сашка руку Громову. – Если что, вы уж тут сами. На мой личный штаб можете вполне положиться. В любом случае вам теперь будет куда легче…
– Так вы что, тоже с ними? – поразился Громов. Он уже свыкся с тем, что Шестаков – мужчина неожиданных решений, знал кое-что о его боевом прошлом, но все же желание зампреда Совнаркома лететь в глубокий тыл врага показалось ему полным абсурдом, если не хуже.
Время было такое, что легко заподозрить любого. Мало ли весьма заслуженных и высокопоставленных «товарищей» оказались невозвращенцами и перебежчиками? Даже из верхушки НКВД. Откуда знать, вдруг как раз сегодня «спецпредставитель» получил сигнал или прямое указание Центра сдать дела и явиться «пред ясны очи»?
В таком случае понятно…
К своей чести, летчик тут же отогнал недостойную мысль.
– Сам придумал, сам и выполняй, – усмехнулся Шульгин. Возникший из темноты Гришин подал ему двадцатикилограммовую сбрую, состоящую из нескольких широких ремней и импровизированного подобия разгрузочного жилета, изобретенного тридцатью годами позже.
– Позволю себе с вами не согласиться. Совершенно никчемный риск. С военной точки зрения никак не оправданный… Не восемнадцатый век. На вас все концы завязаны, и военные, и политические, а вы на батальонный уровень спускаетесь. Одна шальная пуля – и все!
– Ничего, ничего. Не каждая пуля в лоб, как любил говаривать Нахимов. Да и дело мы затеяли не батальонное. Даст бог, к обеду войну и порешим… Слетаем, сделаем, вернемся, комдив. Товарищ Сталин, как вам известно, под Царицыном десятки раз появлялся на передовой в самых горячих местах. Воодушевляя личным примером, – Громову показалось, что в голосе Шестакова прозвучала не слишком замаскированная ирония. – А вы еще раз убедитесь, что бомбардировщики и экипажи в полной боевой, и от рации не отходите. Если прикажу, поднимайте все, что есть. Как раз к рассвету «эсбэшки» поспеют…
Оборвав разговор, он крепко пожал руку Громова и в одно касание трапа скрылся в кабине «Юнкерса».
Не мог же он сказать начальнику ВВС, что его личное участие в операции необходимо по причине не рациональной, а чисто мистической. Создать убедительную, работающую мыслеформу, изменяющую реальность на полумиллионе квадратных километров с двадцатипятимиллионным населением ему было не по силам, а вот достаточную для одномоментной деформации в нужном направлении психополя вокруг небольшого города – вполне.
Он устроился в кресле рядом с дверью в пилотскую кабину. Десантники заканчивали размещаться в салоне, негромко переговариваясь и погромыхивая оружием. С ним летели самые проверенные и надежные. Все та же московская десятка, пополненная участниками рейда на Уэску. Каждого Шульгин знал в лицо и по имени, провел с бойцами отдельный инструктаж, потому что роль у его «личной гвардии» была особая.
Взревев моторами на взлетном режиме, «Юнкерс» с некоторой натугой поднялся в воздух. Машина была перегружена почти до предела технических возможностей. Ничего, у немцев в следующую войну эти же «Ю-52» только так и летали.
Шульгин с большим удовольствием присоединился бы к парашютистам, у тех сильных впечатлений ожидается побольше, но он здраво оценивал свои возможности. С парашютом прыгал всего два раза в жизни, в восемнадцать лет, за компанию, просто захотелось себя проверить, но по-настоящему не увлекся. Жаль, что Берестина здесь нет, вот тот – настоящий десантник, с полутысячей прыжков и медалью «За отвагу», полученной в одной из тогдашних «горячих точек». Он бы показал нынешним ребятам, что такое «крылатая пехота» в свои лучшие времена.
