Точка, точка, запятая,
Вышла рожица смешная:
Ручки, ножки, огуречик —
Появился человечек.
Что увидят эти точки,
Что построят эти ручки,
Далеко ли эти ножки
Уведут его,
Как он будет жить на свете —
Мы за это не в ответе:
Мы его нарисовали —
Только и всего.
Что вы, что вы — это важно,
Чтобы вырос он отважным,
Чтобы мог найти дорогу,
Рассчитать разбег.
Это трудно, это сложно, —
Но иначе невозможно:
Только так из человечка
Выйдет человек.
Впрочем, знают даже дети,
Как прожить на белом свете,
Легче этого вопроса
Нету ничего.
Просто надо быть правдивым,
Благородным, справедливым,
Умным, честным, сильным, добрым, —
Только и всего.
Как все просто удается
На словах и на бумаге!
Как легко на гладкой карте
Стрелку начертить!
А потом идти придется
Через горы и овраги,
Так что прежде, человечек,
Выучись ходить!
Точка, точка, запятая…
Ю. Михайлов
Над баскетбольным обручем с остатками полуистлевшей сетки взлетела не то жокейская, не то велосипедная кепка. Возвращаясь вниз, она аккуратно прошла сквозь обруч. Через секунду кепка взлетела вновь и проделала то же самое. С неизменной точностью ей удалось это несколько раз подряд. Восьмиклассник Леша Жильцов, не соблюдая обычной дистанции, а стоя под самым обручем, бросал и ловил кепку одной рукой. В другой он держал портфель.
На захудалой дворовой площадке за таким занятием настоящего спортсмена не застанешь. Да и не стал бы настоящий спортсмен так упиваться собственной ловкостью. А Леша был в восторге. Он действовал легко, даже чуть небрежно, и только одно огорчало его — отсутствие зрителей.
Как только Леша надел кепку, во дворе появился мальчик лет одиннадцати.
— Пойдем, — сказал мальчик.
— Смотри Волик! — обрадовался Леша и метнул кепку. Но не попал. — Сейчас пойдем, — сказал Леша, поднимая кепку с земли.
Он метнул кепку второй раз и опять промазал.
— Честное слово, я только что семь раз подряд попал! — разозлился Леша. — Не веришь?
На этот раз Леша целился долго. То собирался метнуть, то передумывал. Наконец решился, и кепка изящно наделась на угол деревянного щита.
— В школу опоздаем, пошли, — огорченно сказал Волик, когда Леша принялся сбивать кепку камешками.
Ему не сразу это удалось. Волик уже шел к арке ворот.
— Волик! Волик, смотри! — пытался Леша его задержать, но Волик не оглядывался.
— Опоздаем, — сказал он, не оборачиваясь.
Леша, на секунду оторвав взгляд от удаляющейся спины друга, почти не целясь, метнул кепку, и она с удивительной точностью прошла кольцо.
— Попал! — завопил Леша.
Он догнал Волика.
— Но ты опять не видел, как я попал.
— Я тебе и так верю, — сказал Волик.
***
Леша и Волик шли по улице. Пронзительно завывая, их обогнала пожарная машина. На Лешином лице появилось выражение радостной надежды.
— Ты что? — спросил Волик. Пожарная машина скрылась за углом.
— Я думал, она к школе… — разочарованно вздохнул Леша.
Очевидно, машина свернула не в ту сторону.
— После уроков, там, где всегда? «Фрукты-овощи»? — спросил Волик.
— Да. У телефонной будки. Но у тебя сегодня пять уроков, а у меня шесть.
— Ничего, я подожду, — сказал Волик. — Ты что такой мрачный?
Леша не ответил. Он всегда мрачнел, приближаясь к школе.
***
От модели атома с серебристым ядром и укрепленными на проволочных орбитах электронами веяло космосом, электронной музыкой и фантастическими романами.
Модель стояла на покосившейся полке, которую поддерживала Зиночка Крючкова, очень маленькая и очень гордая девочка с острым личиком. Вокруг нее на фоне стеклянных шкафов, схем и таблиц физического кабинета кипела бурная жизнь.
Вахтанг Турманидзе, стройный гигант в тренировочных брюках, объяснял девочкам, что такое хук и апперкот, нахально дотрагиваясь своими кулачищами до их нежных подбородков.
Вадим Костров царил в своей хихикающей компании.
А Леши Жильцова не было видно.
