– Лучше ты за мой.
– Не жалей, парень! Зато за карты вышку не дают.
– На три.
– Что «на три»?
– На три рубля больше дам за доллар, нежели на черном предлагают!
– Ну ты приставучий! Тебе что, своих бабок мало?
– Не в этом дело, – не унимался Иратов.
– А в чем? – Леха взял с блюдечка апельсиновую дольку и вместе с коркой засунул в рот.
– Брахманы брахманами, а гусеница ползала-ползала, а потом взлетела! Будешь посредником – можешь трешку себе взять. На сделке пятнадцать тысяч рублей поднимешь. Дачу Зыкиной купишь! На трех гектарах! Три дома, баня, свое озеро! С маклером сведу.
Бармен Леха, сохраняя на зависть полное спокойствие, сказал, что несколько времени подумает.
– Посиди пока, – попросил. – Жюльены будешь? Бутерброды с икрой?
Иратов нервно ждал. Его почти трясло от нетерпения. Леха куда-то выходил, наверное в подсобку звонить по телефону, советоваться с кем-то. Он долго не возвращался, затем появился с кровавым лангетом на тарелке. Порезал на стойке мясо на кусочки и принялся медленно есть. Жевал нудно, как корова травяную жвачку.
Прошло еще полчаса. Затем следующие. Стрекотал на барной стойке вентилятор. Иратов, глядя на жующего, как верблюд, бармена, терпел.
Бармен наконец доел и подцепил на вилку зеленую горошину, оставшуюся от гарнира. Разглядывая ее на свет, как драгоценность, кивком головы подозвал Иратова и коротко предупредил:
– Если какой косяк – пуля. И тебе, и мне. Понял?
– Понял. А чего так долго ел? Мясо жесткое?
– Брахманы каждый кусок жуют до шестидесяти раз… Завтра здесь же в восемь утра.
– А с чего ты решил, что ты брахман? Может, неприкасаемый…
– С бабками не просчитайся! – пропустил сарказм мимо ушей Леха.
– Справлюсь…
Следующим утром произошел обмен. Все случилось просто и быстро. На старом «москвиче» к кафе подрулил дядька в мятой шляпе, с маленькими глазками за толстыми стеклами очков, похожий на бухгалтера из ЖЭКа, зашел в «Лиру», где его уже ждал Иратов, доедающий глазированный сырок. Рядом суетился Леха, нервно протирая столы. Сегодня кудесник коктейлей не был таким спокойным и уверенным, как вчера. Он боялся. Боялся, что парень запросто мог запалить его гэбухе, что может возникнуть роковой казус, подстава, – но пятнадцать косарей!.. Леха отдавал себе отчет в том, что рискует жизнью, отчего немного потел и чувствовал в своих яйцах лед.
Дядька вошел и, проигнорировав предложение Лехи позавтракать, вытащил из кармана плаща пухлый конверт с маркой «авиа» и небрежно бросил на стол.
– Здесь? – кивнул на спортивную сумку, висящую на спинке стула.
– Здесь, – подтвердил Леха.
– Твои? – повернулся к Иратову.
– Мои.
Дядька сунул Иратову визитку, взял сумку, предложил звонить, если что, и, не заглядывая внутрь, отбыл.
– Это что? – спросил Иратов, глядя на конверт.
– То, что хотел! – Леха еще по инерции нервничал, но горячая кровь прилила к ягодицам, согревая ледяные яйца. – Где мои пятнадцать?
Иратов, заглянув в конверт, нашел там пачку стодолларовых банкнот. Вот как выглядят пять тысяч долларов!.. И в тот же самый миг, как мозг осознал, что на такую сумму, умещающуюся в обычный конверт для писем, можно купить в Сочи домик со своей пальмой и персиковым деревом, – в этот самый миг его сознание будто расширилось беспредельно, словно сверхновая звезда взорвалась, и заявило душе: теперь Я могу делать все! Я ЗНАЮ ПРИКУП! Душа на такое заявление не отреагировала. Душа вообще никогда с сознанием не общалась.
