За окном новые коттеджи, окруженные садами, сменились длинными викторианскими домами. Затем мы выехали на трехполосную дорогу, по обеим сторонам которой возвышались чинные особняки из серого кирпича. Их строили накануне Первой и Второй мировых войн для богатых и привилегированных деятелей викторианской и эд вардианской эпохи. Дворецкие, горничные, кухарки и множество других слуг, трудившихся с рассвета и до поздней ночи и спавших в тесных комнатах на чердаке, — без них невозможно было представить подобный дом в былые времена. Но с тех пор прошло много лет, налоги и расходы на содержание разорили когда-то богатых наследников, слуги стали им не по карману, и большинство подобных домов поделили на множество маленьких квартир.
Машина остановилась перед одним из таких серых зданий. Двойные деревянные двери и одинокий звонок говорили о том, что в отличие от своих соседей этот дом по-прежнему сохранял статус единоличного владения.
— Вот мы и приехали, — бодро сообщила мисс Купер. Она сказала это таким тоном, будто мы были на прогулке и наш приезд сюда был сюрпризом.
Большое серое здание, на двери — витиеватая резьба, на окнах первого этажа — узорные решетки. Из-за плотных штор не видно, что творится внутри. Потемневшие от холода голые кусты обрамляли лужайку перед домом; мне, привыкшей к тому, что во дворе все время валяются поломанные игрушки, забытые бутылочки, а иногда и маленькие потерянные ботиночки, лужайка показалась странно пустой и безжизненной. Вдали виднелся большой фруктовый сад, и я представила, что летом в нем, наверное, гуляют с колясками молодые мамы из этого дома.
Пока я осматривалась и привыкала к новому месту, мисс Купер вытащила мою сумку из багажника и сказала, чтобы я шла за ней. Она с силой надавила на звонок — звук прокатился по всему дому. Буквально через несколько секунд дверь открылась.
Я вошла в большой холл; никогда прежде мне не приходилось бывать в здании с таким высоким потолком. Под ногами едва слышно поскрипывал отполированный паркет, на стенах висели картины, изображавшие сцены из деревенской жизни прошлого века, и строгие портреты викторианской эпохи.
— Я привезла Марианну, — сказала мисс Купер открывшей нам женщине. Седые волосы и серая форма незнакомки по цвету почти не отличались от кирпича, из которого было выстроено это здание. От усталости я засыпала на ходу, и мне казалось, что если эта дама прижмется к стене, то видно будет лишь ее круглое лицо с двойным подбородком.
Седоволосая женщина — позже оказалось, что она заведует практически всем в Доме для незамужних матерей, — кивнув в ответ на слова мисс Купер, сообщила, что теперь она обо всем позаботится.
Торопливо попрощавшись, сотрудница социальной службы оставила меня один на один с серой дамой. Несмотря на то что мисс Купер не была ко мне особенно добра, она казалась последней ниточкой, связывавшей меня с домом. Теперь она ушла, а я стояла посреди холла, сжимая ручку старой сумки, смотрела на не слишком дружелюбную даму, от которой будет зависеть моя жизнь следующие несколько месяцев, и внутри меня начинали копошиться дурные предчувствия.
Глава тридцать первая
Спустя годы у меня не осталось четких воспоминаний ни об этом месте, ни о девочках, которых я там встретила. Я могу ясно представить только лицо Матроны (так мы называли ту серую даму) и еще одно. Когда я думаю о том времени, на ум приходят не люди, работавшие и жившие в Доме для незамужних матерей, не истории других его вынужденных обитательниц — лучше всего память сохранила чувства всеми брошенной тринадцатилетней девочки, какой я была в то время: любовь к растущему внутри меня ребенку, страх перед родами и горе неизбежного расставания.
В первый день я познакомилась с тремя жительницами дома. Первая — та, чье лицо я как раз запомнила (а вот имя от меня ускользает), — оказалась высокой и очень худой (за исключением, конечно, беременного живота) девушкой. Ей было почти двадцать, так что мне она казалась достаточно взрослой. Оглядываясь назад, я понимаю, что из всей нашей первой встречи я помню только ее слова:
— Господи, а ты не слишком маленькая? И кто тебя обрюхатил?
В ответ на мое заученное «не знаю» она только недоверчиво хмыкнула:
— Конечно, не знаешь! Могу поспорить, какой-нибудь старый толстый дядюшка, заставивший тебя молчать. Чем он тебя запугал? Сказал, что все будут злиться на тебя, если узнают?
