— А зачем вам Уна? Вам вообще-то экзорцист нужен.
Пропустив совет мимо ушей, Лестер Лю снова обратился к дочери.
— Дорогая моя,— тихо проговорил он, словно исподволь подготавливая девочку к неприятной новости.— Ты когда-нибудь слышала про голодных призраков?
Глаза Уны расширились, губы приоткрылись, она тихо охнула. Похоже, она уже поняла, о чем пойдет речь. Даже Кики временно прикусила язычок.
— А что такое голодный призрак? — спросила я, заранее страшась услышать ответ.
По лицу Лестера Лю скользнула тень.
— В Китае есть такое поверье,— начал он.— Если человек умирает в гневе, то душа его остается на земле, во власти жажды мести. И чем более разгневана душа, тем большей силой обладает призрак. Разумеется, дело обстоит еще хуже, если покойного не обеспечили всем необходимым для загробной жизни. При таких условиях душа становится голодным призраком.
Из-за кухонной двери снова донесся приглушенный грохот и стук.
— Я видел своего призрака бессчетное число раз. Лицо ее по-прежнему прекрасно, но все остальное — это лишь скелет, кожа и волосы. За годы могущество ее несказанно возросло; теперь она следует за мною повсюду, как тень. Вот почему я так редко покидаю дом. Вот почему слуги отказываются здесь оставаться. Похоже, теперь у меня нет выбора, кроме как дать призраку то, что он требует.
Лицо Уны побелело от ужаса. Даже на Кики, похоже, рассказ произвел впечатление. Я же не знала, что и думать.
— А на что она злится? Что ты сделал?
— Я бросил ее дитя, отдал его в чужие руки, потому что ребенок оказался девочкой, а не столь желанным мне мальчиком. Я был плохим мужем и отцом, мисс Фишер. Да и человеком был не из лучших. Но теперь все изменится. Пора мне загладить свою вину перед теми, кому я причинил вред. Вот что пытается внушить мне мать Уны.
Из кухни появился дворецкий с серебряным подносом в руках и направился прямиком к Лестеру Лю. Его пиджак сзади был весь перепачкан какой-то липкой слизью, как если бы на бедолагу напал гигантский червяк. Дворецкий прошептал что-то боссу на ухо.
— С сожалением вынужден сообщить, что мы переходим сразу к третьему блюду,— объявил Лестер Лю.— Второе блюдо, увы, не уцелело. А жаль. Детенышей кобры в Нью-Йорке достать непросто. Я вынужден импортировать их напрямую из Таиланда. У американцев такие примитивные вкусы!
Дворецкий обошел стол кругом, раскладывая по тарелкам по два запеченных краба. Те, что достались мне, сцепились в неразрывном объятии, словно утешая друг друга в преддверии страшной судьбы. Как только слуга вновь скрылся в кухне, Уна оттолкнула тарелку и негодующе воззрилась на отца. Я не без удовольствия отметила, каким гневом пылают ее глаза.
— Ты хочешь, чтобы я спасала тебя от призрака? А с какой бы стати мне тебя выручать? Ты все это время жил как какой-нибудь диктатор третьего мира, в окружении страхолюдных слуг и детенышей кобры, а я прозябала в нищей развалюхе с четырьмя женщинами, которым и накормить-то меня было не на что. Им приходилось ткани с твоей фабрики воровать, чтобы сшить мне какую-никакую одежонку! У нас туалет был один на тридцать человек, а зимой — никакого отопления! Я сама училась английскому! Я до восьми лет даже в школу не ходила! И все только потому, что я родилась девчонкой? — Голос Уны сорвался на крик, лицо исказилось от ярости,— А теперь ты ждешь, что я тебя пожалею, да, презренный ты старик? Ах, он бедный-несчастный: заперт, как в ловушке, в особняке на Пятой авеню наедине с голодным призраком! Скольких людей ты погубил? Сколько народу до сих пор изнывает в рабстве на твоих фабриках? Настала твоя очередь помучиться!
Я гадала про себя, а не слишком ли далеко Уна зашла. Лестер Лю сохранял спокойствие, однако ноздри его раздувались, зубы скрежетали. Мы установили еще далеко не все «жучки» и ровным счетом ничего не разузнали о пропавших тайваньских ребятишках, а если Лестер Лю вышвырнет нас за дверь, второго шанса нам, скорее всего, не представится. По-видимому, те же самые мысли промелькнули в голове Кики. Она вежливо извинилась, встала из-за стола и направилась, по всей видимости, в дамскую комнату. А я осталась наблюдать за перепалкой между Уной и ее отцом.
— В Китае дитя не смеет так разговаривать с отцом,— холодно объявил Лестер Лю дочери.— Почтение и уважение к родителям — одна из ключевых добродетелей.
— И где ты тут видишь Китай? — парировала Уна.— Я родилась здесь. Я — американка. А ты — преступник и уголовник.
— Уна! — предостерегающе зашептала я.
