— Этот, что смылся, как пырнет ножом того, второго, который уже лежал на земле, потому что первый его еще раньше ударил. А тот, второй, почти не защищался, только лежал. А мальчишка уже тут как тут, сразу туда полетел. А его ведь тоже могли убить, правда, могли? Это мой сын. Слыхал? — она дернула мальчишку за уже малиновое ухо. — Слыхал, что этот пан говорит? Что тебя тоже могли убить! Езус Мария!
Я не говорил ничего подобного, однако возражать не стал, надеясь заручиться расположением разговорчивой поварихи. Официантке я заметил, что у нее красивые волосы, буфетчицу же похвалил за тонкий вкус и неприязнь к «пустым песенкам» — в тот момент она рассказывала о том, как велела выключить радио. Польщенные, они все наперебой старались рассказать мне о происшествии как можно больше.
— Все это я уже записал, — вмешался инспектор.
Я присел на корточки перед мальчиком и спросил, что он видел, когда побежал к машине, стоявшей перед закусочной.
— Ты, по-моему, умный малый и наверняка запомнил, как выглядел тот автомобиль?
Мальчишка важно кивнул.
— Это была «симека».
— «Симка», — поправил инспектор.
— «Симка», — повторил мальчик. — У нее были не наши номера, а какие-то заграничные.
— А ты их не запомнил? — быстро спросил инспектор.
Мальчишка отвернулся, он явно не хотел с ним разговаривать. Я сделал инспектору знак отойти и снова спросил юного свидетеля о номере машины.
— На конце было две единицы, — ответил он.
— Казик еще не умеет считать, — с гордостью сказала повариха. — Но единицы уже знает, потому что у нас квартира номер один. Это мой сын. Вы чувствуете, какая голова? Он в отца такой умный. Ну, Казик, что ты еще видел? Скажи пану.
— А ты мог бы нарисовать еще какие-нибудь цифры с этого номера или заграничные буквы? — спросил сержант Клос.
Мальчик заупрямился. Он помнил только «две единицы на конце».
Инспектор из старогардской милиции спросил, почему он не сказал об этом раньше.
— Потому что вы на меня кричали, — выпалил мальчик. — А этот пан, — он показал пальцем на меня, — добрый, ему я сказал.
— Пойду передам сообщение для наших, — замялся смущенный инспектор.
— Обязательно, — согласился сержант, — Только тот человек уже наверняка бросил «симку», не ожидая, пока мы передадим сообщение.
— Нужно собрать донесения патрулей, которые видели «симку» с иностранным номером, — добавил я, — и узнать, на какой это было дороге.
Инспектор подал офицеру местной милиции исписанный листок из записной книжки. Тот вышел.
— Что с раненым? — спросил я инспектора. Мне уже доложили, что потерпевший лежит в комнате заведующего. Врач все еще хлопочет возле него, из-за чего я не мог туда попасть.
— Когда врач окажет помощь, вам дадут знать, — сказал инспектор. — Сейчас там дежурит наш капрал.
Я догадывался, кого ударил ножом Броняк. От инспектора я знал, что раненый отказался отвечать на вопросы. Потом приехал врач, и от дальнейшего допроса пришлось отказаться.
Мы уже знали марку машины, на которой скрылся Броняк, но я понимал, что это еще ничего не значит, что он снова сумел опередить нас в этой полной напряжения тишине эфира. И только здесь, наверху, в комнате, расположенной прямо над нами, находилась первая ошибка Броняка: свидетель, которого он хотел убить, которого должен был убить, но который остался жив.
81
Ресторан отеля «Континенталь».
За уставленным деликатесами столиком девушка пьет много, но не пьянеет, только веселится. «У меня крепкая голова», — шутит она. Броняк, напротив, пьет в меру. Оркестр играет «ча-ча-ча», Моника подпевает.
— Вы танцуете? — спрашивает она.
— Сегодня нет, — отвечает Броняк.
— Где вы живете?.
— А вы?
— Я остановилась здесь. Это лучшая гостиница, я обожаю хорошие отели. А вы тоже нездешний, да? Наверное из Варшавы?
— Я поляк, — говорит Броняк, гладя лежащую на столе руку девушки, — но живу за границей. Отсюда я уехал еще во время войны. У меня нет здесь никаких дел, приехал сюда просто так, по сентиментальному капризу — навестить родину.
— Вы не врете? — спрашивает девушка. — Насчет заграницы?
Броняк вынимает из внутреннего кармана пиджака заграничный паспорт, переплетенный в тонкую кожу. Моника вытягивает руку, хочет посмотреть его, но Броняк снова прячет документ в карман.
— А как вас зовут, вы так и не сказали?
— Том, — отвечает Броняк.
