откровенно дурацким.
Сил убахали много, а вот толку пока было маловато. Поэтому голова гудела, желудок требовал ужин, а ноги откровенно подкашиваются.
Мы развешали более сотни следилок и установили скрытые магометры. Но вот будет ли нужным нам результат — пока не скажешь. Пан Аадель старательно готовил нужные жидкости, которые расставили во дворах под видом садовых удобрений. Их задача — впитать в себя ауру преступника. Новая разработка, пан Аадель ею занимался, ещё когда жил в Эсте. И только здесь сумел довести до ума.
Солнце клонилось к закату. Я плюхнулся на деревянную лавку, Кристап уселся рядом и протянул длинные ноги.
— Как тяжко жить, — пробормотал он. — Почему у меня нехорошее чувство, что все наши усилия ни к чему не приведут?
— Скажи своему предчувствию, что может катиться ко всем бялтам, — предложил я, прикрыл глаза и уперся затылком в стену.
Временами работа просто сжирала все время, ничего не оставляя другого. Наверное, когда я стану старше, нужно будет переходить на собственное дело, где, с одной стороны, конечно, муторнее, никто не поможет, а с другой… сам себе хозяин.
Вон как Ядвига Торба, например. Она же сама решает какое зелье варить, кого в своем котелке топить и кому по горбу метлой лупить. Шикарно же! А я… руки из того места, на голову не жалуюсь, общаться умею. А на бытовые артефакты всегда спрос. Вы хоть знаете, сколько панночек с удовольствием приобретает камешки для подогрева воды, чтобы не полоскаться в холодной? Или парящие щетки для мытья окон? Или… ой, да много чего!
Поэтому стоит разобраться с лавкой и…
Я замер от осенившей меня мысли. А, может быть, не стоит её продавать? Ведь Ядвига согласна за неё платить аренду. Придется, конечно, потесниться, я собираюсь там ночевать и проводить время. Но, в целом, думаю, договориться реально.
Пока что Ядвига показала себя очень толковой ведьмой, которая готова договариваться, а не истерить и пытаться отравить того, кто ей не нравится. Вон, даже Дудоля жив и здоров. Хотя… там проблемы и так на лицо, куда ещё травить.
— О чем думаешь? О прекрасной рыжекудрой ведьме? — невинно поинтересовался Кристап. — О том, что скрывает её просторная блузка и длинная юбка до щиколоток?
Я закатил глаза. Вот напарник отличный, а бабник — просто дикий. Ни одной не пропустит! И при этом же умудряется каждый раз уходить целым и невредимым.
— Ты бы лучше подумал, что будет, если однажды какая-то из обесчещенных тобой панночек сообразит сварить присуху. И тогда побежишь за ней в магистрат, умоляя никогда не снимать обручального кольца.
— Фу, как грубо, — поморщился Кристап. — Илмар, я никого не лишаю чести, я дарю удовольствие.
— Себе или им?
— И себе, и им, — не смутился он. — Никто ещё не жаловался, что я эгоистичная скотина.
— Возможно, жаловались, но просто не тебе.
Кристап сделал вид, что его это не касается. Иногда я ему даже немного завидовал. Потрясающая незамутненность в плане стремления заполучить панночку в свои кошачьи лапы. И только Рада Жойдь оказалась ему не по зубам.
— Так. — Я хлопнул ладонями по ногам. — Встаем. Нам сегодня ещё отчеты писать.
— Если в этом мире и могло быть что-то жутко противное, то вот оно, — пробормотал Кристап, поднимаясь следом за мной.
Пока мы добрались до управления, пока разобрались с бумажной волокитой, прошло прилично времени. К этому времени я уже не хотел ни спать, ни есть — просто убивать. При этом желательно с нанесением тяжких увечий.
В конце концов, когда я вышел из управления, на небе сияли яркие звезды. Да и прохладненько было, ничего не скажешь.
Ладно, не очень-то и хотелось возвращаться в лавку днем…
Я вздохнул. О Янтарноликая, как же я безынтересно вру самому себе. Уж чего-чего, а в моих мечтах не было ничего похожего на почти-ночевку-на-работе. Ну ладно, не первый раз.
Было как-то сложно объяснить то, что меня каким-то образом буквально тянуло в лавку. Что хотелось получше узнать Ядвигу. Чем она живет, как ведет себя во время варки зелий, чем кормит этот жуткий цветок. Кстати, о цветке. Что-то он мне не нравится. Вид, конечно, внушительный, — любого вора отпугнет. Но вот мне возле находится тоже как-то нервно.
С этими размышлениями я добрался до лавки.
Тишина, покой, умиротворение. Где-то слышно, как стрекочут сверчки. Вообще, лето в Латрии — это хорошо. Пусть оно не такое жаркое, как в странах южнее, но мне нравится.
Ядвига, наверное, уже отдыхает. Надо зайти потише, случайно не наступив на её бойкую метлу или кота. А то мало ли.
Я сделал глубокий вдох. Возможно, Кристап не зря меня временами подкалывает: старею, ох, старею. Надо приглядывать кресло-качалку и… и что там ещё за атрибуты старости?
Насвистывая под нос модную песенку, сочиненную королевским менестрелем, я подошел к двери. Толкнув её, вошел внутрь и понял… понял, что я тут один.
* * *
/Ядвига Торба/
— Ты зачем ему по морде дала?
— А мне надо было терпеливо ждать, когда он сделает что-то другое?
Муррис тяжко вздохнул и обошёл меня, стараясь не рухнуть в яму.
— Ядвига, он ничего не успел сделать. Я всё видел, он не пытался делать что-то неприличное, просто стоял близко.
— Неприлично близко, — заметила я, сдув со лба рыжий локон. Нет, определенно нормальные корешки живника надо ещё откопать!
Я махнула лопатой в сторону, Муррис мудро перебежал в другую сторону, не рискуя подставляться.
Смех смехом, а Линас тогда стоял так… что я словно со стороны видела, как он склоняется все ниже и ниже, а собственное сердце практически отказалось биться. А потом сама собой взлетела рука и впечатала звонкую пощечину.
И теперь… Что теперь? А вот копаю корни живника, потому что днем это делать нельзя — только ночью. Солнце выбивает все полезные свойства, так ещё и в светлое время живник подло закапывается в землю, прекрасно понимая, что там шныряют такие охотницы за добычей, как я.
Поэтому сейчас и размахиваю лопатой, прокручивая в голове произошедшее. Кстати, очень странно, но Линас… Кажется, он не нашелся, что мне ответить. Я ждала острых, как кинжалы слов, но вместо этого он коснулся щеки, не отводя от меня взгляда. Да такого, что едва не подкосились ноги. А потом развернулся и вышел. Спокойно, невозмутимо и с холодным молчанием, которым можно заморозить все эликсиры в лавке.
И почему-то в этот момент мне стало как-то не по себе. Правда, потом я тряхнула головой, пробормотала нечто неприличное, характеризующее всех мужчин, как отдельный вид,
