«Огонь — это потому что она рыжая, — объяснял герцогский астролог месье Жоффруа Сель. — Если бы была блондинка — была бы вода, брюнетка — земля». — «А воздух?» — спрашивали его. — «Воздух, — отвечал Сель, — превыше всех стихий, и овладеть им может человек с любым цветом волос, но для этого требуется отринуть все земные искушения и долго учиться». Откуда месье Сель вывел сию истину, никто не знал, но авторитет астролога был непререкаем. Отчасти потому что его предсказания нередко сбывались (точнее, он предсказывал всё столь туманно, что «подогнать» произошедшие события под его пророчества не составляло труда), отчасти потому что Сель был добрым малым, любителем пропустить стаканчик и поразвлечься с девками — а такие качества всегда относились скорее к достоинствам, нежели к недостаткам.
Другой неприятной чертой девочки была чрезмерная капризность. Если уж что-то было ей не по душе, заставить её это сделать было совершенно невозможно. Как минимум десяток раз Жарне появлялся у герцога с требованием вразумить дочь, которая из-за упрямства подвергала свою жизнь и здоровье опасности. Однажды она, например, категорически отказалась когда-либо в жизни употреблять в пищу что-либо иное, помимо конфет и булочек. От уговоров съесть хотя бы свежее яблочко она приходила в ярость, а насильно герцогскую дочку кормить было никак нельзя. После недели подобной диеты паникующий Жарне пришёл к герцогу и разъяснил, что если девочка не начнёт кушать свежие цитрусовые, то у неё будет не просто запор с кровью (до которого оставались считаные дни), а цинга со всеми вытекающими — выпадением волос, зубов и так далее. Герцог думал недолго. Неплохо зная склочный характер дочери, он приказал запереть её в крошечной комнатушке и подавать на завтрак, обед и ужин только то, что пропишет в качестве рациона доктор Жарне. Три дня еда вылетала из дверного окошка в лицо приносившему её слуге, на четвёртый вылетела только часть, а на шестой девочка снова начала есть то, что дают, а не то, что хочется. После этого она имела серьёзный разговор с отцом в присутствии доктора и больше опасных для здоровья экспериментов не проводила. Зато истаскала маленького Жана Жарне за волосы — потому что никак не могла отомстить Жарне-старшему.
К настоящим неприятностям шалости и привычки Анны-Франсуазы приводили дважды. Оба раза гибли люди, и герцог в ярости отправлял дочь в камеру каземата при замке. В первый раз семилетняя на тот момент девочка провела в тёмном холодном карцере на хлебе и воде четыре дня. Герцог категорически запретил испытывать к дочери жалость, щадить её или подкармливать — но никто и не собирался этого делать, так тяжело отразился на челяди её поступок.
Незадолго до этого Жарне проводил с Анной вступительный урок анатомии. По трудам Везалия он объяснял ей, где находятся различные органы человеческого тела и за что они отвечают. Следующим же вечером девочка вознамерилась самостоятельно убедиться в правоте наставника. В качестве предмета изучения был выбран молодой, тринадцатилетний, служка при поваре, выполнявший различные бытовые поручения из разряда принести воды или развести огонь. Набравшись от Шако знаний, девочка смешала более или менее сносное снотворное, принесла служке попить — якобы потому что относилась к нему с некоторым расположением, а когда он уснул, умудрилась незаметно дотащить его тело до своей комнаты. Впрочем, тащить было недалече: как показало расследование, девочка предварительно заманила служку как можно ближе к собственным покоям.
Няньки в этот момент отсутствовали — одна болела, вторая пошла с каким-то поручением, третья обедала. За последующие двадцать минут вооружённая кухонным ножом Анна-Франсуаза распотрошила несчастного служку и была несколько обескуражена тем, что органы выглядят совершенно не так, как на картинках, да и вообще из-за обилия крови толком разглядеть ничего не получалось. Первая же вошедшая в комнату нянька заорала в голос и выскочила прочь, но, пробежав несколько ярдов, грохнулась в обморок. Вторая оказалась более стойкой: её вырвало, но затем она добралась до покоев Дорнье, где и сообщила о кровавой бойне в комнате герцогской дочери. Дорнье побежал к месту преступления, подробно всё изучил, поговорил с Анной-Франсуазой, взял её за окровавленную ручку и повёл к герцогу. Тот нисколько не жалел о каком-то там служке, но девочку велел строго наказать — вышеописанным способом. Комната была отмыта, останки мальчишки захоронены. Целый месяц Анна-Франсуаза ходила тише воды ниже травы и постепенно вернула доброе к себе отношение. «Она же не понимала, что делает, — говорила челядь, крошечная же совсем».
