Слухи о подготовлявшемся чествовании Апраксина были первым побудительным поводом к тому, что революционно-демократическая часть казанского общества решила отслужить по убитым крестьянам панихиду.
Панихида была отслужена, демонстрация студентов получила широкую огласку и положила начало ряду других протестов и демонстраций. Пострадали священник и дьякон из студентов Духовной академии, служившие в церкви, и профессор А. П. Щапов, произнесший на этой панихиде знаменитую речь с революционным призывом к восстанию и к свободе.
Положение Бутлерова, как ректора, да еще назначенного, а не выбранного, оказалось очень трудным и неприятным, и он просил у Вяземского отставки. Вяземский уговорил его остаться до конца учебного года, но вместе с тем разрешил ему заграничную командировку на летние месяцы.
Бутлеров охотно воспользовался возможностью снова всецело отдаться научным изысканиям.
2. ИСТОРИЧЕСКОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ В ШПЕЙЕРЕ
Вопрос о второй командировке за границу Бутлеров поднял еще в 1859 году, одновременно с представлением отчета о первой командировке. В отчете он писал, что его убеждение в быстром развитии химии, высказанное в ходатайстве о первой командировке, вполне оправдалось. Вторую свою поездку он предполагал посвятить главным образом ознакомлению европейских химиков со своими собственными теоретическими представлениями.
Научный авторитет Бутлерова в совете университета был так бесспорен и вера в него была так велика, что против новой командировки не было возражений.
Бутлеров покинул Казань в июле. Проездом через Петербург он навестил Зинина и осмотрел только что отстроенную под руководством Л. Н. Шишкова лабораторию артиллерийского училища. С чувством глубочайшего удовлетворения писал он потом, что эта лаборатория, по его мнению, была и по устройству и по оборудованию лучшей из всех виденных им.
Заграничные лаборатории на этот раз не представляли для казанского профессора особого интереса. Интерес его теперь сосредоточивался на состоянии теоретических воззрений в Европе. Он ищет встреч с передовыми представителями науки, посещает главным образом ученые диспуты, заседания химических обществ.
В отчете Бутлерова о второй заграничной поездке общий итог впечатлений оценивается им таким образом:
«Естественность, необходимость теоретических выводов, вытекающих из фактического состояния науки, объясняют и то обстоятельство, что все воззрения, встреченные мною в Западной Европе, представляли для меня мало нового. Откинув неуместную здесь ложную скромность, я должен заметить, что эти воззрения и выводы в последние годы более или менее уже усвоились в казанской лаборатории, не рассчитывавшей на оригинальность; они сделались в ней общим ходячим достоянием и частью введены были в преподавание. Встретившись в них со старыми знакомыми, подчас облеченными несколько в новую форму и притом с притязанием на новость и самостоятельность, я счел не лишним изложить печатно то, что, мне кажется, представляет свод идей, лежащих в основании общераспространенных теоретических взглядов, и вместе выражение их, очищенное, насколько я сумел, от всего побочного. Изложение это составило статью о «химической структуре», читанную мною в одном из заседаний в Шпейере».
Останавливаясь на научных воззрениях западных ученых, Александр Михайлович писал: «Я сказал выше, что ознакомление с различными научными воззрениями особенно занимало меня, и, в самом деле, в высшей степени интересно взглянуть поближе на то, как в настоящее время различные химики относятся к своей науке. Многочисленность работающих, неусыпная деятельность в лабораториях дают беспрерывно массу новых наблюдений, так что теория не успевает перерабатывать их и остается позади фактического развития науки. Мало того, в рамку старых, привычных теорий эти факты не укладываются и ждут своих Лорана и Жерара, чтоб слиться в одно стройное целое; между тем каждый специалист, не чуждый теоретическим стремлениям, чувствует недостаточность старых взглядов — необходимость обобщений, а не находит довольно сил, чтоб совсем отрешиться от устаревшего, на место которого еще ничего вполне развившегося не выработалось. Это переходное положение науки нашей рождает массу частных теоретических воззрений и различных способов означать их, оправдывающих выражение одного из химиков, сказавшего, что ныне почти каждый пишет рациональные формулы по-своему. Между тем, мне кажется, все эти воззрения, часто даже и те, которые с первого взгляда кажутся совсем расходящимися, заключают много сходного, и если отделить от них ту особую окраску, которую придает им личность их автора, да откинуть упорство, вызываемое авторским самолюбием, то сходство это всплывает наружу; объясняется же оно легко и просто, тем, что существует толпа фактов, необходимо влекущих каждого к одним и тем же выводам. Этим условливается то обстоятельство, что нередко трудно бывает добраться, где лежит начало определенного воззрения: обыкновенно оно выражалось с разных сторон, являлось отрывками, мало-помалу, по мере накопления фактов, и долго созревало до получения окончательной определенной формы».
В отчете Бутлерова раскрыты и теоретические взгляды на строение органических соединений, излагавшиеся Кекуле.
Не признававший ранее бутлеровской теории строения вещества, Кекуле впоследствии пытался выдавать некоторые его идеи за свои. Однако в основном он еще твердо стоял на позиции теории Жерара.
«В настоящее время, — писал по этому поводу Бутлеров, — мы беспрестанно встречаемся с фактами, доказывающими возможность судить о химическом отношении элементарных паев внутри сложных тел, и нередко последователи «унитарной» теории сами говорят о нем, но еще как-то не решаются приложить воззрение это всюду, где оно может иметь место. В то же время, а иногда и у тех же авторов, почти рядом с намеками на такое воззрение, попадаются оговорки относительно значения рациональных формул; «эти формулы, — пишут они вслед за Жераром, — выражают лишь реакции».
Строгая беспристрастность, пожалуй даже излишняя мя> кость в оценке теоретических взглядов европейских химиков, сделанная Бутлеровым в его отчете о второй поездке за границу, подтверждается и его учениками.
«Первые неопределенные попытки высвободиться из оков схематической теории типов, — писал Марковников в 1887 году, — не привели ни к каким результатам. Купер замолчал после направленных против него нападений. Кекуле в изданной им в 1861-м году «Органической химии» остается строгим последователем учения Жерара, прибавив, впрочем, еще сложные и смешанные типы, что только затемнило первоначальную идею, но рациональные формулы для него попрежнему не служат для выражения конституции, а лишь указывают двойные разложения. В это время молодой казанский химик, только что произведенный в ординарные профессора, продолжает все глубже и глубже вдумываться в догматы своей химической веры, сравнивает их с прежними учениями и их видоизмененными современными остатками, осматривается в массе ежедневно появляющихся новых открытий и все более и более убеждается, что пророки, которых он слушал, смотрят на сущность химических явлений односторонне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
