Вадим сбросил вызов и сунул телефон в карман.
— Вот тебе, бабушка, и попили чайку.
Капитан Багулин приводил в чувство мать Семибратовой. Бедная женщина сидела в его машине, на заднем сиденье, а он стоял перед ней с пузырьком нашатырного спирта в руке.
— Ну что? — кивком здороваясь с женщиной, спросил у него Глотов.
Багулин повернулся к нему.
— Справка не соврала. И материнское сердце не обманешь.
Сидевшая в машине женщина опустила голову и закрыла лицо руками.
— Обидно. Убийцу настоящего нашли, приговор отменили, и что?…
— Не думаю, что смена обстановки так повлияла на психику Семибратовой, — тихо сказал Капитонов.
— Ну да, на радостях под поезд не бросаются. А Мария Родионовна сказала, что дочь ее радовалась, — кивнул на сидящую в машине женщину Багулин. — Жизнь, сказала, новую начну… Не думаю, что это самоубийство.
— Режущие, колотые раны на теле есть? — деловито спросил Глотов.
— Тело сплошная рана… Но пулевых или ножевых ранений вроде нет. И странгуляционной борозды вроде нет.
— Уровень алкоголя в крови?
— Да хватает…
— Я поговорю? — Макар уныло посмотрел на женщину, сидевшую в машине.
Нет ничего тяжелей, чем лезть в душу горем убитого человека, но делать нечего.
Мама Семибратовой тихонько плакала, опустив руки. Седые волосы, стянутые на затылке деревянной брошкой с царапинами, под ухом большая родинка, переродившаяся в безобразную бородавку.
— Мария Родионовна, ваша дочь не могла покончить жизнь самоубийством?
— Нет, конечно! — женщина вздрогнула и резко посмотрела на Капитонова.
— Я слышал о ней как о человеке с активной жизненной позицией.
— Да, Танюша любила жизнь!.. Жизнь ее, правда, не очень любила, — сникла Семибратова.
— Вчера вечером Татьяна собиралась в приют.
— И собиралась, и пошла. Не успела приехать, и сразу в приют…
— Ее ничто не тревожило? Может, она чего-то боялась? Чего-то опасалась?
— Ну, как опасалась, — пожала плечами женщина. — Ее место заняла Рита Котлярова, но Танюша сказала, что ей все равно, начальницей быть или подчиненной… Да и Рита сказала, что все на работе будет как раньше.
— То есть Котлярова в конфликт с вашей дочерью не вступала?
— Нет.
— Может, ей угрожали расправой?
— За что?
— Может быть, из-за приюта? — пожал плечами Макар.
На ум приходило охранное предприятие «Каскад» с его крутым начальником. Также вспомнились и посланники Палого. Диденков и Куницын давно уже на свободе, Бабурова отпустили чуть позже. Но зачем им убивать Семибратову? Они-то и раньше ее не трогали. Морально давили, действовали на нервы, выживали с территории, но подставили Татьяну Викторовну совсем другие люди, не имевшие никакого отношения ни к «Высоте», ни к «Каскаду».
— Я не знаю, она ничего не говорила.
— Татьяна провела под следствием четыре месяца, может, у нее в изоляторе с кем-то был конфликт? Вы не знаете?
— С кем у Танюши мог быть конфликт? — удивилась Мария Родионовна. — Танюша совершенно бесконфликтный человек.
Макар кивнул, давая понять, что очень хочет согласиться с ее словами. Но Семибратову он знал как женщину, которая может постоять и за себя, и за своих подшефных собак. Она действительно боролась за землю, которую занимал приют для животных, люди из той же «Высоты» не хотели с ней связываться. Но теперь Татьяны Викторовны нет, по судам бегать будет некому. Если только Котлярова не подхватит упавшее знамя. Но, судя по всему, Рита не из тех, кто может взламывать лед, продвигаясь вверх по течению реки. В принципе, девушка она ответственная, и вся ее работа — против течения. Но взламывать лед… А Семибратова могла. Может, потому ее и убрали.
— Выходит, не знаете ничего? — задумчиво спросил Капитонов.
— Я знаю, что Татьяну невинно осудили! — глядя на Макара, начала заводиться Мария Родионовна.
— Когда Татьяна звонила вам в последний раз? — не обращая внимания на слова пожилой женщины, спросил он.
— В последний раз… В последний раз?!. — Мария Родионовна всхлипнула, лицо ее сморщилось, из глаз хлынули слезы.
Макар сдал назад, повернулся, но увидел только Багулина. Глотов и Ворошилов куда-то ушли.
— Смертельный номер! — тихо, с добродушной насмешкой сказал тот, кивком показав на здание морга. — Ворошилов твой сам напросился.
— Нервы проверить? — мрачно усмехнулся Макар.
Он-то за свою жизнь много чего повидал, но желания смотреть на изуродованный труп женщины вовсе не испытывал. И готов был довериться коллегам и экспертам.
— Я же говорю, зрелище не для слабонервных.
— На месте преступления был? — спросил Капитонов.
— Насчет преступления говорить рано, дело пока не возбуждают.
— Что говорит машинист?
— Машинист… Это уже третий труп у него. И все три — на этом участке.
— Мичуринский переезд?
— В районе Мичуринского переезда.
— Что-то знакомое, — задумался Капитонов.
— Поворот. Не самый крутой, но тем и опасный. Состав идет на разгоне, остановиться практически невозможно… В общем, излюбленное место для суицидников.
— Говорю же, слышал об этом участке.
— Ты слышал, а Семибратова знала. Жила потому что неподалеку. Знала, а когда тоска накатила, вспомнила. И приняла страшное решение.
— Тоска по местам не столь отдаленным?
— По двум промилле в крови.
— Два промилле? — цокнул языком Капитонов.
Полтора — два с половиной промилле — серьезная степень опьянения. Речь тормозится, человек становится агрессивным, резкая смена настроения создает конфликтные ситуации, как с окружающими, так и с самим собой. Плохая координация, шаткая походка, спутанность сознания, провалы в памяти. В таком состоянии человек запросто может броситься под поезд. Так что вряд ли следователь примет решение о возбуждении уголовного дела. Если, конечно, не выяснится, что на теле Семибратовой нет физической травмы, которая появилась до того момента, как женщина оказалась под поездом.
— Серьезное дело.
— И поворот серьезный, — кивнул Макар. — Если там постоянно что-то происходит, камеры должны быть.
— Есть камера, — усмехнулся Багулин. — На повороте. Но смотрит она на дорогу ровно до того момента, как рельсы входят в поворот. И еще на переезде камера есть, даже две, а там перекресток с дорогой, идущей вдоль полотна. Улица Железнодорожная. Семибратова на этом перекрестке могла засветиться.
— Каким образом?
— Ну, если пешком шла.
— Откуда?
— С автобусной остановки, — пожал плечами Багулин. — Остановка там автобусная. Один автобус дальше, через переезд идет, а другой сворачивает, но влево, а Семибратовой вправо.
— Семибратова могла выйти на остановке.
— Могла. И могла попасть в объектив видеокамеры.
— А когда она под поезд попала?
— В три часа сорок минут.
— Какие автобусы в три часа ночи?
— А такси?
— Если на такси приехала, узнаем. Номер ее телефона у тебя есть.
— Ну да… Ух ты!
Из морга быстрым нервным шагом выходил Глотов. Придерживая рот рукой, он свернул вправо, подскочил к клумбе, согнулся и сбросил на нее жидкие удобрения из своего желудка. Зато Вадим выходил из морга как
