И в 1906–1908 гг. их связывают приятельские отношения[527]. Д. Мережковский в письме из Парижа уверяет В. Розанова в прежней любви к нему всех троих: «Как Вы могли подумать, что мы на Вас рассердились и разлюбили Вас. Иногда и хотелось бы на Вас рассердиться за то, что Вы уже очень не любите то или [вернее] Того, Кого мы любим, но все-таки не можем, не умеем. Нам кажется, что Вы в сущности не Его самого ненавидите, а лживый образ[528] Его»[529].
В. В. Розанов и Д. В. Философов
Когда Мережковские сблизились с Д. Философовым, он, в свою очередь, ближе познакомился с В. Розановым. Сохранилось письмо 1899 г. с приглашением В. Розанову примкнуть в качестве сотрудника к журналу «Мир искусства», «а также», – пишет Д. Философов, – «в новый задуманный мною совместно с Дм. Серг. Мережковским и П. П. Перцовым литературный журнал»[530]. И далее сообщает: «Вчера приобрели первую книжку Ваших статей. Давно не случалось читать что-либо с таким захватывающим интересом»[531]. Д. Философов признается ему: «Я настолько дорожу Вашим к нам расположением, что считаю нужным заблаговременно предупредить самую возможность каких-либо недоразумений»[532]. В. Розанов обещает в «Мир искусства» статью[533]. Но она, очевидно, не получила одобрения.
«27. 02. 1899. Литейная 45.
Многоуважаемый Василий Васильевич.
Вчера получил через Дмитрия Сергеевича Вашу «В мире неясного»…
Вы не могли не заметить, как все мы интересуемся теми вопросами, которые Вы затронули в Ваших последних статьях, в частности, в присланной нам рукописи. Но, несмотря на это, мы вынуждены, да прямо вынуждены отказаться даже от самой мысли напечатать Вашу статью… т. к. она не имеет даже внешней связи с искусством. <…>
Завтра вечером я с Дягилевым собираюсь к Вам…[534]»
С В. Розановым Д. Философов делится радостями журнала: 13. 04. 1900 г. Д. Философов сообщает, что император пожаловал из личных своих средств ежегодную субсидию в 15 тысяч рублей на издание «Мира искусства»[535]. Одно из писем 1902 г. свидетельствует об идейной и деловой близости в это время меж всеми тремя: «Дорогой Василий Васильевич, посылаю Вам доклад Филос[офова]. Он позволяет сделать извлечения или даже привести всю вторую часть. Мне кажется последнее и следовало сделать – она слишком любопытна – жаль, если ее не прочтут все попы!»[536].
24 июня 1900 г. он пишет, что прочитал фельетон В. Розанова о «консервативном] журнале» и считает, что его речь о ненужности консервативных журналов компрометирует В. Розанова, заставляет читателей причислить его к либеральному лагерю. Таким образом, публичный образ писателя им ненавязчиво корректируется. Д. Философов отговаривает его от черной поденной работы на издателя «Нового времени» А. С. Суворина[537]: «Я читаю все, что Вы пишете. Нахожу, что во всех Ваших писаниях всегда есть проблески таланта, всегда есть гениальные „наития“. Но к великому своему горю, за последнее время, я начинаю чувствовать, что Вы, как писатель, утомлены»[538]. Он высказывает мнение, что в газете А. Суворина В. Розанову приходится писать противоречащие его религиозным взглядам статьи: «Я твердо знаю, что все нововременцы Вам чужды, глубоко чужды… Посмотрите на Дм[итрия] Сергеевича]. Он целый год в одиночестве, и как это отразилось на его творчестве, на его статье, которую Вы сами признаете лучшим из всего им написанного. Я вовсе не говорю, что Вам нужно уходить из „Нов[ого] Вр[вмени]“… но Вам надо навсегда твердо прояснить, что Нов[ое] Вр[емя] для Вас абсолютно чуждо…»[539]. Д. Философов настаивает, что В. Розанов – одна из «крупнейших фигур всемирной культуры»[540].
В. Розанов, действительно, пришел на постоянную службу в «Новое время» не без колебаний, испытывая некоторую духовную истощенность во время личного кризиса, связанного с тяготами чиновничьей жизни и осознанием шаткости семейного положения. В этом смысле предложение А. Суворина стало для него спасительным: он постепенно обрел известность и то влияние на умы, о котором мечтал и в неизбежности которого был уверен[541].
1905 г. мало что меняет в отношениях Д. Философова к В. Розанову, разве что Мережковские узнают, что знаменитый писатель плохо знает Ф. Ницше, и Д. Философов советует ему прочесть всего Ницше, хотя бы и на чужом языке[542]. Но это и время подведения определенных итогов общественной деятельности мережковцев. В письме Д. Философова от 15 апреля 1905 г. читаем:
«Мы были ядро, были движение, или, как говорят – „современное течение “. Нам удалось предугадать ближайшее будущее, и увидеть то, чего еще не замечали. Но постепенно мы стали растворяться в массе, нас поняли, оценили, и в конце концов мы оказались кое-где ненужными.