Годом позже эта милая девочка в процессе изучения устройства кареты отца испортила тормоза. То есть она просто, вооружившись зазубренным кинжалом, за три часа умудрилась открутить тормозные колодки[71] с правой стороны — на переднем и заднем колёсах. Здраво предположив, что её поступок не пройдёт незамеченным, она кое-как приклеила обе колодки на место, позаимствовав клей из переплётной мастерской при дворце. Клей честно выдержал ровно одно торможение. Конюх впряг лошадей в карету и докатил до главного входа в герцогскую резиденцию. Там он затормозил и стал ждать господина.
Следующий раз тормозить пришлось уже на дороге, на достаточно серьёзной скорости, и тут обе приклеенные колодки сорвало. Затормозила только левая сторона кареты, её потащило в сторону и перевернуло. Герцог и Дорнье, ехавшие в карете, отделались синяками, конюх погиб, двух лошадей из четырёх пришлось добить, чтобы не мучились. Анна-Франсуаза снова отправилась в карцер.
Больше развлечения девочки к человеческим жертвам не приводили. Но так или иначе росла она избалованным и злым ребёнком — и одновременно умным и изобретательным. Анну-Франсуазу интересовало всё на свете. Видимо, самым страшным наказанием для неё мог стать недопуск к информации, к знаниям. Понимая это, герцог приставил к ней учителей — и ошибся, потому что учиться в традиционном понимании этого процесса Анна ненавидела. Она никак не могла понять, зачем ей в жизни понадобится латынь, и, что самое смешное, герцог не мог толком ей это объяснить. Читать книги на латыни? Проще заказать перевод, если его до сих пор не существует. Молиться и понимать церковные тексты? «Папа, а ты-то в церкви часто бываешь?» — со смехом отвечала она. И так далее, и тому подобное. Самое страшное, что герцог понимал и признавал её полную правоту. Учить латынь «просто потому, что так принято» Анна не могла и не хотела. Ей нужна была причина.
Дорнье первым понял, как нужно обучать герцогскую дочку, чтобы та выросла если не доброй и милой, то хотя бы умной. Точнее, эрудированной. Дорнье очень чётко разделял понятия «ум» и «эрудиция». Второе слово в его понимании подразумевало объём знаний, умещающихся в голове индивидуума. А первое — умение этими знаниями грамотно пользоваться. Человек, который знал десять языков, но при этом ни разу в жизни не воспользовался своим знанием, в глазах Дорнье был эрудированным глупцом. Человек же, который ни одного языка с академической точки зрения не знал, но постоянно общался с иностранцами на улицах Парижа, нахватывался от них жестов и словечек — и обращал свои знакомства в деньги, назывался в соответствии с терминологией управляющего «безграмотным, но умным». Кроме того, Дорнье считал, что эрудицию несложно обрести: достаточно много читать, слушать других эрудитов, можно учиться в Академии или подрабатывать у какого-либо ремесленника. Знания так или иначе приходили со временем и накапливались, накапливались, накапливались. Ум же обрести было нельзя. Дураками, утверждал Дорнье, рождались и умирали. Дурак вполне мог окончить университет и десять раз стать доктором философии, но ума от этого у него не прибавлялось.
Анна-Франсуаза с точки зрения Дорнье родилась не просто умной, но гениальной. Эрудиции ей не хватало исключительно ввиду малого возраста, и она стремилась впитывать знания — те, которые считала необходимыми. В два счёта умелый спорщик Дорнье втолковал герцогу, что девочку нельзя учить по традиционным методам и программам. Вы же нашли нового, перспективного врача, приверженца оригинальных методик — Анне нужен такой же педагог, утверждал он. Педагог не должен вдалбливать в девочку совершенно не нужные ей латынь и греческий. Где она воспользуется ими? Нигде! Они изучаются лишь по привычке, по традиции. Они считаются необходимыми, не являясь таковыми. Девочка должна изучать то, что ей действительно пригодится в жизни. Живые иностранные языки: английский, голландский, например. Да пусть даже русский, благо специалистов по русскому языку во всей Франции можно сосчитать по пальцам одной руки. Ей стоит также учить анатомию и медицину, астрономию и право, математику и литературу, причём не целиком, а лишь те их разделы, которые вызовут хоть какой-нибудь интерес с её стороны. Де Жюсси усомнился в том, что математика может быть интересной, но Дорнье тут же продемонстрировал ему красивый математический фокус-задачу, и покорённый герцог сказал: ищи учителя.