– Бабки мои где? – Леха помешал иратовской эйфории забрать в плен все его существо. – Ты куда отъехал?
– Приехал! – очнулся новоиспеченный валютчик. Вытащил рубашку из штанов, снял с голого тела самодельный полиэтиленовый пояс с деньгами и бросил его Лехе: – Держи, Зыкин!
– Ты чего, мудак?!! – бармен поймал денежный пояс. – Засветишь! – и быстро запихнул деньги за батарею.
– Не паникуй!
– Не мог полторы пачки сотенных принести? Червонцами там, что ли! – злился Леха.
– И червонцы есть, и пятерки с трешками. Сам знаешь, что за стольник цеховики платят по десять рублей. Итого с пятнадцати тысяч минус полторы. Могу поменять!
– Да пошел ты в жопу, – выругался бармен. – В следующий раз чтобы стольниками было!
Иратов поднялся из-за стола и направился к выходу. Обернулся в дверях и произнес с улыбкой:
– А следующего раза не будет! – и помахал визиткой, оставленной дядькой. – Бывай, брахман! Или ты неприкасаемый?.. Мне не бабки были нужны, а конец!.. Маклер наберет тебя завтра.
Леха понимал, что ему никогда не дорасти до высших сфер, знал про себя, что мудак, в который раз расстроился на эту тему, но мысль о пятнадцати тысячах рублей в полиэтилене все же отогрела его яйца до нормального состояния… Ну и пусть мудак, зато с зыкинской дачей! А много ли мудаков за сутки пятнадцать косарей снимают за посредничество?! Не-е, я не мудак! Мудаки вон там, в метро спускаются!
В этот же день Иратов на такси подъехал к валютному магазину, вошел в него по-свойски, кивнул комитетчику, маячащему на пороге засаленным костюмом – мол, вот он я, из КГБ, – и спросил красивую продавщицу по имени Маша на прекрасном английском, где бы он мог посмотреть верхнюю одежду. Девушка, трудящаяся в валютке третий год, в ответ заулыбалась, заискрила глазами, мечтая, чтобы какой-нибудь иностранец из дипломатов рассмотрел ее получше, ведь она может быть отличной женой и матерью в Европе, но лучше в Америке, конечно! К молодому черноволосому красавцу она отнеслась как к потенциальному избраннику, надеясь, что юноша сын какого-нибудь значимого посла, и, оборотившись стопроцентной прелестью, показывала с невинным задором посетителю зимние французские костюмы, свитера финские, дубленки ирландские.
Иратов покачнулся и чудом не потерял сознание – хорошо, спиной оперся о стойку с вешалками. Он, конечно, фантазировал о том, как выглядят валютные магазины, рассматривая время от времени импортные журналы, но то, что каждая вещь, каждый кусочек самого магазина, да и продавщица-прелестница вместе с кагэбэшником станут для него немыслимой силы культурным шоком, мощным потоком эндорфинов, ожидать никак мог. Сотни баночек с дефицитной рыбой, ветчина разных сортов, соки экзотических плодов, про которые он только в приключенческих романах читал, мясной и рыбный прилавки, жвачки по шесть и двенадцать пластинок и сигареты «Мальборо» многочисленными блоками – все это кружилось в его сознании непостижимым, ирреальным миром, в который он попал, в котором он пропал…
Увидев ценник на дубленке, разглядев цифры в валюте, он посчитал, что может позволить себе купить вместо домика в Сочи всего лишь пять пусть модных, но попросту бараньих тулупов. Эта арифметика ошеломила его, вогнала в ступор от еще одного осознания, что только в одном этом магазине товара на миллионы советских рублей… Посмотрев в зеркало, Иратов нашел в нем лицо идиота. Пунцовый, с дурацкой улыбкой и глазами орангутанга из зоопарка, впервые лицезрящего корзину, полную бананов, он осознал себя неконвертируемым совком, у которого всего-то средств, чтобы купить себе в том, другом мире, куда он лишь понарошку шагнул, всего два чемодана иностранного шмотья, ну и на пожрать иностранных консервов останется.