Я смотрела на девушку с растущим изумлением; в глубине ее карих глаз, щедро подведенных тушью и тенями, таилось разочарование в жизни и людях. И у меня было такое чувство, что она намеревается излить свою озлобленность на меня. Но хуже всего было то, что она видела меня насквозь.
— Или ты любила его так сильно, что сама решила ничего не говорить? — продолжала девушка. — Мне не кажется, что тебя изнасиловали.
Я вздрогнула, а она засмеялась, потому что ее догадка попала точно в цель.
А что я могла ей ответить? Я не думала, что то, чем мы занимались с мужчиной из соседнего дома, можно было назвать изнасилование, но, если честно, я не до конца понимала смысл этого слова, поэтому предпочла промолчать.
Девушка издевательски расхохоталась, приняв мое молчание за согласие. Я смутно представляла, с чем именно, по ее мнению, я согласилась, но в ее смехе мне слышались осуждение и презрение.
Другие девочки, заметив, что я покраснела от стыда и растерянности, постарались ее утихомирить. Не знаю, что они ей сказали, помню только, что ко мне они отнеслись по-доброму.
Каждый день в Доме для незамужних матерей был похож на другой, поэтому я легко могу восстановить наш распорядок. Мы вставали в семь тридцать, заправляли кровати, потом завтракали в столовой и вставали в очередь к умывальнику.
Меня освободили от работы на кухне и мытья полов, потому что из всех девочек я была единственной, кто еще учился в школе и поэтому должен был заниматься уроками. Пять дней в неделю я сидела в общей комнате и корпела над заданиями, которые оставлял для меня приходящий учитель. Иногда упражнений было так много или они были такими сложными, что я не успевала закончить вовремя, и мне приходилось делать их после ужина, за столом в спальне.
Подозреваю, другие девочки считали, что я легко отделалась, но они сильно ошибались. Я бы лучше работала с ними на кухне или убиралась, чем сидеть в одиночестве и пялиться в скучные учебники.
По выходным я должна была подметать лестницы, протирать перила и чистить туалеты и ванные комнаты. Это были самые непопулярные задания, но остальные, видимо, считали, что раз я «отдыхала» в будни, то два дня в неделю могу и потрудиться.
За порядок в местах общего пользования отвечали все девочки, поэтому если кто-нибудь что-то забывал в столовой или в холле, ему приходилось платить пенни в качестве штрафа. Так как у меня с собой не было денег, я очень быстро приучилась убирать за собой. Девочки сами следили за своими вещами, занимались стиркой и глажкой, и мне это нравилось, потому что было приятно каждый день ходить в чистой одежде.
Только оказавшись в Доме для незамужних матерей, где каждый день тщательно мылись полы, где ванные и туалеты натирались до блеска, а на кухне никогда не накапливались горы вчерашней посуды, я поняла, как ужасно вела хозяйство мама. Я с содроганием вспоминала о вечно заляпанном линолеуме, о кучах грязного белья, жирных пятнах на плите и пыли на полках.
Старшие девочки учили меня готовить простые блюда, а по вечерам показывали, как можно распустить купленный в благотворительном магазине свитер и из полученной шерсти связать одежду для малыша. Денег у меня не было, но я с радостью помогала им сматывать пряжу в клубки и наблюдала за тем, как под спицами или крючком появляются крохотные пинетки и шапочки.
Помимо общей комнаты была еще так называемая гостиная, где стояли обитый цветочной тканью диван, несколько стульев с высокой спинкой и семь парт. Там раз в две недели проводились занятия по подготовке к родам — к нам приходила акушерка и рассказывала, как надо правильно дышать и ухаживать за новорожденным.
Во время занятий я думала о парах, которые посещают подобные курсы. Они тоже с нетерпением ждут рождения ребенка, но насколько их опыт отличается от нашего! Их ребенок останется с ними, и получится настоящая семья, где все друг друга любят и окружают заботой и теплом.
Для юных матерей было отведено специальное помещение, где они находились под наблюдением Матроны. Оно располагалось рядом с нашими спальнями, но его отделяли двойные двери. Оправившиеся после родов девушки заботились о своих малышах под неусыпным контролем опытной в таких делах женщины.
С момента моего приезда в Дом для незамужних матерей прошло всего несколько дней, и я начала бояться и самих родов, и боли, и того, что я буду полностью зависеть от Матроны. Эта женщина считала своих подопечных беспутными грешницами, поэтому обращалась с нами холодно, сурово, без всякого сочувствия.
