голову и вижу, что их глаза следят за мной, а рты под розово-белыми ладонями сквернословят. Я опускаю взгляд и изображаю сосредоточенность на рубашке, которую глажу.
– Как ты справилась? – спрашивает Ласточка.
– Оказалось проще, чем я думала, – говорю я ей. Ласточка смеется над моим простым ответом, затем пытается скрыть смех. Я вижу, как некоторые девушки поднимают глаза и бросают на нас недобрые взгляды. Лебедь – одна из них.
Госпожа Ли назвала меня своей гордостью. А кто же тогда девушки, которые все это время водили клиентов? Я обращаю к Лебеди извиняющуюся улыбку, но она отворачивается, делая вид, что не замечает ее.
Но рассмешить Ласточку было приятно. Приятно, что мы разделяем что-то общее. Впервые мне кажется, что у меня здесь может появиться друг.
Ночью госпожа Ли снова удерживает меня, пока девочки выстраиваются одна за другой.
– Клиент с прошлой ночи возвращается, – говорит она, на этот раз с напряженной улыбкой. – Тун хочет, чтобы я подарила ему тебя снова, бесплатно.
Я бы хотела, чтобы она не делала этого перед другими девушками. Одна из них присвистывает сквозь зубы. Ласточка вытягивает руку, чтобы заткнуть ее.
Когда мальчик приходит, его снова сопровождают два его сводных брата.
– Это было так хорошо, – говорят они госпоже Ли, – что наш мальчик хочет еще раз!
– Теперь, мне кажется, – говорит один из них, искоса глядя на меня, – я тоже мог бы ее попробовать. Вдруг она и правда так хороша, как говорит Мул.
– Если вы возьмете меня, – говорю я, не глядя ему в лицо, – кого же получит ваш брат? Он не станет спать с девушкой, которая была с белым мужчиной, вы забыли?
Сводный брат в ярости. Он делает шаг вперед и хватает меня за руку, впиваясь пальцами в кость.
– Что ты сказала, китайская шлюха?
Хлопок, затем взвизг. Один из наших охранников ударил его по лицу. Сводный брат лежит на полу, прижимая ладонь к голове.
– Мне жаль, сэр, – говорит госпожа Ли, но ей совсем не жаль. – К товару можно прикасаться только тому, кто за него платит.
Сводный брат сплевывает на пол. Другой сводный брат помогает ему подняться. Они с руганью выталкивают мальчика вперед.
– Ты получишь свое, – говорят они мне. – Не думай, что мы забудем.
– Я сказал им, что сделал это, – говорит мальчик, когда мы оказываемся в моей комнате. – А они ответили, что я должен вернуться, если все и правда было так хорошо, как я сказал. Я сказал, что вернусь. Но на самом деле, кажется, мне просто хочется поговорить с тобой.
Его зовут Сэмюэл, оттуда и прозвище Мул. Ему восемнадцать, по возрасту он уже мужчина. Его отец – влиятельный банкир, который помогает туну распределять и скрывать доходы от незаконной деятельности, в том числе и от этой. Он не знает, сможет ли снова увидеться с матерью и сестрой.
– Можно спросить, – говорит он нерешительно, – кем ты была до этого? Откуда ты? Где твоя семья?
Я хочу доверять ему, но еще я помню, что сюда меня привело как раз доверие к незнакомцу. Поэтому я рассказываю ему об океане, о том, как гудела и ревела вода, и о пении чаек, когда они парили над головой. У него текут слюнки от моих рассказов. Он никогда раньше не ел рыбу с той стороны света. Я говорю ему, что на вкус она как сердце океана, если у океана есть сердце.
– Каково это: иметь белого отца и мать-китаянку? – в свою очередь, спрашиваю я. После всего увиденного в этом борделе я не могу представить, чтобы белый мужчина был добр к китайской женщине.
– На самом деле не знаю, – говорит он, глядя на свои руки. – Я был очень маленьким, когда отец привез меня сюда. Я даже не помню, как выглядит моя мама.
– А твоя мачеха?
– Она меня ненавидит. Называет меня порчей, грязью с Востока. А я называю ее желтоволосой демоницей с ледяными глазами. Вот бы сказать это ей в лицо.
– Ты, должно быть, очень ненавидишь все это, – предполагаю я. Он кивает.
– Я хочу уехать. – Его глаза загораются как у мальчишки. – Ты когда-нибудь слышала об Айдахо? Туда направляется группа китайцев. Им там нужны люди для работы в шахтах. Думаю, я мог бы это сделать. Я мог бы работать в шахте, доказать всем, каким мужчиной я могу быть.
– Айдахо? – повторяю я.
– Это на востоке. Ну, чуть восточнее. Ты когда-нибудь слышала о Бойсе? Это вроде как город китайцев. Они называют это Диким Западом. Место, где ты можешь стать кем угодно.
«Ай-да-хоу». Если произнести по-китайски, то получится «любить большую обезьяну». Эта мысль заставляет меня рассмеяться.
– Звучит хорошо, правда? – говорит Сэмюэл, наблюдая за мной. – Туда постоянно уходят группы. Думаю, я скоро присоединюсь к одной из них. Где угодно должно быть лучше, чем тут.
– Но у тебя тут есть деньги, еда, дом. Почему ты бросаешь все это, чтобы пойти работать в шахты?
– У тебя тоже, – говорит он, указывая на комнату. – Но хочешь сказать, что мечтаешь остаться здесь?
После ухода Сэмюэла я лежу в своей постели и слушаю, как напевает Ирис, вынимая гребни из волос. У нее была череда хороших ночей, и госпожа Ли обязательно похвалит ее на следующий день.
Я не могу перестать думать о том, что сказал Сэмюэл. Когда он уедет в Айдахо, что со мной будет? Не придется ли мне принимать больше клиентов, чтобы компенсировать те деньги, которые госпожа Ли могла бы получить, если бы я не стала подарком? Неважно. Мое время здесь ограничено. Однажды я перестану быть желанной, и когда этот день наступит, я отправлюсь на улицу попрошайничать, а потом умру.
Линь Дайюй спит у меня внутри. Время от времени у нее вырывается слабый кашель, который я ощущаю у самых нижних ребер. Та самая болезнь, которая преследовала ее в детстве, кажется, с ней здесь и сейчас. «Отдыхай», – говорю я ей. Мне не нужно, чтобы она просыпалась, чтобы знала, что мы обе не можем здесь оставаться.
5
Сэмюэл приходит каждую ночь. Это единственный способ заставить сводных братьев оставить его в покое. Он говорит, что даже отец вроде как им гордится. Его сын стал мужчиной, и ему это ничего не стоило.
– Тун «Радостный обряд» очень благодарен вашему отцу за его великодушие, – говорит госпожа Ли каждый вечер перед тем, как передать меня ему. Однако я вижу, как ее улыбка угасает с каждой такой передачей.
Ежедневные визиты Сэмюэла означают, что госпожа