— Все в порядке, мисс Фишер,— устало вздохнул Лестер Лю.— Боюсь, моя дочь ни словом не погрешила против истины. Как вы, конечно же, знаете, я совершил немало всего противозаконного. Однако ж я не единственный преступник в семье.— И он обернулся к Уне.— Я знаю, как ты смогла позволить себе свой нынешний стиль жизни, моя дорогая. Я все знаю про подделку документов и про маникюрный салон. Мне страшно жаль, что ты была вынуждена вести аморальный образ жизни. Будь твоя мама жива, у нее бы сердце разбилось. Она была женщиной твердых принципов, хоть и из простых. Вот почему я пригласил тебя сюда. Хотел умолять тебя, чтобы ты, из любви и почтения к матери, отказалась от противозаконной деятельности. Вот я, например, именно так и поступил. С тех пор как ты со своими подругами уничтожила банду «Фу-цзянь», я стал законопослушным бизнесменом.
— И часто ли законопослушные бизнесмены похищают тайваньских школьников?
Я с трудом сдержалась, чтобы не пнуть Уну как следует. Эта негодница, ни минуты не задумываясь, поставит под угрозу наши планы, лишь бы последнее слово осталось за ней!
Лестер Лю недоуменно пожал плечами.
— Просто не знаю, что на это и сказать, дорогая моя. Мы не в романе Диккенса живем. Ну зачем бы мне сдались школьники, сама посуди? Ты, конечно же, отдаешь себе отчет в том, что не все обитатели Чайнатауна перевоспитались одновременно со мной. Преступная жизнь города отнюдь не прекратилась в тот день, когда я вышел из игры.
— Уна, я заработал куда больше денег, нежели я в состоянии потратить. Фабрики будут закрыты. Долги — прощены. Я откупил особняк Уорни с одной-единственной целью: передать большинство сокровищ бывшей владелицы в дар различным музеям. Комната Марии Антуанетты отправится обратно во Францию. Полотна великих художников будут выставлены там, где на них смогут полюбоваться и другие люди. Я намерен стать одним из ведущих филантропов города. Меня перестанут бояться; мною начнут восхищаться. И я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Как моя дочь, ты наконец-то получишь все внимание, что заслуживаешь. Богачи и знаменитости Нью-Йорка выстроятся в очередь, чтобы с тобой познакомиться.
Внезапно ледяное дыхание ветра овеяло мои обнаженные плечи. Свечи разом потухли; пламя в камине вспыхнуло — и погасло, словно втянулось в трубу. В комнате сгустилась мгла; раздался скорбный стон — и вряд ли это подул ветер! — и я чуть сознание не потеряла от ужаса. В столовой явно был кто-то кроме нас! Я слепо зашарила по столу в поисках ножа: где же он? Я же помню, нож лежал тут, рядом с тарелкой! Ах, вот он! Я сжала нож в кулаке, словно кинжал, и замерла в ожидании. Позади послышались шаги. Шаги неумолимо приближались... Чья-то рука легла мне на запястье, и у самого моего уха послышался невесомый шепот:
— На втором этаже я закончила. Ступай на первый.
Легкое чирканье — и вот уже язычок пламени высветил призрачные черты. Кики Страйк поднесла спичку к одной из свечей, а затем с ее помощью зажгла и остальные.
— Может, вы и не прочь ужинать в темноте, а вот я предпочитаю видеть то, чего все равно не съем,— промолвила она, невозмутимо усаживаясь перед своей нетронутой тарелкой.
— Извините,— пробормотала я, поднимаясь от стола, и чуть ли не бегом кинулась к двери.
Едва переступив порог гостиной, я вытащила из кармана крохотный хрустальный флакончик и заново опрыскалась «Духами доверия». И очень вовремя: в следующий момент на плечо мне легла мясистая рука.
— Позвольте проводить вас в дамскую комнату,— прогудел дворецкий низким невыразительным голосом.
— Спасибо; но я вот уже много лет как хожу в туалет совершенно самостоятельно.— Я наклонилась поближе, надеясь, что духи свершат чудеса.— Вы только укажите мне нужное направление, а дальше я и сама справлюсь.
Дворецкий вдохнул поглубже — да так и замер, как если бы мозги его вдруг спасовали перед неразрешимой дилеммой.
— Третья дверь направо,— Дворецкий махнул рукой в сторону неосвещенного коридора и возвратился в кухню.
Я облегченно выдохнула — и тут вспомнила, что нахожусь в незнакомом доме, где в придачу разгулялось привидение.
Даже в бесфантомном пространстве я вообще-то темноту не люблю. Как любой человек, наделенный воображением, я различаю странные образы среди теней и затаившиеся по углам фигуры. Идя глубокой ночью в туалет, я просто-таки трепещу от ужаса, а отключение электричества так вообще смерти подобно. Так что, даже будучи уверена, что призраку этого дома мне поставить в вину нечего, я знала, что, ежели присмотреться, я увижу привидение и там, и тут, и повсюду. Не чуя под собою ног, я пробежала через шесть комнат. Смутно припоминаю библиотеку, кабинет для занятий, несколько спален и туалет как таковой. Я установила «жучки» за книгами, под креслами и за унитазом. (Позже я осознала, что идея была не из лучших.) За десять минут с делом было покончено. Я поправила платье, снова побрызгалась «Духами доверия» и зашагала назад, в столовую.