Вы же фигура исключительная, как бы вне времени и пространства»[543].
Д. Мережковский в этот год расстроен и болен, боится преследований, «потому что время очень страшное» (Мережковский). У него, как он сообщает В. Розанову, «сильнейшее расстройство нервов с бессонницей», он советует «ввиду теперешних [стихийных] настроений» «чрезмерно острую критику христианства на время остановить» – «все равно никто слушать не будет» [544].
Сотрудничество продолжается, 12 декабря 1905 г. Д. Философов приглашает В. Розанова прийти в редакцию «Полярной звезды», где будут П. Струве, С. Франк, Н. Бердяев и Д. Мережковский, там Д. Философов будет читать свою статью. А через полгода Д. Философов предлагал В. Розанову от лица «триумвирата» из Парижа в письме от 11/ 24 августа 1906 г.:
«Вы знаете, конечно, что мы нынешней зимой намерены выпустить в Париже на французском] языке сборник статей наших, а также Н. Бердяева, Булгакова… Успенского, Карташева, Минского, Вяч. Иванова, Белого, Брюсова, может быть еще кого-нибудь. …Очень рассчитываем и на Вашу статью. …Чтобы тема была общая, без полемики, доступной лишь русским. Желательно тема „православие и самодержавие“ (вроде ослабевшего [фетиша]). <…> Мы надеемся, что Вы заинтересуетесь сборником, вспомните старину – эпоху религиозно-философских собраний и пришлете нам статью душевную… а не написанную по заказу)[545].
Одна из статей Дм[итрия] Серг[ееивча] будет посвящена новейшему религиозному движению в России. В ней он касается и Вас, таким образом, Вы предстаете перед „Европой“ с некоторыми дружескими комментариями»[546].
Из строк следующего письма складывается впечатление, что «триумвират» прибегает к религиозному мышлению и стилистической манере В. Розанова в тех случаях, когда необходимо получить скорое и действенное воздействие на умы. Пятого апреля 1907 г. Д. Философов сообщает об анкете, оговаривает возвращение ее и сообщает о той «рекламе», которую они создают В. Розанову за рубежом: «В одном здешнем журнале… печатается теперь интересная АНКЕТА, по вопросу о том, не переживаем ли мы исчезновение религии, или ее эволюцию. Ответы со всего мира. Между прочими ответили Горький, Плеханов, Минский, Д. Мережковский. Мы очень советовали редакции обратиться к Вам. Не знаю, получили ли Вы? …Что если бы Вы прислали на мое имя Ваше мнение?…
Прочтите в „Русской Мысли“ статью Дм[итрия] Серг[ееви]ча «Религия и Революция». Там есть несколько страниц, посвященных Вам, по-моему, очень интересных»[547].
В. Розанов уже знаменит, он проводит «политику независимости» (не принимает участия в сборнике), не занимая вполне ни сторону оскорбляемой, но всегда прощающей его церковной интеллигенции, ни сторону Мережковских с их проповедью новой Церкви. Иллюстрацией его позиции стало выступление 17 июля 1909 г. в «Новом времени» со статьей «Сентиментализм и притворство как двигатели революции», ее итогом – первый разрыв с Мережковскими и Д. Философовым. 25 июля 1909 г. в «Новом времени» было опубликовано продолжение «К психологии терроризма». Последовало резкое письмо Д. Философова от 28 декабря 1910 г. из Франции, которое подвело итог былому «ученичеству»: «Вы должны признаться, что в Ваших „успехах“ есть и капля моего меду. Я много из-за Вас вынес. Благодаря мне Вы стали доступны пониманию многих людей, которые опять-таки, благодаря мне, преодолели многое чуждое для них в Вас»[548].
Выросшие «под крылом» В. Розанова отныне стали относиться иначе к авторитету писателя: им не нравился образ «безнравственного» мыслителя, возникавший в розановских статьях, он уже «дискредитировал» движение. Д. Философов теперь не признает его более принадлежащим декадентству, а это значит – принадлежащим их лагерю. «Декадент» по определению должен быть свободен. А у В. Розанова, по мнению Д. Философова, декадентство «подавлено» пиететом к «нескверному ложу». И Философов пишет: «Ради своей декадентской свободы, ради „сверхчеловека“, которому все позволено, Вы не побоялись не только оскорбить великие страдания революционеров, но и наплевать в бороду мирным честным людям… нельзя подходить к мировой трагедии, совершающейся в России, с декадентской эстетикой»[549]. «Есть люди циники, и я первейший из них. Но свой цинизм я признаю как данное, как „первородный грех“, впадать под власть которого не хочу, потому что люблю… свое святое Я… Вы же … нанесли своему святому Я пощечину»[550].