— Обожаю это имя! У меня был как-то один знакомый швед, его тоже звали Том. Он хотел на мне жениться, но должен был уехать. Выпьем на брудершафт, вы не против?
Они пьют. Девушка подставляет губы, однако Броняк целует ее в щеку.
— Поцелуемся позже, — говорит он, — У тебя красивый рот.
— Представляю себе эти поцелуи! — смеется Моника — А кем ты работаешь? Что делаешь?
— Мои сбережения позволяют мне не работать. Я вложил деньги в кое-какие предприятия, а сам путешествую.
— Обожаю такую жизнь! А я тебе действительно нравлюсь? Том, скажи, я тебе нравлюсь?
— Ты самая лучшая женщина из всех, каких я встречал в Польше. И первая, которая меня заинтересовала. Знаешь, Моника, другие, как только увидят иностранца, сразу становятся нахальными, хотят неизвестно чего. Ты же — самая скромная, непосредственная… Моника, я хотел бы тебе кое-что предложить.
— Доллары? — быстро шепчет обрадованная Моника.
— Доллары — это глупость, — отвечает Броняк.
— Для тебя, Том, но не для меня. Знаешь, у нас есть такие магазины — «ПКО», там на валюту можно купить различные тряпки, косметику и вообще всякие мировые вещи.
— Хорошо, будут у тебя эти доллары. А теперь послушай меня, Моника. Я тебе предложу кое-что, выгодное для нас обоих, понимаешь? Внакладе не останешься.
— Понимаю, — говорит она и наклоняется к Броняку. — Со мной можешь говорить обо всем на свете, я знаю толк в жизни. Я, правда, молода, но знаю, как надо жить. Говори, Том…
82
Врач все еще был наверху, в комнате человека, упорно цепляющего за жизнь. Тем временем я показал женщинам фотографию Броняка.
— Он, вроде, был какой-то не такой, — сказала буфетчица.
— Вблизи я его не видела, — ответила повариха.
— Может и похож, но у того были усы, — заметила официантка, поправляя вороной локон, выбивавшийся из-под кружевной наколки.
Я достал карандаш и пририсовал Броняку усы.
— Вот-вот, он и есть! — обрадовалась буфетчица. — Еще заказал яичницу с грудинкой, водки не брал.
В двери за буфетом появилась фигура инспектора.
— Вы можете поговорить с раненым, — сказал он и оглядел зал. — А где тот сержант, с которым вы приехали?
— Я послал его на разведку в Щецин.
— Щецин мы уже уведомили.
— Именно поэтому я его туда и послал. Нам нельзя терять времени.
Мы поднялись по скрипучей деревянной лестнице, опираясь на расхлябанные перила. Я постучал в дверь, указанную инспектором. На пороге появился человек в белом халате.
— Это дежурный врач районной больницы, доктор Швентек, — отрекомендовал его инспектор. — А это, — он указал на меня, — капитан Вуйчик из Варшавы.
— Пан доктор, — сказал я, — мне нужно срочно побеседовать с вашим пациентом.
— Я бы хотел, чтобы вы отложили разговор. У него сильное кровотечение.
— Это опасно?
— Уже нет, но раненый до сих пор находится в шоковом состоянии. Но это скоро пройдет — у него исключительно сильный организм и мощная мускулатура. Нож пробил напряженные мышцы. Ткани пострадали, но опасных повреждений внутренних органов нет. Его спасла толстая кожаная куртка: она ослабила силу и последствия трех ножевых ударов. И все-таки с допросом следовало бы подождать.
— Я должен допросить прямо сейчас. Без его показаний преступление может повториться в городе. Человек, который его покалечил, воспользуется временем и сможет от нас уйти.
— Ну, если должны… Возможно, он потеряет сознание, тогда сразу же зовите меня.
83
Броняк лежит на кровати в номере отеля «Континенталь». Моника ходит по комнате в чулках и черном эластичном поясе, просвечивающем через тонкую нейлоновую комбинацию.
— У тебя, наверное, с собой не только этот портфель? Где же остальные вещи? — спрашивает она.
— В камере хранения, — лжет Броняк. — Ты хорошо это придумала — мне с ключом пойти вперед, а тебя впустить позже.
— Я тебе уже говорила, Том, что понимаю толк в жизни.
— Ты не пожалеешь об этом, Моника. Ни о чем не беспокойся, мной ты будешь довольна. Через месяц приедешь ко мне, и я тебя там хорошо устрою.
— Посмотрим еще, что будет через месяц.
Моника садится рядом с Броняком.
— Тебе хорошо со мной?
— Ни с кем еще мне не было так хорошо. Я впервые встречаю такую женщину, как ты.
— Не врешь?