Только окинув взглядом пустынные ряды лабораторных столов, где-то за одним из последних, у распахнутого окна, можно было заметить его одинокую фигуру. Никому, кроме неприметной девочки в очках, уткнувшейся в книгу, не было до него никакого дела, а она нет-нет да и посматривала украдкой на Лешу. Все-таки в людях, несправедливо обойденных славой, есть что-то привлекательное, а Леша в своем восьмом «Б» был именно таким человеком. Это подтвердилось, когда в класс вошла Галя Вишнякова, самая красивая девочка школы.
— Ребята, кого поцеловать? У меня, кажется, грипп начинается, а завтра контрольная по алгебре, — сказала Галя и чихнула.
Класс притих, но конкретных предложений не последовало.
И вдруг из дальнего угла донеслось:
— Меня.
Это сказал Леша и ужаснулся.
Все, кроме неприметной девочки, смотрели на Лешу так, будто Галя была андерсеновской принцессой, а Леша свинопасом. Кто-то даже хихикнул. А неприметная с тревогой ждала Галиного ответа. Она боялась за Лешу.
Но самые красивые девочки школы всегда старше своих лет, и Галя не растерялась.
— Лешка — золотой мальчик, а вы все трусы. — И она направилась к своей верной подруге Зиночке Крючковой, все еще поддерживающей полку с проволочной моделью атома. Галя шла, размахивая молотком, потому что была дежурной и собиралась укрепить полку.
***
Снова закипела бурная жизнь восьмого «Б», и про Лешу забыли. Но он, чувствуя себя униженным, уже не мог сидеть в одиночестве. От этого горького чувства его могло избавить только всеобщее признание.
Сперва Леша подошел к хихикающей компании Вадима Кострова.
— …И тут, ничего не подозревая, Жан Габен заходит в ванную комнату… — рассказывал Вадим. — Неужели никто не видел? Она же в «Комете» идет…
— Я видел, — попытал счастья Леша.
— А мы не видели!
Вадим закапризничал:
— Если Жильцов видел, тогда неинтересно, тогда пусть он сам рассказывает.
И все стали Вадима упрашивать:
— Нет, нет. У тебя смешнее получается.
— Уйди, Лешенька, а то Вадим рассказывать не будет, а у него всегда обхохочешься.
— Никто у него не отнимает, — сказал Леша, — только ведь настоящий юмор…
— Ты кукарекать умеешь? — перебил Лешу Вадим.
— Как? — удивился Леша.
— Вот так…
Вадим очень похоже кукарекнул. Все засмеялись, и Леша отошел, пожав плечами. Костров опять начал рассказывать. Смех за Лешиной спиной подтвердил, что он оправдал ожидания. Леша оглянулся и грустно посмотрел на чужое веселье. А неприметная девочка поспешно уткнулась в книгу.
— Ну что, так никто и не поможет гвоздь забить? — возмущалась Галя Вишнякова. Она вместе с Зиночкой никак не могла справиться с полкой. — Мальчики, я уже себе все пальцы отшибла.
Леша очень ловко забил бы этот, гвоздь. Не великий подвиг, а все же было бы как-то легче. Но только он подошел к девочкам, как у Гали опять появилось стремление к самостоятельности. Она явно ждала чего-то иного. И дождалась. Молоток перехватил стройный гигант в тренировочных брюках — Вахтанг.
Зиночка пожалела Лешу.
— Пускай этот тип прибьет, — чтобы утешить Лешу, Зиночка пренебрежительно кивнула на Вахтанга, — он выше ростом.
Ничего себе утешила!
Леша печально смотрел, как Турманидзе, сделав несколько «разминочных» движений, саданул молотком мимо гвоздя и запрыгал, дуя на ушибленные пальцы. Забыв про Лешу, девочки благосклонно засмеялись: Вахтангу прощалось все.
Леша отошел от них с презрительным жестом: «Эта ваша полка мне по пояс». Но жест не помог: горькое чувство не проходило.
И вдруг в луче света, падавшего из окна, Леша увидел новенькую. Из неприметной девочки она теперь превратилась в самую заметную. В очках, шоколадно-коричневая от южного загара, девочка так улыбнулась ему, что он даже огляделся по сторонам.
Но никого другого, кому могла предназначаться эта улыбка, поблизости не оказалось.
— Тебя Лешей зовут? — спросила девочка, и Леша понял, что она давно уже наблюдала за ним.
Леша ответил не сразу, потому что в таких случаях, как известно, невидимый дирижер дает знак невидимым скрипкам, а вступить в звучащий оркестр нелегко непривычному человеку.
